Хейсар - Василий Горъ

Скосив взгляд на кувшин с обезболивающим, он облизал пересохшие губы и криво усмехнулся – боль была не особенно сильной. Значит, надо было терпеть.

– Разберись, насколько сильно обижены Кейвази. Если очень, то подведи к ним брата потолковее – пусть попробует понять, на что они готовы, чтобы отомстить. Если нет – поспособствуй тому, чтобы их ненависть стала как можно сильнее…

– Как, ваше преподобие?

– Пусти слух, что ею попользовались и бросили! Причем такой, чтобы на добром имени баронессы не осталось ни одного чистого пятнышка. А когда Дамир Кейвази выйдет из себя, мы получим очень неплохого союзника…

– Сделаю… Кстати, о союзниках: как мне кажется, мы можем подтолкнуть к сотрудничеству с нами либо Уверашей, либо Голонов…

Ансельм удивленно приподнял бровь:

– С чего это вдруг?

– Три дня назад в Авероне убили главу гильдии Охранников Вейнара. По уверениям моих людей, единственной реальной причиной этого убийства может быть лишь месть за его недавнее выступление в суде…

– Что за выступление?

– Подробностей я пока не знаю… – вздохнул иерарх. – Знаю лишь только то, что Голоны винят в смерти блудного сына не кого-то, а именно Уверашей…

– Лишних союзников не бывает… – улыбнулся Ансельм. – Поэтому разберись с причиной этой ненависти и предложи нашу помощь. Можно обеим сторонам…

– Но и Увераши, и Голоны беззаветно преданы Латирданам!

– Времена меняются… И если их преданность дала трещинку, то мы ее расширим…

Глава 10

Баронесса Мэйнария д’Атерн

Седьмой день второй десятины

первого травника.

…Щелчок тетивы арбалета, короткое гудение, глухой удар – и неугомонный Итлар из рода Максудов очередной раз поднял коня в галоп, чтобы успеть подхватить на лету падающий с дерева окровавленный комок перьев.

Успел. За мгновение до того, как тельце несчастной птички коснулось высокой – по середину бедра – травы. И, гордо вскинув трофей над головой, заулюлюкал.

– Интересно, ему не надоело? – «восхищенно» глядя на летящего к нам всадника, еле слышно поинтересовалась леди Этерия.

– Судя по выражению лица – нет… – мрачно отозвалась я и постаралась не скалиться, чтобы не расстроить несущегося ко мне «героя»…

…Осадив коня перед мордой моей кобылки, Сокол привстал на стременах и взмахнул зажатой в руке тушкой:

– Услышь меня, о, кати’но’сс’ай[75]! Если ты выберешь меня, то в нашем доме никогда не переведется свежая дичь, а дети вырастут сильными и здоровыми…

– Твоя рука – тверда, как слезы Эйдилии[76], а взор остер, как взор орла… – стараясь следовать советам Ваги как можно точнее, «приветливо» улыбнулась я. – Но для того, чтобы я услышала твою Песнь, умения разить птичек слишком мало…

Соперники Итлара увидели в моем ответе завуалированную издевку и расхохотались. Он – почему-то обрадовался:

– Труден путь к вершине Ан’гри[77], но первый шаг я уже сделал… Пройдет несколько десниц – и к моим ногам падет весь Горгот!

– Зачем тебе весь Горгот, Сокол? – выгнув бровь, ехидно поинтересовался Даратар Полуночник. – Неужели тебе мало одной леди Мэйнарии?

– Чтобы бросить его к ее ногам!!! – выкрутился воин. И встревоженно посмотрел на меня.

Я сделала вид, что не поняла двусмысленности его ответа и снова улыбнулась. Зря – моя улыбка не только обрадовала Сокола, но и раззадорила остальных.

– Весь Горгот в ногах – это же ни сесть, ни лечь… – хмыкнул Унгар Ночная Тишь. – Знаешь, Вечность, проведенная стоя, – не лучшее будущее для э’но’ситэ!

– Я буду носить ее на руках!

– Всю Вечность? А как же свежая дичь? – захлопал ресницами Медвежья Лапа. – Или ты собираешься отрастить себе еще пару рук?

Поняв, что хейсары опять завелись и не успокоятся, даже если на нас нападут лесовики, я натянула поводья и решительно направила кобылку к опушке.

У женихов тут же испортилось настроение – как же, я собиралась отойти по нужде в сопровождении Крома!

Конечно же, задергались не только они – Тиль пришпорила своего жеребца и, поравнявшись со мной, поинтересовалась, нет ли у меня желания прогуляться вместе с ней, Этерия Кейвази демонстративно нахмурила брови, а Вага Крыло Бури нервно стиснул рукоять Волчьего Клыка.

Реакцию двух последних я, по своему обыкновению, не заметила, а Тиль отказала, сказав, что один спутник у меня уже есть.

Пока хейсарка переваривала ответ, кобылка довезла меня до деревьев и остановилась. Я спешилась, набросила повод на ближайшую ветку, дождалась, пока Кром достанет из чересседельных сумок флягу с водой, и следом за ним нырнула в царство тени.

В лесу было тихо и прохладно. А еще пахло прелой листвой и какими-то ягодами. Настроение тут же скакнуло вверх, и я довольно заулыбалась.

В отличие от меня, Крому было не до улыбок – будь его воля, он оставил бы меня с Тиль. Естественно, после того, как убедился бы в том, что мне ничего не угрожает.

Полюбовавшись на его мрачный оскал, я дождалась, пока он найдет для меня подходящее место и повернется ко мне спиной, подошла к нему вплотную и ехидно хихикнула.

– Опять? – развернувшись на месте и укоризненно уставившись мне в глаза, спросил он.

Я довольно мотнула головой, шагнула к нему навстречу, спрятала лицо на его груди и чуть не заплакала, когда он отстранился:

– Мэй, так нельзя…

– Мне до смерти надоела стрельба по всему, что бегает и летает, комплименты, лесть, воинственные вопли и безостановочная болтовня… – с трудом сдерживая слезы, выдохнула я. – Я хочу… э-э-э… тишины!

– И поэтому ты сбегаешь в лес? – явно поняв, что хочу я никакой не тишины, а возможности побыть с ним наедине, вздохнул Кром.

– Да: после каждой такой остановки они по полчаса молчат!

Он поскреб пальцами шрам на щеке и развел руками – мол, вот она, тишина. Радуйся!

Радоваться в одиночку я не собиралась, поэтому сделала еще один шаг вперед и попросила:

– Обними меня, пожалуйста!

– Мэй!!!

– Что – «Мэй»? – воскликнула я, вцепилась в его нагрудник и встала на цыпочки: – Посмотри мне в глаза! Неужели ты не видишь, что мы – две половинки одного целого? Что я готова на все, лишь бы ты был со мной?! Что в моем сердце нет места ни для каких женихов?!

Кром скрипнул зубами, зачем-то посмотрел в сторону дороги и опустил взгляд:

– Нам пора… Давай поговорим об этом вечером?

Я обрадованно кивнула, потянулась к его щеке, чтобы коснуться ее губами, и, конечно же, промахнулась – он без особого труда выскользнул из моего захвата и спрятался за дерево!

Мне стало смешно и приятно – я видела, как он смотрел на мои губы перед тем, как увернуться.

Поэтому я раскинула руки, уставилась на клочок синего неба над головой и закрутилась в безумном танце…

…Следующие несколько часов я тихо сходила с ума, не замечая ни стремительно темнеющего неба, ни перешептываний Тиль и ее подруги Сати, ни мрачных взглядов Ваги и женихов: Кром ехал совсем рядом, стремя в стремя, и я умирала от желания прикоснуться коленом к его колену.

Нет, смотреть на него я себе не позволяла: слушала рассуждения леди Этерии о куртуазной поэзии Белогорья и, кажется, даже высказывала свое мнение. Но при этом видела перед собой лицо Крома, раз за разом мысленно повторяла его слова «мы поговорим об этом вечером…» и представляла себе этот разговор.

Хотя нет, не разговор, а взгляды. Его взгляды: самый первый, в котором должна была плескаться боль напополам с решимостью следовать своему Пути. Второй, который должен был появиться в середине разговора, – с постепенно разгорающимися искорками сомнения и робкой надеждой. И, конечно же, последний – полный чистой, незамутненной радости, нежной любви и безумного желания.

Последний волновал сильнее всего. И одновременно пугал до дрожи в коленях: стоило представить себе таинственный полумрак комнаты на постоялом дворе, ослепительно-белые простыни и Крома, лежащего рядом, как я напрочь переставала соображать! В прямом смысле этого слова: у меня пересыхало во рту, екало сердце, а в животе появлялось ощущение, будто в нем натягивается безумно тугая струна!

Тут я останавливалась и пыталась вернуться к самому началу разговора. Чтобы не представлять того, что может случиться дальше. Тогда, когда он смирится с неизбежным и примет мое Слово…

…Начавшийся дождик добавил моему сумасшествию еще немного остроты – я начала представлять, как Кром стягивает с меня липнущее к телу мокрое белье, как ненароком прикасается пальцами к моей коже, а потом безумно долго слизывает огромные прозрачные капли с моей обнаженной груди.

Картинка из двенадцатой главы «Тайн дворцовых альковов» возникала перед моим внутренним взором как живая. Только не сбоку, как в свитке, а со стороны моего лица: я – в нежно-розовой нижней рубашке, разорванной до живота, – лежала на горе разноцветных подушек, почти касаясь груди кусочком тающего льда. Кром – в полурасстегнутом камзоле с белоснежным воротником и обшлагами рукавов – клонился к моему соску, на котором ослепительно блестела восхитительно красивая капля.