Реверс - Михаил Юрьевич Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Испепеляя доставленного взглядом, майор с ледяной интонацией сообщил об аннулировании всех прежних договорённостей. Этого хватило, чтобы Темляк признался. Но лишь в том, что Левандовский предупреждал его насчёт пневматической почты, однако никакого конверта в тот день, двадцать первого мая, он не получил.
Темляк клялся самым дорогим — здоровьем престарелой матери, детей и размашисто перекрестился на портрет Президента. Он не пытался спрятаться за адвоката, даже слова такого не произнёс. Каялся, что после задержания главного архитектора, он, естественно, догадался, какого рода послание должен был принять по пневматике.
— Раньше не говорил вам, виноват! Из трусости не говорил, боялся в соучастники попасть!
Монолог выглядел очень убедительно.
Самандаров хотел незамедлительно провести очную ставку, но Кораблёв заметил:
— А какие, собственно, противоречия вы собираетесь устранять? Один говорит: «я ему отправил», второй: «а я не получал». Вот если бы Левандовский показывал, что Темляк каким-то образом подтвердил получение… Нет, следователь — фигура процессуально самостоятельная… Запретить вам проводить очную ставку, Рафаил Ильич, я не могу, но смысла в ней не вижу…
Испытавший очередную глубокую фрустрацию Яковлев утром помчался к генералу. Чёртовы баксы снова ускользнули от него! Из управления он привёз полиграфолога с техникой. Специалист, крайне недовольный тем, что начальство с подачи шебутного майора отдало приказ на выполнение несвойственных функций, поочерёдно протестировал Левандовского и Темляка. Умная машина выдала обескураживающий результат. Оба фигуранта говорили правду.
6
12–15 июня 2004 Суббота — вторник
За неполный месяц Маштаков справлял третье новоселье. Баба Шура выставила его с квартиры досрочно. С пьяницами разговор у неё был короток. Правда, триста рублей из предоплаты хозяйка честно вернула.
Артачиться Миха не стал, ему было куда податься. Вадик предоставил другу детства для проживания свою фазенду. Громадьё Соколовских прожектов не ограничивалось ремонтом квартиры. Попутно он затеял строительство двухэтажной дачи в коллективном саду. Старую домуш-ку он снёс по осени.
Для проживания имелся дощатый сарай, который Вадик называл вигвамом. Там стояли солдатская кровать, кухонный стол-тумба и табурет. На участке дважды в день функционировал водопровод. Запас топлива к чугунной печке, эксплуатировавшейся как летняя кухня, был внушителен. То есть, наличествовали все удобства для проживания. Плюс в неограниченном количестве — кислород.
— Живи на здоровье, пока погода позволит, — басил гостеприимный хозяин.
— Давай я тебе нулевой цикл выведу, — Миха не привык существовать на халяву.
— За харч?! — Вадик плутовато мигнул, подвинчивая ус.
— И уважительное отношение! — Маштаков спародировал приятеля.
На выезде из города остановились у «Прощального» магазина, затарились. Взяли тушёнки, сайры, колбасы, «знакома», хлеба, чая, сахару-рафинаду и соли. Картошка у Соколова оставалась в погребе с прошлого урожая свойская, он набрал ведро получше, мимоходом оборвав белёсые ростки.
Ещё Вадик хотел купить набор одноразовой посуды.
— А вигвам твой, что, не оборудован? — негромко, чтобы не услышала кассирша, поинтересовался Миха.
— Чайник, котелок, ковшик, пара глубоких мисок, кружки, вилки-ложки, — прозвучало в ответ.
— То есть, в ассортименте? Зачем же пластмасса? Мне не в лом за собой вымыть. Деньги некуда девать, воротила бизнеса?
Новая соколовская «ВАЗ-2106» была куда резвее прежней и почти не дребезжала, набрав сотню.
— Привык к «шахе», — сообщил Вадик после десяти минут молчания. — Обзор хороший, подвеска крепкая. Ну, и цена божеская! Хочу вот передние сидушки выкинуть и поставить от «Волги». А то сидишь, как на корточках, и спина затекает, ёхарный бабай!
Маштаков в очередной раз позавидовал приятелю. Хорошо, когда в жизни имеется вектор.
Четыре сотки в коллективном саду перешли к Соколову от родителей. Возраст и здоровье больше не позволяли им копаться в земле.
С последнего Михиного посещения ландшафт участка сильно изменился. Исчез голубенький щитовой домик под двускатной крышей. Место плантации клубники занял склад стройматериалов. Рыжая гряда песка стремя разновеликими вершинами напоминала Эльбрус в миниатюре. Груда щебня была приземиста, недавние дожди старательно промыли её, выявив у каждого камушка бесчисленные углы и шероховатости. Клетку красного кирпича маскировали обломки старого шифера и куски рубероида.
— Сразу видно старого разведчика, — польстил Маштаков.
— А то, — довольно хмыкая, Вадик показал неровные жёлтые зубы.
— Не спрячешь, растащат, суки, за одну ночь!
Он припарковал машину и провёл ознакомительную экскурсию.
— Я в этом году только картофан посадил. Ленка — грядку лука, да редиски гряду. Укропа ещё. Рви, кстати, витамины, не жалей… Без пестицидов! Клубника, которая перед домом росла, под застройку угодила. С огурцами и помидорами возни много. Вот уж отстроюсь, займусь садом-огородом по науке, как академик Мичурин…
Миха отнёс свои пожитки в вигвам, переоделся в рабочее. За полчаса приятели разметили контур будущего жилища. По углам вбили колышки, на них туго натянули капроновую «шнурку», обозначив периметр.
— Полдела сделано, — сказал Маштаков, закуривая.
Соколов взял у него спички, разжёг печь, поставил на конфорку закопчённый чайник.
Вечерело в безмятежно-сиреневых тонах, жизнь в садоводческом товариществе укладывалась на боковую. Ласточки нарезали виражи высоко, хорошую погоду обещали.
Мужики хлебнули крепкого чаю с сахарком вприкуску. Заодно умяли батон и по толстому шмату варёной колбасы.
— Хорошо в отпуске. Торопиться никуда не надо, — выдал глубокую сентенцию Вадик.
Прежде чем попрощаться, ещё по сигарете оприходовали. Соколов уехал, а Миха продолжил наслаждаться благодатью. Воздух был остро приправлен специями деревни. Дымок, витиевато изрыгаемой трубой буржуйки, мешался с ядрёным запахом свежего навоза, куча которого темнела на соседнем участке.
Общение с природой способствовало процессу реабилитации. На пятый день трезвости Маштаков воспрянул физически, а вот нервишки шалили. Не восстановился сон, мучила тревога. Хотя умом Миха понимал — положение его лучше губернаторского.
Тем паче, что накануне он получил поддержку, откуда не ждал. В адрес на Циолковского наведался Александр Николаевич Веткин.
— Привет, дядь Миш. Угадай с трёх раз, как я вычислил твою явку?
Маштаков не стал гадать. Пригласил в квартиру, протянул руку. Гость, несмотря на возражения принимающей стороны, разулся.
— Так-так, — сказал он, проходя в комнату. — Угловая у вас, значит.
Деликатность остановила Веткина от расспросов насчёт ссадин на лице хозяина. Повреждения были под тёмной корочкой, свидетельствовавшей, что причинены они от одного до пяти дней назад.
Относительно бытовых условий Александр Николаевич также многозначительно промолчал.
— Ты бы видел, что тут вчера творилось! — криво усмехнулся Миха.
Приходя в себя после срыва, он учинил в апартаментах генеральную уборку. Выбросил мусор до последнего фантика, сутки проветривал помещение, с щёткой и мылом надраил полы. Усердствовал, несмотря на полученное указание съехать не позже воскресенья.
— Я на десять минут, — предупредил Веткин. — Глянул на досуге приговорчик твой, с нашей сотрудницей
