Том 9. Преображение России - Сергей Сергеев-Ценский

Не пришлось все же победителю на правом фланге 1-й русской армии возобновлять боя, так как и в центре и на левом фланге все усилия Макензена и Бюллова разбились о стойкость русских войск.

Оба эти генерала, получившие большую известность впоследствии, именно здесь, в Гумбинненском сражении, начинали свою боевую карьеру.

Макензен, прозванный своими солдатами «стальною крысой», бывший кавалерист, поставленный во главе 17-го пехотного корпуса, начал в 4 часа атаку с не меньшей энергией, чем Франсуа. Аванпостные русские части, расположенные вдоль реки Роминте, были сняты и далеко отброшены к главным силам натиском полков двух дивизий Макензена — 35-й и 36-й.

К тому времени, когда Розеншильд-Паулин обращался за помощью к генералу Булгакову, то есть к 9 часам утра, дела самого Булгакова были весьма неважны: немцы овладели несколькими деревнями впереди 25-й дивизии, которые Булгаков должен был занять к 5 часам утра по диспозиции, полученной накануне от командира своего 3-го корпуса, генерала Епанчина.

В корпус Епанчина входило не две, а три дивизии: 25-я, 27-я и 40-я, так что у Макензена не было превосходства в силах, и первоначальный успех его зависел только от того, что атаки немцев не ожидали ни в одной из трех русских дивизий.

Епанчин, получив накануне телеграмму Ренненкампфа о дневке для всей армии, приказал своему корпусу: «Ввиду утомления войск и необходимости подтянуть тыловые учреждения и пополнить запасы, продвинуться вперед лишь настолько, насколько это возможно, при условии не вступать в упорный бой с неприятелем…» В упорный бой вступать и не собирались.

Однако упорный бой был навязан немцами, и он разгорелся по всему фронту корпуса Епанчина часам к 10 утра.

Генерал Булгаков, находясь довольно далеко в тылу своей дивизии, не представлял ясно, в каком положении она находилась, иначе он с легким сердцем не отправил бы один из своих полков в помощь Розеншильду.

Он двинул в сторону 29-й дивизии первый свой полк — 97-й Лифляндский, стоявший в резерве, а три остальных его полка: 98-й, 99-й и 100-й — поспешно отступали под напором 35-й дивизии Макензена, причем последний полк понес очень большие потери.

Только узнав об этом, Булгаков покинул свою штаб-квартиру, появился сам на линии огня и личным вмешательством остановил отходившие полки, указав одному из дивизионов своей артиллерии позицию, занять которую было необходимо, чтобы укротить наступательный порыв немцев.

Дивизии Макензена были образцовые, укомплектованные исключительно только пруссаками. Эти рослые, здоровенные солдаты и офицеры были от темени до подошв проникнуты сознанием, что они должны показать и кайзеру Вильгельму, и всей Германии, и всему миру, как надо защищать родную землю, поэтому они шли в атаку плотным строем, считая постыдным строй рассыпной, а тем более приспособление к местности.

Они попали под прямоприцельный огонь легкой артиллерии 25-й дивизии, но шли, поминутно смыкая ряды над убитыми; они попали под густой пулеметный обстрел, но шли… пока не выдохся, наконец, их боевой азарт, и они залегли и стали окапываться.

Это было уже после полудня. Часа два выдерживали они в своих мелких окопах убийственный огонь русских пушек, но часам к четырем дня остатки их в полной панике, во всю силу длинных ног, бежали назад, к реке Роминте…

Так было на фронте Булгакова.

Вторая же дивизия Макензена — 36-я — направлена была против 27-й и 40-й дивизий Епанчина побригадно, что явилось уж следствием чересчур большой самоуверенности Макензена. Но силы уравновешивались тем, что 27-я дивизия, потерявшая целый полк (Оренбургский) в бою под Шталлупёненом и, кроме того, понесшая там большие потери, численно не превосходила бригады немцев, а начальник 40-й дивизии генерал Короткевич руководил своей дивизией так, как может это делать человек, просидевший за время своей службы не один десяток штабных кресел, но ни разу не выполнявший ни одной ответственной задачи на поле сражений.

У него, впрочем, было только три полка: четвертый полк — 160-й Абхазский — был передан в 4-й корпус.

Точно так же, как и 35-я дивизия, картинно, в рост, в сомкнутом строю, шли в атаку обе бригады 36-й дивизии немцев и сначала имели успех, но потом наткнулись на такое сопротивление, что откатились к той же Роминте, потеряв к вечеру чуть не половину своего состава.

Если бы Короткевич, Адариди — начальник 27-й дивизии и Булгаков отважились преследовать своими объединенными силами корпус Макензена, от него мало бы что осталось. Но Епанчин такого приказа им не дал, а командарм Ренненкампф не снизошел к тому, чтобы почтить этот весьма серьезный бой своим личным присутствием.

1-й резервный корпус фон Бюлова должен был, выполняя приказ Притвица, опрокинуть южную группу русских войск, сосредоточенную около Гольдапа. Это был 4-й корпус, которым командовал генерал Алиев. В него входили две пехотные дивизии, 30-я и 5-я стрелковая; одна кавалерийская дивизия придана была ему для защиты его левого фланга.

Если фронт дивизии Розеншильда занимал не более трех километров и таков же примерно был фронт смежной дивизии Булгакова, то корпус Алиева растянулся, огибая Гольдап, где была его штаб-квартира, километров на сорок. Собрать свои силы в кулак являлось для Алиева делом трудным. С другой стороны, и фон Бюлов не в состоянии был точно выполнить приказ Притвица — начать атаку ровно в 4 утра.

Когда в Гольдапе услышали канонаду справа по фронту, то пришли к единственной догадке: Ренненкампф отменил дневку и предписал наступление. Темпераментный Алиев, ни минуты не медля, послал свою 30-ю дивизию в наступление на Даркемен, а чужой 160-й Абхазский полк — на Вальтеркемен, чтобы ему не болтаться без дела. И вышло так, что одновременно обе стороны начали наступать и разразился встречный бой, чуть только две колонны 30-й дивизии, по бригаде в каждой, вышли из Гольдапа, взяв направление на Даркемен, связанный с Гольдапом отличным шоссе.

Встречные бои всегда бывают жестоки и кровопролитны, так как укрепленных позиций ни та, ни другая сторона не имеют: сходятся врукопашную, в штыки.

Для 5-й стрелковой дивизии Алиев не нашел работы, точно так же как и для кавалерийской, так что встречный бой вела всего только одна дивизия, со своим начальником генералом Коленковским во главе, против двух дивизий фон Бюлова, который к тому же опирался на гарнизон крепости Летцен, в районе Мазурских озер.

Одна бригада шла на Даркемен, другая на деревню Говайтен, но и та и другая попали под ураганный огонь немцев. Дивизия Коленковского имела всего 48 легких орудий и 6 гаубиц; артиллерия корпуса фон Бюлова была более чем вдвое сильнее.

Можно было заранее сказать, что встречный бой не мог окончиться победой слабой стороны над сильной; но никто бы не мог предсказать того, что целый день боя при таком явном неравенстве сил окончится вничью.

Тесной связи с противником корпус Алиева ни 5, ни 6 августа не имел; разведка действовала слабо; сведения о силах фон Бюлова, об их расположении были весьма туманны; встреча, оказанная наступающим бригадам со стороны немцев, была совершенно непредвиденной — и все-таки пять полков (считая с Абхазским) не только устояли в целодневном бою с двойными силами немцев, но и сумели нанести им огромные потери.

Бой закончился только с наступлением темноты: корпус фон Бюлова, получив приказ отступать, очистил занимаемые им позиции под покровом ночи.

Коленковский же, донося Алиеву о подробностях боя, назвал его «страшно кровопролитным». Действительно, потери в одной только бригаде, которой командовал полковник Новицкий, были около трех тысяч солдат и офицеров.

У Притвица был еще корпус пехоты — 20-й, но он действовал на путях продвижения армии Самсонова, и случилось так, что в один и тот же день 7 августа два корпуса 8-й германской армии не добились успеха в бою под Гумбинненом и Гольдапом, а третий вынужден был отступить на фронте южнее Мазурских озер. Успеха 1-го корпуса генерала Франсуа оказалось совершенно недостаточно для того, чтобы считать положение всей 8-й армии прочным, и Притвиц уже в 5 часов вечера категорически приказал всем своим трем корпусам на фронте Гумбиннен — Гольдап отступить. В этом приказе его была фраза, очень больно оцарапавшая сотни немецких сердец из высшего офицерского состава всех трех корпусов:

«Я вынужден буду отойти за Вислу».

Что эта фраза была продиктована не минутным отчаянием, Притвиц доказал тем, что в 22 часа прислал новый приказ начать отход за Вислу немедленно. В этом приказе каждому корпусу был указан точный маршрут отхода.

Начальник 30-й дивизии Коленковский был инженер-генерал-лейтенант и потому, должно быть, очень ценил содействие сапер в своих боевых действиях: в каждой из двух его бригад, начавших утром 7 августа наступление на немцев, по взводу сапер было направлено впереди авангардных отрядов.