Эдгар По. Сумрачный гений - Андрей Танасейчук

Интересно, что она имела в виду? «Руку, трепеща, обвивающую ее стан»? Или что-то другое? Тем не менее: «…мое преклонение перед вашим интеллектом и мой восторг вашей гениальностью заставляют меня чувствовать себя совершенным ребенком в вашем присутствии…» Но: «Вы, быть может, не знаете, что я на много лет вас старше…»

Она действительно была старше на шесть лет. Человека нашей эпохи такие мелочи, конечно, не смущают. Но тогда — тем более для женщины — то была целая пропасть. К тому же: «Здоровье миссис Уитмен (тут она переходит на речь от третьего лица. — А. Т.) мешает ей выйти [за вас] замуж. У нее слабое сердце и расстроены нервы».

Все-таки, видимо, тогда, на кладбище, она наговорила (и, возможно, позволила) поэту лишнего: «Думаю, что теперь я уже не смогу повторить все то, что обещала». Но прекращать игру явно не хотела: «Могу только сказать вам, что, если бы у меня были молодость, здоровье и красота, я бы смогла жить для вас и умереть с вами…»

Э. По ответил 1 октября многостраничным страстным письмом, в котором уверял в искренности своих чувств и безграничной любви. Миссис Уитмен отвечает тотчас по получении письма из Фордхэма, но чувствуется, что она колеблется. Напоминает, что на ней «лежит бремя ответственности за мать и незамужнюю сестру», что лишена финансовой самостоятельности. К тому же — это ясно из послания — до нее доходят разные неприятные слухи о поэте: «Как часто слышала я от мужчин и даже от женщин, что они говорили о вас: „Он обладает большой интеллектуальной силой, но у него нет принципов — нет морального чувства“».

Эти слова, конечно, были знакомы — По, безусловно, расслышал в них «змеиное шипение» нью-йоркских «синих чулок». И 18 октября разразился новым посланием, в котором клялся в любви, оправдывался и призывал любимую вознестись над мирской суетой слухов и сплетен.

Казалось бы, теперь — после столь интенсивной переписки — поэт должен немедленно отправиться в Провиденс (и он собирался это сделать), но… очутился в Лоуэлле. Здесь По планировал повторить свою лекцию «О поэтах и поэзии Америки». С дороги он послал записку миссис Уитмен, умоляя «пересмотреть свое решение» (не выходить замуж), и сообщил, что надеется получить ответ еще в Лоуэлле.

Существовала предварительная договоренность, что — как и в прошлый раз — поэт поселится в коттедже у Локков. Но вместо этого По остановился в доме четы Ричмонд. Позднее в письме Анни Ричмонд (от 18 февраля 1849 года) он вспоминал, что даже поссорился из-за этого с Локками.

Лекция, однако, не состоялась: подходящего помещения подыскать не удалось, так как шла очередная президентская предвыборная кампания. Эдгар По, связанный ожиданием ответа из Провиденса, жил в доме Ричмондов. Что там происходило, как общались, о чем говорили — неизвестно, но результат тех нескольких прожитых в Лоуэлле дней очевиден: поэт, который — мы помним — с самой первой встречи испытывал глубокую симпатию к Анни Ричмонд, теперь, судя по всему, в нее влюбился.

Для человека обычного это может показаться весьма странным — любить одновременно двух женщин. А. X. Квин попытался объяснить этот феномен тем обстоятельством, что По «любил Анни как мужчина любит женщину, в то время как Хелен Уитмен он любил» по-другому — «как поэт любит поэтессу». Впрочем, это не помешало биографу заметить почти тут же: «Множество нормальных мужчин, сватаясь или назначая помолвку с одной женщиной, — которую любят достаточно, чтобы жениться на ней, омрачены пониманием того, что женились бы на другой, будь она свободна»[404]. Вторая часть суждения явно противоречит первой, но, судя по всему, находится гораздо ближе к истине.

Таким образом, По очутился в крайне затруднительной ситуации. «Дело» можно было поправить, если бы он немедленно уехал. Но поэт никуда не уехал, а больше двух недель провел рядом с Анни.

Сестра последней, тогда еще девочка школьного возраста, вспоминала:

«В течение дня он [По] был предоставлен себе и, как говорил сам, „слонялся по холмам“. Я помню, как мы сестрой [Анни] стоим на крыльце и смотрим, как он возвращается, как сходит с пыльной дороги и ступает на газон, что ведет к нашей двери; вот снимает шляпу и идет к нам с непокрытой головой, и глаза его словно становятся больше; он возбужден прогулкой… А потом моя память фиксирует его снова: он сидит у зажженного камина ранним осенним вечером, пристально вглядываясь в тлеющие угли; он держит в своих руках руку дорогого друга — Анни, оба долго молчат, и только тиканье старых часов в углу комнаты нарушает тишину…»[405]

Трагическая ситуация. Особенно для человека с обнаженными нервами, как у Эдгара По. Он обо всем рассказывает: о Хелен Уитмен, о том, что собирался жениться на ней, но теперь любит ее, Анни. А она советует жениться, «рана затянется», они «останутся друзьями». Понятно, что начинается депрессия и день ото дня становится глубже. Напиться, как он обычно поступал, было бы наиболее верным средством. Но в доме Анни Э. По, разумеется, не пил.

Наконец 2 ноября приходит письмо из Провиденса: нерешительное, непонятное, смятенное. Хелен Уитмен много лет спустя вспоминала:

«Изо дня в день я все откладывала и откладывала написать ему, не желая вымолвить то, что сможет разделить нас раз и навсегда, но и не могла дать ему тот ответ, которого он страстно желал. Наконец я написала короткую записку, которая, как я поняла затем, должно быть, озадачила и возбудила его. Обратной почтой он сообщил мне, что будет в Провиденсе на следующий вечер»[406].

Очевидно, что По обо всем рассказал миссис Ричмонд. И она посоветовала ему ехать в Провиденс. Он подчинился, но взял слово, что «она придет к нему на могилу».

А дальше ситуация развивалась следующим образом. Вечером 4 ноября Эдгар По приехал в Провиденс. Но вместо того чтобы отправиться к Хелен, остался в отеле, где, как он сообщал в письме Анни от 16 ноября, провел «ужасную длинную, длинную ночь отчаяния». Едва рассвело, вышел на улицу, надеясь, что холодный морской воздух приведет его в чувство. Но тщетно. Тогда, как он сообщал в упомянутом письме, зашел в аптеку и, чтобы успокоиться, принял «две унции лауданума» (двойную дозу). Затем… сел в поезд и уехал в Бостон.

Теперь предоставим слово поэту:

«Когда я приехал, сразу написал вам письмо, в котором открыл все свое сердце — тебе — моя Анни, которую я так безумно, так восторженно люблю, — я рассказал, что страдания мои больше тех, что способен выдержать — как душа моя протестует против слов, что должны быть произнесены [для миссис Уитмен] — настолько, что даже во имя возлюбленной я не смогу вымолвить их. Затем я напомнил вам о клятве, что вы мне дали… — священное обещание, что при любых обстоятельствах — вы будете у моего смертного одра. Я умолял вас прибыть сразу — упомянув место, где собирался остановиться в Бостоне. Написав письмо, я принял еще примерно полдозы лауданума и поспешил на почту — намереваясь не принимать остального, пока не увижу вас — потому что ни минуты не сомневался, что Анни исполнит свое священное обещание. Но я не рассчитал силы опиума, ибо… рассудок мой совершенно исчез…»