Есть что скрывать - Элизабет Джордж

у нас есть, – это всего лишь слово Монифы Банколе против ее слова. Мы можем изучить записи камер видеонаблюдения и найти кадры, как Монифа Банколе входит в клинику вместе с дочерью, что укрепит нашу позицию, но в отношении того, что происходило внутри, все будет зависеть от того, кому поверят присяжные. И нельзя забывать, что Монифа Банколе может решить, что в ее интересах отказаться от всего, что она написала, и заявить, что ее признание сделано под давлением. Ее дети пропали; она считала, что мы знаем, где они, и скрываем от нее эту информацию.

– Тогда забудем о женском обрезании. Как насчет Тео, которая закрыла клинику? У нее есть серьезный мотив, у этой Мёрси Харт.

– Согласен. Но это единственное, что у нас на нее есть, Барбара. Если она ничего не скажет, то у нас есть лишь запись с камеры видеонаблюдения, где она разговаривает с Адаку. Мы с тобой прекрасно знаем, что это почти ничего не значит, если мы не свяжем ее с местом преступления или не найдем орудие убийства, на котором есть ее ДНК.

Дверь в комнату для допросов открылась, и в коридор вышла Астолат Эббот. «Мёрси Харт, – вежливо сообщила им адвокат, – приняла решение, и в данное время в дальнейших разговорах нет нужды. Она готова к переводу в тюрьму Бронзфилд».

Челси Центр Лондона

Они направлялись в район, который казался зеленым каньоном; его западную часть занимали высокие кирпичные дома, стоящие вплотную друг к другу и огражденные блестящим барьером, чтобы прохожие не проходили перед самыми окнами подвала. Юго-восточная сторона выглядела иначе – здесь были самые разные дома, построенные из разных материалов и в разном стиле. По обе стороны улицы росли густые деревья с покрытыми пылью листьями. На всех окнах стояли ящики для цветов, причем почти везде росли цветы, по большей части поникшие от жары.

Монифа не могла представить себя в таком месте, не говоря уже о детях. Когда она вышла из машины, то была поражена тишиной, которую нарушало только чириканье птиц и чей-то кашель, доносившийся из окна дома, перед которым остановился Нката. На ее вопрос, куда они приехали, сержант ответил, что это Челси. Монифа знала, что так называется футбольный клуб, и то лишь потому, что Тани был преданным фанатом «Тоттенхэма».

Сержант повел ее к одному из высоких кирпичных домов на углу улицы. Со всех трех сторон эркера первого этажа в оконных ящиках для цветов росла красная герань, а к крытому крыльцу вели четыре ступеньки. С одной стороны двери виднелась подставка под зонтики, круглые ручки которых свидетельствовали, что жильцы дома не опасаются, что зонтики стащит идущий по тротуару вор.

Сержант постучал в дверь латунным молоточком, но никто не отозвался на стук. Он нахмурился, и Монифа почувствовала, как удары сердца отдаются у нее в висках. Ей в голову не приходила мысль, что Абео найдет детей здесь – с таким же успехом их можно искать на Луне, – но тот факт, что они могут оказаться в другом месте, испугал ее. Ладони сразу стали влажными, на верхней губе выступили капельки пота.

Ни повторный стук, ни звонок в дверь не вызвали никакого отклика, и тогда сержант сказал Монифе следовать за ним. За углом, на перпендикулярной к фасаду дома улице они нашли калитку. Из-за нее доносились лай собаки и радостный детский голос.

– Ты должна дать ей угощение, Софи, а то она не принесет его назад.

Симисола. Монифа схватилась за ручку калитки и толкнула ее. Калитка открылась. Они были там: Симисола, Тани и фигуристая черная девушка в нескромной одежде: синие джинсы, обрезанные у верхней части бедер, хлопковая блузка без рукавов и с вырезом, демонстрирующим пышную грудь.

Маленькая длинношерстная собака, похожая на сосиску, бегала между этой девушкой, Софи, и Симисолой. За ними наблюдали, развалившись в шезлонгах, Тани и белая леди с шапкой огненно-рыжих волос.

Именно она заметила Монифу и сержанта, причем сразу стало понятно, что они с Нкатой знакомы.

– Уинстон! Привет, – сказала она, вставая.

– Вот, привел гостя, – ответил тот.

Девочки оглянулись. Симисола выронила мяч и бросилась к Монифе.

– Мамочка! Мамочка!

Монифа раскрыла объятия и почувствовала, как прижимается к ней тело дочери. Потом протянула руку Тани, и он подошел к ней. Синяки на его лице, оставленные отцом, еще не сошли. Монифа погладила его по щеке, чувствуя, как все вокруг расплывается от слез.

– Я Дебора Сент-Джеймс, – сказала белая леди и с улыбкой прибавила: – Что-то подсказывает мне, что вы миссис Банколе.

Монифа смогла лишь кивнуть в ответ, не в силах оторваться от своих детей.

Молчала только нескромная девушка. И она – девушка – смотрела на Тани, как будто чего-то ждала от него, и тот с готовностью выполнил его просьбу, сказав Монифе:

– Мама, это Софи, моя подруга. Она нам помогала. Мне и Сими.

Монифе не составило труда понять, какого рода помощь девушка оказывала Тани. Она посмотрела на сына, но не стала говорить, что, судя по одежде Софи, у нее с Тани не может быть ничего общего. Впрочем, об этом потом.

Софи подошла к ним. Монифе хотелось оттолкнуть ее, но она сдержалась и сказала только:

– Я приношу тебе благодарность.

– Рада помочь, – ответила Софи. – Я рада помочь всем вам.

– Софи крутая, – сказала Симисола. – Она сфотографировала Тани после того, что случилось, так что мы смогли получить… – Она поморщилась, вспоминая слово. – Тани, что мы получили?

– Срочный охранный ордер, Пискля, – подсказал Тани. Потом повернулся к Монифе. – Так что твоего имени там нет, мама. Если кому-то и придется отвечать, так это мне, и я позабочусь, чтобы он об этом знал.

Монифе этого не хотелось. Тани и так уже досталось. И Сими тоже. Она – Монифа – была намерена сделать все, чтобы обеспечить детям светлое будущее.

– Где ты живешь, мама? – спросила ее Сими. – Как ты туда попала?

– Меня приютила семья сержанта Нкаты, – ответила Монифа.

– А ты не можешь остаться с нами? Дебора такая милая… Ой, мама, это Пич. Тани учит ее приносить мячик. А Аляска, наверное, на этом дереве. По крайней мере, был. Аляска – это кот. Ты можешь остаться, мама?

– Мы будем вам рады, миссис Банколе, – сказала Дебора Сент-Джеймс.

– Пожалуйста, мамочка. Пожалуйста. – Сими молитвенно сложила ладошки под подбородком.

– Не сейчас, Симисола, – вмешался сержант Нката. – Она учит мою маму готовить нигерийские блюда. Она нужна нам еще немного.

– Это займет целую вечность, – запротестовала Симисола.

– Моя мама быстро учится, – с достоинством ответил Уинстон.

– А пока, – сказала Дебора, – я должна кое-что дать твоей маме, Сими. Возьмешь сама? Помнишь, где это?

Сими ойкнула, отпустила мать, потом закрыла ладонью рот. Монифа видела, что дочь прячет улыбку. Но заглушить смех ей не удалось.

– Да! – воскликнула она. – Я… Прямо сейчас?

– Пожалуйста, – сказала Дебора. – Мы