Трагедия мстителя - Сирил Тернер

О! О!

Входят, танцуя, переодетые участники другой "маски", готовые совершить покушение: Амбициозо, Супервако, Спурио и слуга Амбициозо. Луссуриозо, очнувшись, стонет и слабым голосом зовет: "Стража! Измена!" Все застывают на месте и, обернувшись на его голос, видят, что сидящие за столом мертвы.

Спурио

Кто это стонет?

Луссуриозо

Стража! Эй, на помощь!

Амбициозо

Никак их всех прирезали?

Супервако

Похоже.

Слуга

И герцога и всех его вельмож.

Амбициозо (в сторону)

А я-то предвкушал резню. Проклятье!

Кто нас опередил, хотел бы знать я?

Супервако

Я герцогом себя провозглашаю.

Амбициозо

Ты - герцог? Ну, уж это мы посмотрим!

(Закалывает Супервако.)

Спурио

И ты, мерзавец, отправляйся следом!

(Закалывает Амбициозо.)

Слуга

Мой господин... Ну погоди, злодей!

(Закалывает Спурио.)

Возвращается прежняя четверка: Виндиче, Ипполито и два синьора.

Виндиче

На помощь герцогу! Сюда! Измена!

Входит Антонио со стражей.

Ипполито

Вот он, убийца! Арестуйте.

Луссуpиозо

О!

Виндиче

Убили герцога!

Ипполито

И всех вельмож.

Виндиче

Врачей, врачей!

(В сторону.)

Скорей бы он кончался.

Антонио

Ужасная резня! Мне повидать

Пришлось немало, но и я немею.

Луссуpиозо

О!

Виндиче

Помогите же страдальцу!

(В сторону.)

Месть,

Души его скорей!

(Вслух.)

Скажи, злодей,

Ты всех их порешил?

Слуга

Я, сударь, только...

(Показывает на Спурио.)

Виндиче

А кем тогда был герцог продырявлен?

Слуга

Его таким нашли мы.

Луссуриозо

О, мерзавец...

Виндиче

Вы слышите?

Луссуриозо

Нас всех... актеры... в масках.

Виндиче

Ты это слышал, подлая душа?

Теперь-то ты не станешь отпираться?

Слуга

Чудовищная ложь, бог мне свидетель.

Антонио

Эй, взять убийцу! Руки обагрил

Он кровью августейшей.

Слуга

Нет! Неправда!

Антонио

Достоин самой страшной смерти он.

Стража уводит слугу.

Виндиче (в сторону)

Еще один под нож! А я в сторонке.

Милорд, ну как вы?

Луссуриозо

Я уж не жилец.

Начало круто - крут и мой конец.

Язык... меня... не слушается больше...

Виндиче

Назад, синьоры! Нечем ведь дышать.

(Шепчет на ухо Луссуриозо.)

Язык не слушается? Ну так слушай,

Ты мной убит.

Луссуриозо

О!

Виндиче

И отец твой.

Луссуриозо

О!

Виндиче

Я - Виндиче, и Пьято - тоже я,

Но мой секрет тебе уже не выдать.

Луссуриозо умирает.

Ну вот и все, он отошел, синьоры.

Антонио

Он был сражен рукой беспощадной.

Те, что за власть дрались в таком запале,

От рук злодеев, как и герцог, пали.

Виндиче

Какой он герцог?

Ипполито

Мой синьор, на вас

Италия сейчас глядит с надеждой.

Виндиче

Седины ваши нам вернут тот век,

Когда был человеком человек.

Антонио

Тяжел венец! Его нести не мне бы...

Пусть этот груз со мной разделит небо.

Виндиче

Насилие над вашей госпожой

Искуплено.

Антонио

На все есть воля божья.

Но кем был старый герцог умерщвлен,

Хотел бы знать я.

Виндиче

Полноте, милорд.

Антонио

Здесь много странного, скажу я вам.

Ипполито

Все к лучшему, все к лучшему, синьор.

Виндиче

Для вашего же блага, ваша светлость.

Теперь, пожалуй, можно и открыться:

Мы с братом это сделали.

Антонио

Вы с братом?

Виндиче

Представьте, сударь. Ловко, согласитесь?

Антонио

Под стражу негодяев!

Виндиче

Нас? Под стражу?

Антонио

Казнить обоих, и без промедленья!

Виндиче

Помилуйте, ведь мы для вас старались.

Антонио

Ах, для меня? Но в случае чего

Убьете вы меня, как и его.

Виндиче

Попались, брат, в капкан!

Ипполито

Ты сам нас выдал.

Виндиче

Знать, тащит Луссуриозо, этот идол,

В могилу нас... И все ж мы отмщены!

Со всеми посчитались мы врагами

И вдруг себя же утопили сами.

Опасность чуя, грех таишь от всех,

А стоит выплыть - и открылся грех.

Счастливым мог бы быть финал спектакля,

Так нет, все поломал! Ну, не дурак ли?

Я, помню, выдавал себя за Пьято,

Когда самонадеянный вельможа

Меня казнил заочно со словами:

"Убийца скоро выдаст сам себя".

Накаркал, гад! Но - первый околел.

Милорд, нам все равно не отвертеться,

Так вот, все это - дело наших рук.

Могли б мы подкупить вельмож и слуг

И дешево отделаться, да только

Зачем мараться? Мы же все успели

И мать наставить, и сестру спасти,

И всю эту породу извести.

Прощайте, господа!

Стража, уводит Виндиче и Ипполито.

Антонио

Вот и конец

Трагедии. Скорей убрать тела!

Пусть смоет этой крови половодье

Мысль об измене навсегда в народе.

Все уходят.

КОММЕНТАРИИ

На титульном листе наиболее раннего сохранившегося издания (1607) не стоит имя автора, указано лишь, что пьеса несколько раз была представлена Труппой Слуг Его Величества. Авторство Тернера, о личности которого у нас очень мало сведений, оспаривалось, Многие исследователи все же полагают, что "Трагедия мстителя" и подписанная именем Тернера "Трагедия атеиста" (русский перевод И. А. Аксенова см. в кн.: Елизаветинцы, вып. 1. М., 1916) принадлежат одному лицу.

Источник фабулы не установлен. Ряд эпизодов перекликается с популярными в шекспировской Англии новеллами итальянских писателей.

Перевод сделан С. Э. Таском по изд.: Three Jacobean Tragedies, ed.by G. Salgado. Harmondsworth, 1978, p. 41-136.

1 Действующие лица "Трагедии мстителя" в основном наделены говорящими именами, образованными из английских корней и итальянских окончаний. Говорящие имена здесь скорее указывают на связь с традицией моралите, нежели на влияние утверждающейся в европейском искусстве поэтики классицизма.

Луссуриозо - от англ. luxury "роскошь", а также от lust "похоть".

Спурио - от англ. spurious "незаконнорожденный".

Амбициозо - от англ. ambitious "возгордившийся".

Супервако - от англ. super + vacuum "сверхпустота".

Виндиче - от англ. vindictive "мстительный".

Сордидо - от англ. sordid "нечистый", "неблагородный".

Грациама - от англ. gratious (зд.) "уступчивый".

Кастицца - от англ. chaste "целомудренный".

По старой традиции женские персонажи отнесены в конец списка; в какой-то мере это связано с тем, что женские роли исполнялись мальчиками (актрис в английском театре эпохи Шекспира не было).

2 Местом действия выбрала Италия. Об итальянском колорите см. вступительную статью. Интересно, что здесь в отличие от большинства пьес эпохи не названо какое-либо конкретное, тем более реально существующее государство. Обобщающие наименования (герцог, а не, предположим, герцог Калабрии имярек) подчеркивают, типичный характер происходящего, тем самым усиливается и общая сатирическая направленность.

3 В трагедиях, елизаветинского периода функции пролога обычно выполнял персонаж, не принимающий участия в дальнейшем действии. Здесь же пролог и выходной монолог главного героя представляют единое целое. Использование пантомимы в качестве фона дает возможность дополнить словесные характеристики персонажей не менее выразительными визуальными характеристиками (заметим, что театральный костюм в отличие от декораций использовался на шекспировской сцене очень широко).

4 Череп - традиционный атрибут меланхолика. В драматургии эпохи Шекспира (особенно яковитского периода), как правило, амплуа основных героев соответствовали натурфилософским "гуморам" (см. вступительную статью о теории "гуморов"). Амплуа мстителя соответствовал меланхолический "гумор".

5 ... бессмертна - лишь хула. Ср.: Шекспир У. Юлий Цезарь, III, 2 (речь Антония).

6 Образ Юния генетически связан с образом Ювентуса (юности) персонифицированной абстракции из интерлюдий моралите. Характерной чертой этого персонажа считалась похотливость.

7 ... мне эту месть внушает сам всевышний. - Очевидна непоследовательность Спурио. То, что сейчас кажется ему внушением свыше, минутой раньше ассоциировалось с вратами ада. Подобные колебания характерны для "слабых" героев яковитской драмы. Не имея твердых ориентиров, они блуждают по жизни, как слепцы, ведомые минутными импульсами или случаем (орудием рока). На их фоне тем явственнее внутренняя определенность "сильного" - героя, способного бросить вызов судьбе.

8 Развязность, Невинность - оба эти слова не случайно написаны с прописной буквы, скорее всего они должны были не только пониматься как обозначение человеческих качеств, но и напоминать о популярных персонажах моралите - персонифицированных абстракциях.

9 Яд выпив [...] и душа отстать не захотела. - Свойственная этим словам Антонио несколько "замысловатая" образность характерна для английской лирики начала XVII в., в особенности для поэтов-метафизиков.