Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Верховный жрец не позволил вывести себя из состояния спокойствия. Когда фараон пожаловал ему эту должность, инсценировав выражение воли Амона, он чувствовал себя обязанным царю, но годы служения могущественному богу медленно, но верно меняли его. Конечно же, он все еще был верен фараону, однако прежде всего он был слугой Амона. Поэтому говорил уверенно и без смущения:

— Эта небрежность имеет объяснение. В других храмах ты увидишь, что имя Амона восстановлено. Здесь же, как решили еще мои предшественники, богохульственное деяние исчезнувшего из истории еретика Эхнатона оставлено в качестве примера, который служит предупреждением. Ты — ученый человек, принц Хамвезе, и хорошо знаешь историю нашей страны, и ты согласишься со мной, если я скажу: сегодня вряд ли возможно, чтобы фараон осмелился уничтожить имя своего божественного отца Амона-Ра, и никто не будет отрицать существование наших местных богов. То, что напоминало о злосчастном культе Атона, давно уничтожено, и город Ахетатон сровняли с землей. В будущем никто и не вспомнил бы мятежного, но это отняло бы победу у Амона-Ра, и его триумфальное возвращение потеряло бы смысл. Здесь же еще видны следы совершенного богохульства, и, если Благой Бог, да будет он жив, здрав и могуч, не прикажет по-другому, они останутся в назидание потомкам.

— Ты привел веские аргументы, — против воли признал Хамвезе. — Я не могу умолчать о них перед фараоном.

На следующее утро Хамвезе пересек Нил и нашел храм Мертвых своего отца. Когда жрецы и храмовые чиновники приветствовали его, он сказал:

— Я не хочу, чтобы меня сопровождали. Я хотел бы сам все осмотреть и спокойно составить представление обо всем. После этого я расскажу вам о своих впечатлениях.

Перед входом в гробницу он застыл с удивлением перед монументальной сидящей фигурой своего отца — великим произведением скульптора Пиайя, которого Хамвезе ценил и уважал. Он медленно обошел колосса и осторожно провел ладонью по гладкому, как зеркало, безупречно обработанному граниту.

Здесь же он с усмешкой обнаружил свое имя среди приведенных там имен одиннадцати сыновей Благого Бога. Ну, хоть здесь все казалось оконченным, хотя на колоннах в Большом зале между рисунками и надписями еще бросались в глаза большие пробелы. Хамвезе прошел дальше, к библиотеке, которую поддерживали восемь колонн. Она была так богато обставлена, что ученый принц, копаясь в свитках, забыл о своем окружении, и только заход солнца напомнил ему, что нужно возвращаться. При этом он забыл посетить мастерские, и жрецы облегченно вздохнули. Там, конечно, работали несколько художников, скульпторов и литейщиков, и они обучали учеников, но их было слишком мало, потому что грандиозное строительство срочно нужно было завершать.

Хамвезе вышел на воздух и еще раз посмотрел на колосс из розового гранита в мягких лучах вечернего солнца, который светился, и снова увидел Нефертари, стоявшую у ног Благого Бога. Верховный жрец Пта тихо улыбнулся.

Когда царь Рамзес встал из-за свадебного стола и вывел свою третью супругу за руку из зала, у него появилось внезапное ощущение, что не он ее ведет, а она его.

Главный советник Парахотеп и первый посланник царя Хаттусили согласно церемониалу проводили их вплоть до дверей спальни. Посланник хотел было войти туда, но Парахотеп удержал его:

— Нет, мой друг, здесь это не принято. На ложе любви царю мешать нельзя.

Посланник едва владел египетским, и главный советник понял лишь следующие слова:

— Я ждать! До завтра. Взойдет солнце, и Гутана, — он поправился, — и Мерит-Анта… Я имею в виду…

Он не нашел нужного слова.

— Я понял, — сказал Парахотеп и послал телохранителя за удобным стулом для высокоуважаемого посланника.

Рамзес провел новую супругу к брачному ложу, покрытому мехом леопарда, и начал ее раздевать. В мерцающем свете масляных ламп в ее бирюзовых глазах появилось нечто, напоминавшее взгляд змеи — медянки в затуманившемся медном зеркале. Мерит-Анта выказывала робость и стыдливость, потому что ее девственность была восстановлена, и было бы неумным разыгрывать опытную женщину.

Она настояла, чтобы под их телами был расстелен церемониальный белый льняной платок и боязливо протянула руки к своему супругу.

Рамзес, убежденный в том, что девушка была нетронутой, не хотел напугать ее и вел себя с особой осторожностью. Он только гладил ее тело, немного пососал ее полные тяжелые груди, долго ласкал внутреннюю сторону ее бедер и был удивлен, как быстро девушка стала реагировать на его ласки.

Есть люди, которые рано выказывают свои особые способности. Про таких говорят, что это прирожденный художник, скульптор, музыкант или певец. Гутана, которую теперь звали Мерит-Анта, была прирожденной проституткой. Уже в восемь лет она предпринимала игривые попытки заманить к себе в постель своих братьев, а начиная с двенадцати без помех предавалась своей врожденной склонности, которая часто имела трагические последствия для ее любовников.

— Тебя положила ко мне в постель приносящая радость Баст, — заметил он восторженно, но не мог при этом удержаться, чтобы не спросить, откуда у нетронутой девушки такой громадный любовный опыт.

— Нас заботливо подготавливают к свадебной ночи. Ты знаешь, что культ нашей богини Иштар тесно связан с любовным служением девушек при храмах. Они передают свое искусство девушкам при дворе, и мы, оставаясь девственными, вступаем в брак с очень богатыми знаниями.

Рамзес поверил ее объяснениям и воспринял как недостаток то, что в Кеми не существует ничего подобного.

Знания Гутаны распространялись так далеко, что она могла пробуждать новые силы в измотавшемся любовнике и была в этом так искусна, что Рамзес заснул только за час до восхода солнца и был бы разбужен в третий час дня озабоченным Парахотепом. Однако Мерит-Анта приложила палец к губам и указала на царя, спавшего рядом с ней глубоким сном. Кончиками пальцев она протянула Парахотепу покрытый пятнами крови льняной платок и высокомерным кивком головы указала ему, что он должен быстро удалиться.

Ждавший снаружи посланник вырвал платок из рук визиря и издал радостный крик. Он, конечно, знал, что за бестия принцесса Гутана и до последнего очень беспокоился. Теперь его миссия была выполнена, и он со спокойной совестью мог отправляться домой. Его голова снова крепко сидела на его плечах, потому что он выполнил все приказы своего повелителя.

С этой ночи Рамзес не мог ни дня обойтись без любовного искусства своей новой супруги. Никогда ранее он не чувствовал себя столь Могучим Быком, как в объятиях Мерит-Анта — хеттиянки с бирюзовыми глазами. Ее манящий взор заставил его забыть даже о государственных делах.