Последний козырь - Алексей Кондаков

«Неужели готовится наступление? — подумал Павел. — Если так, то оно скоро начнется. Ведь авиационные отряды перебазируются после того, как перегруппировка войск завершена».

— С превеликим удовольствием, господин генерал, но у меня нет допуска к секретным материалам. И если об этом станет известно контрразведке…

— Знаю, батенька мой. Однако я ведь не впервой подключаю к работе офицеров до получения ими допуска. И ничего. Все до сих пор работают честно, добросовестно. У меня на этот счет чутье — сразу вижу, кому можно доверять, а кому нет. Может быть, сегодня и допуск поступит. А вот мы сейчас уточним.

Генерал заказал телефонистке разговор с полковником Богнаром.

Ответ Богнара, видимо, не удовлетворил генерала, и он сказал:

— Дорогой Ференц, ты же знаешь мое положение с кадрами. Нужно выполнить срочную, но, ей-богу, совершенно никчемную, с точки зрения секретности, работу… — Генерал слушает, потом поднимает вверх указательный палец и говорит в трубку: — Но, голубчик мой, будет больше вреда, если мы не успеем перенацелить грузы, чем если красные узнают, что наша авиация появилась в районе Перекопа. Уверяю тебя, дорогой Ференц, они и без того предполагают, что мы сосредоточиваем ее не под Москвой, а под Перекопом. Где же ей быть?..

Слушая Богнара, генерал хмурился, недовольно покачивал головой, порывался что-то сказать, но никак не мог уловить паузу в потоке слов собеседника. Наконец не выдержал и, придав голосу твердость, сказал:

— По-зволь-те, батенька мой, вы забываете, что весь командный состав крымской армии укомплектован офицерами, прибывшими невесть откуда… Да-да, и мне на старости лет не пристало изменять своему принципу: «С кем работаешь, тому доверяй. Не доверяешь — увольняй…» Что? Какой ты, право, ненасытный…

Павел подивился неожиданному повороту в их разговоре, но понял, что завершился он благополучно для него.

— Конечно, помогу. Ну, так как?.. Ну, вот и благодарствую. Что?.. А это уж, батенька мой, ты с ним можешь все и решить. Человек он понимающий.

Генерал положил трубку и обрадованно протянул Павлу бумагу:

— Возьмите, Павел Алексеевич, план поставок по авиации и вот эту заявку, разберитесь и приступайте. Что будет непонятно — заходите. Да, откупитесь вы от этого Богнара… бог знает чем.

Полковник подумал и неуверенно сказал:

— Без причины как-то неудобно.

— Удобно, очень даже удобно. С ним все удобно. Он все равно так не выпустит из когтей, хотя ему и не до вас. И чтобы вы, батенька мой, не заблуждались относительно Богнара и его своры, скажу мнение самого главнокомандующего: «Я не отрицаю, — сказал он господину Кривошеину, — что наша контрразведка на три четверти состоит из преступного элемента…» Ну, об этом довольно. Расскажите-ка лучше, как идет работа на Графской пристани?

Наумов представил генералу схему постов и организации погрузочно-разгрузочных работ. Генерал внимательно ознакомился с документами, подчеркнул пункт об укомплектовании караульной роты за счет команд слабосильных и выздоравливающих, а в углу листа написал: «В приказ».

— Спасибо, голубчик Павел Алексеевич. Ну, теперь и мне легче работать будет. Я уж, пожалуй, сделаю вас своим помощником. Мы ведь устанавливаем любые штатные единицы, для пользы дела, разумеется.

— Благодарю за доверие, господин генерал…

— Весьма похвально, что вы навели порядок на Графской пристани. Все это хорошо, но мне хотелось, чтобы вы поняли: органы тыла хронически больны. — Домосоенов показал рукой от головы до пят. — Да-да, тут отдельными флакончиками микстуры не вылечишь.

Он не спеша поднялся с кресла, потер пухлым пальцем переносицу и подошел к Наумову. Тот встал.

— Разрешите еще доложить о воинских поставках в дивизии действующих корпусов?

Домосоенов вернулся в свое кресло и, откинувшись на спинку, безразлично сказал:

— Только самую суть, Павел Алексеевич.

…Не успел Наумов ознакомиться с планом поставок по авиации, переданными ему генералом Домосоеновым, как в кабинет ворвался офицер в форме Терско-Астраханской казачьей бригады, ворвался, словно горный ветер, — внезапно, порывисто.

— Па-ачему не даешь овес и жмыха, а? — гремел его гортанный голос. — Нэ знаешь, куда идем? Нэ знаешь, зачем идем?

«О, тут и выспрашивать не надо, сами все выложат», — подумал Павел.

— Знаю, дорогой, наступаем на север, но… — Павел многозначительно поднял палец и, подмигнув, ткнул его в план. — Прежде всего надо обеспечить всем необходимым авиацию.

— К черту авиацию! — взорвался кавказец. — Ты знаешь, кто я? Не знаешь? Так я тебе скажу: интендант Терско-Астраханской бригады есаул Дариев. — И снова устремился в атаку: — Слушай, па-ачему не даешь овес? На Мелитополь кто идет? Ты или я?

Наумов осуждающе покачал головой.

— Не беснуйся, мюрид,[6] сейчас прикажу выдать.

Кавказец мгновенно просиял. Лицо — как Кура в солнечный день, а глаза — как блики на ее воде.

— Бузныг,[7] полковник, хцауштен,[8] на этот раз большевикам будет сделан, запомни мое слово, настоящий газават.[9]

Кивок в знак согласия и дружеское приглашение:

— Будешь еще в Севастополе, заходи, буйный мюрид.

Дариев одернул черкеску, взялся за рукоятку кинжала и, крикнув: «Ражьма!»,[10] исчез за дверью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Высоко в небе парил орлан-белохвост. Он описал широкий круг над ковыльной степью и вдруг камнем ринулся вниз. Казалось, еще мгновение — и он разобьется о землю. Но орлан распластал свои могучие крылья и, погасив падение, стремительно пронесся над самой землей, выбросил вперед когтистые лапы и широко открыл клюв. Еще один взмах крыльев — и когти вонзились в спину лисы.

Врангель наблюдал из окна штабного вагона за полетом и броском орлана на жертву. «Вот тактика, которая обеспечит нам успех, — думал главком. — Ошеломляющая воображение противника внезапность, предельная стремительность и широкий маневр в интересах мощного удара по самому уязвимому месту боевого порядка».

Орлан взмыл в воздух, но, обремененный добычей, потерял скорость и высоту. Это стоило ему жизни: глухой выстрел оборвал его полет.

«Главное — ставить перед войсками посильные задачи, — продолжал размышлять Врангель. — С такими ограниченными силами рваться на Донбасс — значит, уподобиться этому орлану. Захватить можно, но удержать — нет». Главком поймал себя на том, что все чаще думает, как бы не зарваться и все-таки достичь имеющимися силами возможно большего эффекта.