Наваждение - Екатерина Мурашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей отчего-то казалось, что все произойдет прямо здесь, возможно, даже на коврике (Туманов за прошедшие годы стал еще огромнее, и теперь ей думалось, что на кровати он может просто не поместиться).
– Ко мне. Тут Вера, Илья, Аглая, Матвей…
– Но там – твои англичане!
– Они – высший класс. В крайнем случае просто закроют глаза и заткнут уши.
Когда они вошли в его комнату, он первым делом подошел к стене, открыл крышку и остановил часы.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она.
– Арабский обычай, – объяснил он. – Когда в дом приходит гость, останавливают часы. Время так быстротечно, пусть оно стоит, когда ты почтил нас своим присутствием. Понимаешь?
– Да, понимаю, – согласилась Софи. – Это правильно и красиво, если гость действительно желанный.
– Ты – самый желанный гость в моей жизни, – серьезно сказал Туманов.
После Софи кричала в голос, нимало не заботясь о том, кто услышит и как истолкует ее крик. Все эти годы ей думалось, что она помнит, но оказалось на деле, совершенно позабыла, что это такое – быть с Тумановым.
– Я позабыла, Мишка, – задыхаясь, сказала она, когда все кончилось. – Я позабыла, как это может быть.
– Да, – Туманов кивнул. – Ты позабыла. Но я – помнил. Всегда.
Потом он лежал с закрытыми глазами, а она, приподнявшись на локте, разглядывала его лицо. Он постарел. И раньше не был красавцем, но нынче и само время произвело на его физиономии свои опустошительные маневры. Волосы поредели, сквозь них просвечивала серая кожа. Ресницы вытерлись и торчали короткой щеточкой, отчего покрасневшие и опухшие глаза казались какими-то голыми.
– Михаил, но что же мы теперь будем делать? – она шлепнула его по груди, села на кровати и до боли знакомым жестом подтянула колени к подбородку. Выражение ее лица тоже было знакомым Туманову – серьезным и сосредоточенным. Как делал когда-то, он протянул руку между ее лодыжек и приласкал. Софи возмущенно подпрыгнула.
– Ты!..
– Я, – улыбнулся Туманов. – И ты. Что мы можем в этом изменить? Ни время, ни расстояние не сумели. Что ж – мы?… Тысяча чертей! Как же я по тебе соскучился за все эти годы! Иди ко мне.
– Софья Павловна, я расскажу тебе смешную историю, – заявила Вера, садясь на стул напротив Софи. – У нас есть время? Кажется, есть, потому что у тебя пустое лицо. Сазонофф сегодня не явится?
– А что, так заметно? – встревожилась Софи.
– Не смешите меня, и не заставляйте думать, что вы поглупели, как прочие в подобных случаях… Любому было бы достаточно увидеть, как вы валитесь снопом в этой музыкальной шкатулке…
– Вера, скажи… Может быть, это просто влечение тел? Так сказать, зов плоти? Так, как и у животных бывает? Удовольствие, сугубо эгоистическое чувство… Ведь Михаил, конечно, по сравнению с Петей…
– Я же сказала: не смешите меня! – повторила Вера. – Одно от другого проще некуда отличить. Вот я вам сейчас два кузовка дам: один с радостью, другой – с болью. Себе или ему. Только по-честному. Первый – куда денете?
– Ему, – тут же ответила Софи.
– А второй?
– Себе… – прошептала женщина.
– Ну вот, Софья Павловна, а ерунду говорите! – укоризненно промолвила Вера. – Послушайте лучше меня. «Алкагест» помните?
– Смутно, – призналась Софи. – А что с ним такое?
Вера рассказала. Веселые калеки Ерема и Типан, не теряя времени даром, изготовили этикетки с названием и разъяснением, как и велела им Софи, и запустили новый продукт на егорьевский, мариинский и степной рынки. Успех превзошел все ожидания. Приисковые ломились за «возвращением к первоначальной сущности» едва ли не с самого утра. С Выселок приезжали на подводах и увозили продукт оптом. Самоеды по какой-то неведомой ассоциации узрели в «Алкагесте» некий давно предсказанный древними шаманами сакральный дух и, как индейцы перед испанцами, упали ниц перед новоявленным зеленым змием, отдавая за вожделенные штофы любую цену. На тракте «Алкагестом» торговали с колес. В штофных лавках его попросту не было. Ерема и Типан бросили на производство нового продукта все резервы, но честная технология требовала довольно длительной выдержки.
– Еще немного и на приисках начнутся «алкагестные» бунты! – усмехаясь, рассказывала Вера.
Притом, слухи о «явлении нового духа» передавались по таежному телеграфу, и недавно, в одно прекрасное утро жители Мариинского поселка узрели нечто доселе невиданное: запряженная в оленью упряжку нарта стояла на деревянных колесах! Низкорослые, облезлые олени тяжело поводили боками и жадно щипали свежую зелень. Изможденный чукча со впалыми от усталости щеками пыхтел трубкой и невозмутимо доставал из длинного, сшитого из целой тюленьей шкуры мешка связки голубого меха полярных лис и красивые поделки из моржовой и мамонтовой кости.
– Господи! Откуда ты взялся?! – вытаращились на него мариинцы.
– Приехал, однако, – сообщил чукча. – Денег у чукчи нет, товары алкагест мало-мало менять. Давайте, однако, скорее, очень ждут меня.
Для доставки желаемого продукта у гонца в нартах имелись сплетенные из прутьев корзины, выложенные оленьими шкурами. Когда ему сказали, что адекватного привезенному на обмен количества алкагеста придется ждать не менее двух недель, чукча тоскливо, как волк зимой в тундре, завыл. Догадливый Ерема тут же поднес несчастному охотнику стопочку. После второй гость ощутимо повеселел…
Теперь мариинские ребятишки катаются на оленях и пасут их вместе с коровами, а Татьяна Потапова по Вериной просьбе пытается хоть приблизительно перевести шкурки и костяные поделки в «алкагестовый» эквивалент… Чукча же тихо лежит у Типана на сеновале, и только иногда просит еще «пообщаться с духом»…
– Что мы по-вашему здесь делаем, Александер? – спросил Барнеби, вытягивая ноги и закуривая. – И что вообще происходит? Разъясните мне ситуацию, если вас не затруднит. Я, конечно, уже почти привык ко всему, кроме тухлой капусты и пудингов с рыбьими головами, но все-таки чертовски интересно знать… Ваш Сазонофф попросту самоустранился от всего…
– Вы помните, что говорил барон о несчастном детстве и несчастной любви, как основных составляющих формирования русского характера? Вот это мы с вами сейчас и наблюдаем…
– Но, получается, у Майкла Сазонофф очень давно несчастная любовь с этой петербургской леди Софией с ее двумя непроизносимыми фамилиями… Как это может быть? Когда это было? В его несчастном детстве?
– Скорее уж, в ее… К сожалению, подробностей я не знаю, поскольку не отношусь к числу конфидентов мистера Сазонофф…