История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима - Сьюзен Бауэр

Эти реформы оказались более чем эффективными. Они представлялись почти что мессианскими, как путь к новой счастливой жизни для подданных Ши Хуан-ди.

Как и Шан Ян, Первый император терпеть не мог заповеди Конфуция и неопределенности любого рода. Четкие и эффективные правила сверху донизу, а не метафизические размышления, были ключом к богатству страны. Поэтому он пошел на шаг дальше, чем сжигание книг Шан Яном. Его премьер-министр объявил его новое постановление:

Циньский Китай

«Теперь Император, объединивший и удерживающий мир, распознал белое и черное и стал единственным авторитетом. Но [некоторые подданные] стремятся приобрести собственные знания и объединяются, чтобы критиковать законы и обучение… При дворе они критикуют в своих сердцах, а снаружи обсуждают законы на улицах. Дискредитировать правителя означает… показать свое превосходство… Если подобное не запретить, власть правителя сверху уменьшится, и снизу возникнут раздоры. Запрет этого необходим. Я предписываю сжечь все летописи в конторах писцов, которые не идут от правителя Цинь… Каждый, кто рискнет обсуждать песни и документы, будет наказан на рыночной площади».10

Единственными книгами, освобожденными от декрета об уничтожении, были книги по гаданию и справочники по сельскому хозяйству.

Это решение было крайне отрицательно воспринято более поздними поколениями («Первый Император избавился от документов, чтобы сделать людей глупыми», – резко замечает Сыма Цянь),11 однако оно было исполнено глубокого здравого смысла для человека, который создавал новую страну из целого набора старых. Государства были полны старых записей о том, как велись дела раньше: Ши Хуан-ди намеревался создать новый Китай, который «не [мог] бы стать отражением настоящего через прошлое». Александр сражался, греки устраивали празднества, Ашока пытался создать общую религию; Ши Хуан-ди сделал все от него зависящее, чтобы стянуть свою империю в одно, стерев доказательства, что когда-то страна была фатально разделена. «В свои двадцать восемь лет, – говорит одна из его собственных надписей, – великий Император закладывает начало».12

Вероятно, это настойчивое стремление дать новые начала породило традиционное представление о том, что это Ши Хуан-ди построил Великую Китайскую стену. В действительности, она не была совершенно новым барьером; государства Китая строили стены от варваров (и друг от друга) уже несколько поколений. Новация Ши Хуан-ди заключалась в решении, что все стены должны быть увязаны вместе, – проект, который он поручил одному из своих чиновников, генералу Мэн Тяню.

Стены строили разные западные цари, в разные времена, против ожидаемых набегов с наиболее опасной для них стороны. Но никто никогда не попытался отгородить стеной целую империю.13 Великая Стена Ши Хуан-ди, возведенная из земли и камня, была воплощением его представления о Китае: единая цивилизация, удерживаемая вместе связями сильнее строительного раствора. Все, что внутри стены, принадлежит Китаю, а все, что по другую сторону, – просто кочующие варвары без корней.

Но воплощение идеи стоило двадцати тысяч жизней китайцев. Соединяющие укрепления стены строились из всего, что подходило и было под рукой (камень в горах, утрамбованная земля на равнинах, песок и галька в пустыне); строителями были военнопленные, солдаты и крестьяне – все были мобилизованы и отправлены на трудовой фронт в пользу государства.14

Ши Хуан-ди оставил свою след на земле Китая еще при жизни; он планировал сделать похожую отметину и после смерти. Он построил себе последний дом – такой, какого нигде не видели, кроме Египта. Сыма Цянь дает нам описание гробницы, которую, согласно его рассказу, Ши Хуан-ди, готовясь к своей посмертной судьбе, начал возводить сразу же, как только получил императорскую власть:

«После того, как он объединил мир, более семисот каторжников… были посланы туда. Они копали три весны, заливали жидкой бронзой и закрепляли саркофаг… Он приказал ремесленникам сделать арбалеты со спусковыми механизмами. Каждый проходящий перед ними был бы немедленно застрелен. Они использовали ртуть для создания рек… и огромных озер, где она механически циркулировала. На потолке находились астрономические тела, а на земле были отражены географические карты. Свечи были сделаны из жира дюгоня, который, как считалось, долго не прогорает».15

Но самым удивительным было то, что император заполнил свою могилу глиняными солдатами и лошадьми, изготовленными в полный рост, поместив туда почти семь тысяч таких фигур. Они были вооружены настоящим бронзовым оружием и скопированы с живых людей – в огромной глиняной армии нет ни одного похожего лица.16

Как и первые фараоны Египта, Первый Император был вынужден держать в одном кулаке разбросанную и разделенную страну; как и им, ему приходилось принуждать к послушанию различные царства. Но III тысячелетие до н. э. давно прошло. Он не мог применить свою силу, чтобы принудить сотни придворных последовать за ним в его могилу, и ее заполнили глиняные солдаты – ошеломляющая замена.

Ши Хуан-ди ушел в эту гробницу в 210 году до н. э., после того, как тридцать семь лет был владыкой Цинь и одиннадцать – императором Китая. Он был тщательно захоронен в своей роскошной могиле; гробницу засыпали землей, над ней высадили деревья, чтобы ее расположение было навсегда скрыто, архитекторы же, создавшие ее, были преданы смерти, чтобы ее место никогда не было обнаружено.

Династия Ши недолго существовала после его смерти. Наследником Первого императора стал его 21-летний сын Ху-хай, Второй император. Корона, однако, плохо сидела на нем; империя его отца слишком недавно была раздробленной, чтобы за короткое время стать полностью подчиненной центральной власти. «Вассалы не подчиняются мне, – жаловался он своему канцлеру, – чиновники все еще могущественны, а вся знать наверняка будет бороться со мной».17

Канцлер предложил, чтобы Второй Император продемонстрировал свою власть силой, казнив всех командиров цзюней и всю бывшую знать, которая каким-либо способом сопротивляется его авторитету. Ху-хай принял это предложение с удовольствием, начав ликвидировать всех, кого он подозревал в нелояльности. Чистка, сопровождаемая массовыми убийствами (включая даже женщин, десять из которых были четвертованы прилюдно), потрясла страну. Второй император, почувствовав еще большую опасность, чем прежде, привел армию из пяти тысяч первоклассных солдат и расположил ее вокруг столицы.

Всего семью месяцами позднее армия, располагавшаяся на бывшей территории Чу, восстала. Мятеж распространялся от округа к округу, поддерживаемый всеми, кто «пострадал от чиновников Цинь» – их было «слишком много, чтобы сосчитать». Армия Второго императора не смогла подавить вспыхнувший мятеж. Одна за другой знатные семьи выходили из администрации Цинь, чтобы потребовать обратно свое право на управление: первым объявил себя царем вельможа из Чжао, затем – из Вэй, а потом третий объявил себя царем Ци. Старые государства вновь начали возникать на гладкой поверхности Цинь.

Гражданская война началась и бушевала в течение следующих трех лет. Второй император становился все более и более необузданным в своем гневе, и даже канцлер прекратил появляться в его дворце из страха, что царь в порыве гнева убьет и его. Чтобы этого избежать, канцлер заявил о своей болезни и уехал в собственный дом, откуда и организовал мятеж при дворе, возглавленный его зятем; намечалось, что мятежники уберут Ху-хая и заменят его другим принцем крови, племянником Второго императора.

Последовавшие события предполагают, что канцлер рассчитывал на страх зятя, который подтолкнул бы того к мятежу. Чтобы заставить зятя Янь Ло совершить нападение на тронный зал, канцлеру пришлось выкрасть мать Янь Ло и держать ее заложницей. Тем временем сам он оставался в стороне, сохраняя видимость лояльности.

Янь Ло, пойманный в сеть, атаковал дворец во главе группы солдат и прорвался в тронный зал, где привлек внимание Второго императора, выпустив стрелу в занавес прямо над его головой. Император, брошенный дворцовыми телохранителями, потребовал к себе канцлера; Янь Ло, должным образом проинструктированный своим кукловодом, отказался. Тогда Второй император стал торговаться. Он пообещал отречься, если его оставят командиром цзюня; затем он предложил стать простым военачальником, а после выразил желание быть простолюдином в обмен на жизнь. Янь Ло отказался, а затем, прервав молчание, заявил императору, что канцлер уже утвердил его смертный приговор. Солдаты двинулись к императору, чтобы исполнить этот приговор – но Ху-хай покончил с собой до того, как попал в руки мятежников.18