Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик

Едва он успел оглядеться, припоминая путь к железнодорожной станции, как к тротуару подкатила знакомая голубая машина. За рулем «форда» сидела Силки.

Джек беззвучно чертыхнулся.

– Ты что здесь делаешь? Я как раз собирался начать охоту за своей тачкой.

Силки, улыбаясь, распахнула дверцу:

– Я нашла твое имя и адрес по регистрационной карточке.

Она показала белую полоску на рулевой колонке:

– Выходит, ты мне правду говорил. А что значит «У» перед фамилией?

– Уиллибальд.

– Кошмарики!

Усевшись рядом с девушкой, Джек осторожно заметил:

– По одной только карточке трудно узнать, где я работаю.

– Конечно. Я просто позвонила твоей жене, и она объяснила, где тебя найти.

Пока Гамильтон тупо взирал на нее, пытаясь переварить это заявление, Силки включила передачу и, сильно газанув, рванула с места.

– Ничего, что я села за руль? – спросила она. – Мне так понравилась твоя машина! Красивенькая, послушненькая!

– Валяй, – махнул рукой Джек, все еще пребывая в трансе. – Так, значит, ты звонила Марше?

– Да, мы долго говорили по душам, – не моргнув глазом, сообщила Силки.

– О чем?

– О тебе.

– Обо мне?

– О том, что тебе больше всего нравится, о твоей работе. Обо всем! Ты же знаешь, женщины любят посплетничать.

В бессильной ярости Джек молча уставился невидящим взором на шоссе Эль–Камино, на бесконечный поток машин, несущихся вдоль полуострова к пригородам. Силки в упоении вела машину, мордашка ее так и сияла. В этом безупречно стерильном мире Силки претерпела радикальные изменения. Белокурые волосы спускались на спину двумя туго заплетенными косичками. Белая блузка полувоенного покроя и длинная темно–синяя юбка прямо–таки испускали ауру чистоты с отутюженных стрелок и складочек. На ногах простые, без украшений туфли на низком каблуке. Бывшая потаскушка теперь выглядела гимназисткой. Никакой косметики. Плутовато–хищное, столь притягательное для мужиков выражение личика исчезло. И фигура, совсем как у нынешней Марши, совершенно неразвита.

– Как ты провела это время? – сухо спросил Гамильтон.

– Прекрасно!

– Ты не помнишь, – решил прощупать почву Джек, – когда мы виделись в последний раз? Что тогда произошло?

– Помню, конечно, – уверенно ответила Силки. – Ты, я и Чарли Макфиф поехали в Сан–Франциско.

– Зачем?

– Макфиф захотел, чтоб ты побывал в церкви.

– Ну и… я побывал?

– Наверно. Вы оба вошли туда.

– И что потом?

– Понятия не имею. Я уснула в машине.

– Ты ничего не видела?

– Например?

Наверное, дико прозвучало бы, если б Джек изрек: «Например, как двое взрослых мужчин поднялись в Небо на зонтике?» И он счел за благо сменить тему:

– Куда мы едем? В Белмонт?

– Конечно. Куда же еще?

– Ко мне? – Что–то уж больно медленно проходило привыкание к этому миру. – Ты, я и Марша…

– Обед готов, – спокойно сообщила девушка. – Или будет готов к нашему приезду. Марша позвонила мне на работу, объяснила, что надо найти в магазине, и я все купила.

– К тебе на работу? – Лоб Джека аж покрылся испариной. – Э… что ж у тебя за работа?

Силки посмотрела озадаченно:

– Джек, ну и странный же ты!

– О!

Силки продолжала обеспокоенно глазеть на него, пока скрежет чьих–то тормозов не заставил ее сосредоточиться на трассе.

– Сигналь! – крикнул Гамильтон.

Гигантский тягач–нефтевоз выруливал справа на их полосу.

– Чего? – не поняла Силки.

Гамильтон сердито вытянул руку и постучал по кнопке клаксона. Тщетно! Звуковой сигнал бездействовал.

– Зачем ты так делаешь? – с любопытством спросила Силки, сбавляя скорость, чтобы пропустить вперед тягач с цистерной.

Снова впадая в медитацию, Джек занес новую информацию в свой банк данных. В этом мире понятие автомобильного клаксона упразднено. До него вдруг дошло, что над плотным потоком машин, торопившихся по домам, должна висеть отчаянная какофония. Но ее не было.

Очищая мир от недостатков, Эдит Притчет вырвала с корнем не просто предметы и явления, но даже целые их категории. Наверное, когда–то в прошлом ее привела в раздражение автомобильная сирена. Зато теперь, в приторно–розовой версии мира, таких вещей не стало вообще. Их не было.

Список недовольств и жалоб старой дуры, несомненно, значителен. И трудно даже с большими допусками угадать, что именно угодило в этот список. Подобная перспективка явно не способствовала приливу жизненных сил и праздничного оптимизма.

Если хоть какая–то малость омрачила убогое благополучие дамочки за все ее пятьдесят лет, то теперь эта вещь тихо придушена в зародыше. Джек боялся дать волю фантазии. Многого, ох, многого можно теперь недосчитаться! Мусорщики, гремящие контейнерами. Рассыльные, звонящие рано утром в дверь. Налоговые счета и прочие платежные бумажки. Плачущие младенцы (если только не все младенцы). Пьяницы. Грязь. Нищета. Вообще страдание.

Удивительно, как смогло уцелеть то, что Джек еще видит за окном машины.

– В чем дело? – сочувственно спросила Силки. – Плохо себя чувствуешь?

– Это смог виноват, – пробормотал Джек. – Мне всегда от него плохо.

– Что такое смог? Какое смешное слово…

Разговор надолго утих. Гамильтон просто сидел и тщетно пытался заставить свои мысли прекратить бешеную прискочку. Сейчас надлежало быть крайне осторожным и рассудительным.

– Хочешь, остановимся где–нибудь? – предложила Силки. – Может, выпьешь лимонаду?

– Ты заткнешься или нет?! – взорвался Гамильтон.

Силки послала ему полный отчаяния взгляд и в испуге уставилась на дорогу.

– Извини. – Нахохлившись, Джек подыскивал себе оправдание. – Новая работа, неприятности всякие…

– Могу представить!

– Ты – можешь? – Он не смог подавить циничных ноток в голосе. – Кстати, ты собиралась рассказать… Твоя работа. В чем она состоит?..

– Все то же самое.

– Черт побери, что же это?

– Я по–прежнему работаю в «Тихой гавани».

Малая толика веры в разумность окружающего мира вернулась к Гамильтону. По крайней мере, кое–что осталось. По–прежнему существовала «Тихая гавань». Небольшой осколок прошлой реальности, за него можно ухватиться в трудную минуту.

– Заедем туда! – выпалил Джек с жадностью. – По паре пива, а потом – домой!

***

Когда они добрались до Белмонта, Силки поставила машину на противоположной от бара стороне улицы. Джек критически оглядел фасад кабака. Особых изменений пока не наблюдалось. Разве что малость почище. В оформлении четко присутствует морской элемент, алкогольные аллюзии как будто стали менее явными. По правде говоря, Джеку стоило труда прочесть отсюда рекламу «Золотистой пены». Горящие красные буквы сливались в плотное пятно. Если не знать, что они означают…

– Джек, – встревожилась Силки, – ты не объяснишь мне, что происходит?

– А именно?

– Сама не знаю. – Девушка растерянно улыбнулась. – У меня такие странные ощущения. Будто в голове крутятся беспорядочные воспоминания… Только какие–то бессвязные… Знаешь, как разорванные бусы.

– О чем они?

– О нас с тобой.

– А–а… – Джек покачал головой. – Может, там еще и Макфиф?

– Чарли тоже. И Билли Лоуз. Словно все случилось очень–очень давно. Но ведь этого не может быть. Мы же только–только познакомились.

Она сжала виски кончиками пальцев. Джек мимоходом отметил, что лак на ногтях отсутствует.

– Каша какая–то получается, честное слово!

– Хотелось бы тебе помочь, – искренне признался Джек. – Но я сам здорово запутался в последние дни.

– И что ты об этом думаешь? У меня такое чувство, будто я вот–вот должна ступить и провалиться сквозь мостовую!.. – Девушка нервно засмеялась. – Наверно, пора подыскать себе другого психоаналитика.

– Другого? Ты хочешь сказать, у тебя один уже есть?..

– Конечно! – Силки взволнованно обернулась. – В этом все и дело. Ты задаешь такие странные вопросы! Ты не должен спрашивать о таких вещах, Джек. Это неприлично. Ты мне причиняешь боль, Джек.

– Извини. – Гамильтон смущенно заерзал. – Не надо было подкалывать тебя.

– О чем ты?

– Оставим это!

Распахнув дверцу, Джек вылез на тротуар.

– Давай пройдем в бар и закажем пивка.

«Тихая гавань» претерпела внутреннюю метаморфозу. Квадратные столики, накрытые белыми крахмальными скатертями, расставлены аккуратно и с умом. На каждом зажжена свеча. Стены украшены гравюрами Ива и Кюрье. Несколько пожилых пар чинно ели зеленый салат.

– В глубине приятнее! – заметила Силки, ведя Джека между столиков. Вскоре они сидели в уютном затененном уголке, изучая меню.

Отведав поданное пиво, Джек решил, что это лучшее пивко за всю его жизнь. В меню значился «Маккой» – настоящее немецкое бочковое пиво, тот самый сорт, который всегда крайне редко удавалось найти. Впервые за все время, проведенное в мире Эдит Притчет, Джек испытал что–то вроде оптимизма.