Пленница - Борис Седов

— Я просто привыкла обращаться к теть… к Анне Ивановне, — поправилась Тамара. — А то, в какой форме я попросила разрешения отлучиться к соседям — разве есть разница?

— Вот так эта дерзкая сопля разговаривает со мной постоянно. — Домоправительница покачала лошадиной башкой. — Ты ей слово, она тебе десять. Никакого почтения, никакой благодарности. Одна только неприкрытая ненависть к тем, кто искренне хочет ей помочь… Любое проявление заботы этой девчонкой истолковывается только превратно.

— Про проявление заботы я уже слышала от дяди Игната, когда он в бане кривлялся передо мной в своих красненьких плавочках. И грозился отхлестать меня веником, — не удержалась Тамара от того, чтобы не двинуть толстуху в самое больное место. И тут же в ужасе шарахнулась в сторону…

Светлана Петровна с размаху обрушила на стол свой пудовый кулак и с удивительной для ее массы резвостью вскочила на ноги. Отлетел в сторону опрокинутый стул. Испуганно уставилась на взбешенную дочку Анна Ивановна. Удивленно крякнул Петр Тимофеевич.

— Ты еще смеешь скалить зубы! У тебя еще достает наглости вслух припоминать эту историю с баней, которая на девяносто процентов состоит из вранья!

— Неправда!

— Правда! — Домоправительница постаралась взять себя в руки, даже поставила на место стул и, сбавив на несколько децибелов громкость, обратилась к родителям: — С баней я разобралась. То, что кто-то пытался над ней надругаться, — Светлана Петровна смерила строгим взглядом Тамару, — это плод ее больного воображения. Уж кому как не мне, это знать… Игнат в предбаннике забыл сигареты, вернулся за ними и имел неосторожность спросить через дверь, как у девчонки дела. Уж не знаю, что при этом ей взбрело в голову, но она выскочила из парной и плеснула в него из ковшика кипятком.

— Враки! Все это враки, и вы это отлично знаете! Но я не буду пытаться что-нибудь доказать. Все равно лбом стену не прошибешь. Все равно поверят не мне, а вам, Светлана Петровна. И дяде Игнату, хоть даже он меня изнасилует.

— Мразь! — на этот раз Светлана Петровна не стала стучать кулаком по столешнице и опрокидывать стулья. Она даже не выкрикнула: «Мразь», она это прошипела.

— Я знаю. Вы мне это уже не раз говорили. — «Если что-то и делать, то доводить до конца, — подумала Тамара, — если и портить отношения с жирной свиньей, то портить их окончательно.» И спросила скорее для смеху, нежели рассчитывая получить разрешение: — Так я схожу подышать свежим воздухом?

— Убирайся к себе! Никакой улицы!

— Но я сегодня даже не выходила из дому.

— И не выйдешь! Все, твоим гулянкам конец. Завтра утром уезжаем домой. А до отъезда чтобы не спускалась со своего чердака.

— Как, даже нельзя в туалет? — улыбнулась Тамара. Несмотря на всю мерзость сложившейся ситуации, ей доставляло удовольствие сознавать, что сейчас она выглядит на порядок достойнее все более распалявшейся Светланы Петровны. — И нельзя будет спуститься поужинать?

— Сиди голодная.

— Хорошо. Еще один факт, который я предъявлю, когда пойду к инспектору по охране детства — то, что вы меня морите голодом.

— Убирайся, сказала! — Рожа у фрекен Бок пошла красными пятнами, и толстуха с трудом удерживала себя от того, чтобы опять не вскочить и не начать опрокидывать стулья. — Мама, папа, — буквально взмолилась она, обращаясь к родителям. — Вот, полюбуйтесь на благодарность этой паскуды за то, что не оставили ее после смерти родителей, подобрали, пригрели. Кормим, одеваем…

«Не припомню ни одной тряпки, которую ты мне купила!»

— …Сколько я с ней обошла кабинетов, сколько комиссий! Сколько угробила времени! И что же получаю в ответ? Неприкрытую ненависть за то, что пытаюсь воспитать из нее достойную девушку. Ишь ты, к инспектору по охране детства она собралась. Все знает, все выяснила. А не плюнуть ли мне на все? Пусть живет, как захочет, в каком-нибудь интернате! Пусть рожает в пятнадцать! Пусть спивается к восемнадцати!..

— Света, Света! Что ты говоришь! — притормозила дочку Анна Ивановна. И перевела взгляд на Тамару: — Ты тоже хороша. Я сейчас слышала, как ты грубишь. Попроси прощения и иди посиди на крылечке. Скоро и Кирилл подойдет…

— Нет, мама! — перебила толстуха. — Никаких извинений я не приму — это во-первых. А во-вторых, о каких Кириллах может быть речь? В тринадцать-то лет?! Не рановато ли начинать думать о мальчиках…

«Да ты мне просто завидуешь. Никто никогда не смотрел на тебя иначе как с отвращением! Готова спорить на что угодно, что ни с одним парнем ты здесь не гуляла. И никого достойнее моего дядюшки ты найти так и не смогла. А теперь вымещаешь всю обиду на свою несложившуюся судьбу на мне».

— Ну, Света, — еще раз попыталась замолвить за Тамару словечко Анна Ивановна. — Пусть уж последний вечер…

— Нет, мама!.. В третий раз повторяю: нечего здесь топтаться. Все равно ничего не выстоишь. Иди в свою комнату.

— Я убегу! — сказала Тамара.

— Попробуй.

— Попробую! — Тамара решительно вышла из кухни. — Все равно убегу! — прошептала она и поднялась к себе в комнатушку.

«Только надо одеться, — она небрежно швырнула халат на кровать и принялась натягивать джинсы. — Сегодня всю ночь прогуляю с Кириллом. А завтра хоть надорвись, Толстая Задница, мне будет глубоко наплевать на все твои вопли. Но если ты решишься еще на что-нибудь — например, коснешься меня хоть одним пальцем или опять попробуешь посадить на диету, — то учти: в Пушкине сразу пойду к тебе на работу и расскажу про то, как ты надо мной издеваешься, как покрываешь своего развратника мужа. Пусть лучше меня определят в интернат.»

Когда Тамара уже надела свитер, дверь приоткрылась, и в комнату сунулась домоправительница.

— Значит, все же решила уйти, — мрачно констатировала она, окинув тяжелым взглядом одетую девочку. — Ну, хорошо же.

Дверь захлопнулась, и тут же за ней раздалась какая-то непонятная возня.

«Чего ты там шаришься?» — Тамара удивленно замерла возле кровати. А уже через секунду бросилась к двери, с разбегу врезалась в нее плечом. Еще раз… Еще…

— Жирная сучка!!!

Из-за подпертой двери донеслось поскрипывание ступенек. Светлана Петровна спускалась вниз.

— Все равно убегу! — Тамара бросилась к окну, сорвала с него марлю, натянутую от комаров.

До земли от подоконника метра четыре, если не больше. Но чуть ниже окна фасад дома пересекает крытый шифером узкий карниз. Шириной не больше тридцати сантиметров, к тому же еще и наклонный. Но если встать на него, потом, зацепившись руками за край, свеситься вниз, то получится не так уж и высоко. Если при приземлении точно попасть на узкую полоску земли между бетонным бордюром, окаймляющим дом, и ограждением клумбы из поставленных углом кирпичей, то можно надеяться не переломать себе ноги.

Упасть на кирпичи — это было бы жутко!

«Впрочем, всё жутко! О, Господи! И что же я собралась, дура, делать? Ведь я же боюсь высоты! Я очень боюсь высоты!!! И все-таки я прыгну, чтоб доказать толстожопой паскуде, что установить надо мной полную власть ей никогда не удастся».

Тамара перебралась через подоконник и, вцепившись в него побелевшими от напряжения пальцами, оперлась ногами о карниз, проверила, не скользят ли по шиферу подошвы кроссовок. Не скользят. Хорошо. Теперь надо найти, за что зацепиться, чтобы свеситься вниз.

«Кем я буду, если сдамся? Если превращусь в послушную марионетку в толстых пальцах домоправительницы? Нет! Ни за что! Вон там есть подходящая щель, за которую можно попробовать ухватиться».

Тамара осторожно развернулась, заставила себя отпустить спасительный подоконник и, плотно прижавшись спиной к обитой вагонкой стене, начала осторожно продвигаться по карнизу.

Левую ногу чуть в сторону… Теперь к ней приставить правую ногу и сместиться от окна на четверть метра… Перевести дух…

Струйки пота текли по лицу. Пот попадал в глаза, его солоноватый привкус ощущался на губах. Но оторвать руку от стены, чтобы протереть рукавом лоб, Тамара не решалась.

…Теперь приставить правую ногу, сместиться… Позади уже больше метра… Только бы не соскользнуть… Осталось немного… А эта щель не такая уж и широкая, как показалось сначала… А может, не откладывать и прыгнуть прямо сейчас?.. Полутора метрами выше, полутора метрами ниже — не все ли равно?.. Нет, не все равно. Лучше повиснуть…

Стараясь не смотреть вниз, Тамара осторожно съехала спиной по стене, присела на корточки. Дрожа от напряжения, просунула пальцы левой руки в щель между стеной и верхней кромкой шиферного листа, подогнула левую ногу и сразу почувствовала, что, в отличие от резиновой подошвы кроссовки, у обтянутого джинсами колена сцепления с шифером нет почти никакого. Она удерживалась на узком карнизе лишь чудом.

«Впрочем, сейчас это уже и не важно. Пора повиснуть. А для этого надо зацепиться и правой рукой.