Светорада Медовая - Симона Вилар

Но степь по-прежнему была безлюдной. Только один раз они встретили какой-то кочующий печенежский род, и Таштимер неожиданно обменял почти всех пленных на лошадей и возы. Липня заметила Светораде, что подобная расточительность выглядит странно для расчетливого в торгах хана, а тут он отдавал по пять невольников за любую паршивую лошадь. Коней тут же впрягли в кибитки, стали погонять, и кочевье двинулось вперед с удвоенной скоростью, не отягощенное медленной поступью пленных.

Степь опять выровнялась; плоская и однообразная, она уходила до самого горизонта – взгляду не за что зацепиться. Было душно от горького запаха трав, от полынной пыли, желтоватым облаком поднимавшейся из-под копыт лошадей. Поэтому Светорада не поверила своим глазам, когда неожиданно впереди ясной серо-голубой гладью вдруг раскрылось море.

– Сурожское море, – пояснила Светораде Ырас. – Таштимер хочет перебраться в Таврику[156] надеясь, что там наше кочевье будет недосягаемо для Яукилде. Ведь ранее наш муж говорил, что поедет в Саркел, к хазарам. Так что, может, мы и обманем Яукилде, он не разыщет тебя.

Но пока положение Светорады в кочевье было двояким. Она чувствовала перешептывание за спиной, но и отметила, что с момента разговора с сыном Таштимер ни разу не звал ее на ночь. Держит слово перед Яукилде или зол на молодую жену, что та осмелилась дать его сыну надежду на взаимность? Во всяком случае, возможность не выполнять супружеские обязанности приносила Светораде только облегчение.

Кочевье двигалось вдоль шумевшего рядом моря. Светорада слышала этот шум, видела набегавшую на песчаный берег волну. Так хотелось искупаться! Попросить она не осмеливалась, чувствуя почти враждебное отношение к себе. Даже когда Таштимер брал ее Глеба и вез его перед собой в седле, отчего малыш приходил в неописуемый восторг, Светорада все равно испытывала волнение. Таштимер словно хотел показать, что у него имеется цепь, которая прочно удерживает подле него Светораду.

Когда стало вечереть, они подъехали к широкому перешейку, за которым тоже синело море.

– Это Понт,[157] – коротко сказала Ырас.

Старая ханша подремывала, прислонившись к боку кибитки, даже вид нового моря не трогал ее.

Но тут в конце обоза раздались крики, обе женщины выглянули из кибитки и увидели двух догонявших их всадников. Один из них был Сагай. Он подскакал к кибитке, на которой ехала Светорада, смотрел на нее, часто дыша. Его саврасая была в мыле, сам обожжен солнцем до черноты, халат на груди распахнут, глаза злые. Он взял протянутую ему Ырас чашку с кумысом и, запрокинув голову, выпил ее одним глотком.

Грузно подпрыгивая на коне, к новоприбывшим подъехал Таштимер.

– Как вы нас нашли?

Сагай вытер запястьем белую полоску кумыса на усах.

– Удивляешь меня, хан. Разве я не лучший следопыт в твоем кочевье? И я уже второй день иду по вашему следу.

– А-аа… – протянул Таштимер, словно не решаясь спрашивать дальше.

Зато Ырас затараторила, вопросы так и сыпались из нее: как там ее сыночек Яукилде, успешен ли был его набег, как справились?

Когда Сагай рассказал, что печенеги разгромили на реке караван из трех судов, взяли хорошую добычу и теперь ищут их, Ырас просто расцвела. Зато Таштимер пришел в ярость. Даже замахнулся на Сагая плеткой.

– И ты, навоз козлиный, взялся выследить нас для Яукилде!

– Да, – спокойно отозвался Сагай. – Ведь у него моя часть добычи, как я мог не послушать твоего сына, хан?

Толстые щеки Таштимера подрагивали. Он вперил тяжелый взгляд в Светораду, потом вдруг вскинул голову и завыл по-волчьи. И столько тоски было в этом вое!

– Сегодня стоянки не будет! – крикнул он своим возничим. – Уходим в Таврику!

Усталые волы надсадно ревели под ударами кнутов, овцы испуганно блеяли, когда пастухи гнали их на перешеек. Ехали всю ночь.

Светорада, поборов усталость, села на свою белоногую кобылу и подъехала к Сагаю. Он заговорил с ней первым:

– Зря Таштимер надеется уехать от Яукилде. Молодой хан идет по нашим следам. Рано или поздно он нагонит кочевье. – И вдруг склонился, сильно сжал руку княжны. – Умоли Таштимера изменить свое решение! Пусть попытается отказать Яукилде.

Светорада стала вырывать руку из его цепких пальцев.

– Если ты не желаешь, чтобы я досталась Яукилде, зачем помог нас найти?

Где-то во тьме, совсем рядом, шумело море. В слабом сиянии молодого месяца были видны белые наплывы соли на побережье, пенилась волна, ветер нес свежую прохладу.

Сагай несказанно изумился:

– Как я мог отказать Яукилде, если он велел мне? Я ведь тогда служил ему.

– Ну и дурак. Однако скажи, Сагай, отчего все так страшатся Яукилде?

В темноте жалобно блеяли подгоняемые бичами овцы, где-то заржала лошадь, от усталости споткнувшаяся на ровном месте. Шумело море, вернее, два моря – Сурожское и Понт.

Сагай ответил не сразу.

– Мне тут уже сказали, что Таштимер пропил тебя, уступив Яукилде. Но на деле он попросту испугался сына. Молодой хан пригрозил, что зарежет его, если тот и дальше будет упрямиться и не отдаст ему тебя.

– Я не верю!

– О-о-о! Плохо же ты знаешь Яукилде. Это настоящий волк. И он готов одержать верх над старым вожаком. Но разве тебе не рассказали о его женах? Яукилде даже своих жен-волчиц не жалел… И когда он в ярости… Видела бы ты его в набеге! Когда волк овладевает его душой, он кого хочешь загрызет. Я видел, как он опускал свой тесак на головы русов, ладьи которых мы брали. Он смеялся и ликовал… А вожака русов он повелел…

– Подожди! – прервала его Светорада. Проглотив ком в горле, почти невозмутимо спросила: – Что же все-таки случилось с его женами?

– Первую он велел разорвать, привязав к хвостам диких лошадей, – спокойно стал рассказывать Сагай. – Она родила ему дочку, причем оказалось, что у девочки темные с рыжинкой волосы, и поэтому Яукилде решил, что это не его дитя. Вот и казнил жену. Он тогда был очень юн, но принял решение с твердостью заправского вожака. Он и дитя бы велел разорвать, если бы это не повредило его чести. У нас ведь нельзя убивать ребенка, если он ростом не выше колеса повозки. Правда, потом девочка подросла и, несмотря на некоторую рыжину в волосах, стала очень похожей на Яукилде. Но тогда у него уже была другая жена, которая не рожала от хана. Вообще не рожала, плохая женщина, негодная. Но очень важная и вздорная. Они с Яукилде часто ссорились. Но она была дочерью хана из великой ветви рода Чопон и знала, что этот брак с Яукилде сближает его с ее родом. Однако он решил, что бесплодная жена ему не нужна. Вот и удушил ее. Отвел в степь подальше и, как полагается хану казнить жену, накинул ей на горло шелковый шнурок. А ее родне сказали, что женщину загрызли волки. Ведь Яукилде бросил ее в степи, вот волки и погрызли ее останки.