Звездная бирема «Аквила». Рубеж - Олег Мелехов

Ах, какой приятной тяжестью легла на плечи броня! Словно вторая кожа. Считается, что это лишь влияние энергозащиты на рецепторы, но у человека почти сразу возникает эйфорическое чувство абсолютной неуязвимости. Приходится ждать несколько минут, пока нервные окончания в мышцах привыкнут. Самые прекрасные мгновения, говоря откровенно. Когда слабое, голокожее, лишенное природной брони существо обретает силу и могущество.

В предшлюзовой, где собрался штурмовой отряд, начальство встретил самый радушный прием.

— Господин префект! — рявкнул Петроний.

Легионеры вытянулись по стойке смирно и дружно отсалютовали командиру.

— Возьмете в компанию? — криво ухмыльнулся Квинт.

— Так точно!

Бравый Гай Бруттий сверкнул белоснежной улыбкой. Лишний ствол всегда пригодится, к тому же за префектом не водится дурной привычки лезть с ценными указаниями к профи в своем деле. Квинт Марций без вопросов занял свое место в штурмовом боте-«гарпаго» и до самой стыковки тщательно дышал в респиратор, насыщая кровь стимулятором, как и предписано инструкцией. Вражеская пропаганда уже который год трубит на всю галактику об ужасах лацийской армейской наркомании, но на деле ничего ужасного в том нет, чтобы недолго побыть храбрее, быстрее и сконцентрированнее, чем обычно.

Бот упруго прилепился к стыковочному шлюзу вражеской либурны, громко лязгнули блокираторы, давая сигнал к боевому построению. Пока выравнивалось давление в шлюзовой камере, все терпеливо ждали. Не исключено ведь, что с той стороны точно такая же команда приготовилась открыть створки и ринуться навстречу захватчикам. Случалось и такое, хоть и нечасто. Обычно защитники ждут, когда атакующие справятся с затворами.

— Приготовиться!

В шлюзовой было пусто, а люк, как и предполагал Квинт, закрыт.

— Режем или…? — небрежно спросил Тит Папий.

— Ломай код, — приказал десятник без малейших колебаний, выполняя четкое указание руководства: «Это корыто нам самим потом пригодится».

— Без вопросов.

И с этого момента время потекло прерывистыми отрезками. Скачками. Нудная возня Тита Папия, а потом неожиданно — бац! — зев открывающегося люка, почти сразу звуки выстрелов — негромкие и нестрашные, и наоборот — оглушительные вопли в наушниках шлема. И какая-то раздражающая неторопливость Аквилинов и собственная неспешность. Когда кажется, всё, что делаешь, слишком медленно, и ты по-любому опоздал, везде опоздал. А враги, их слишком много и они очень быстрые, стремительные и неуловимые. А ты — медленный… Потому что голова думает быстрее, чем работают руки, и время расслаивается между работой мысли и действием. А затем ты — трах-бах! — и оказываешься практически возле чужого мостика. И только вечные боги знают, как ты там очутился.

— Сзади, префект!

Ранение от лучевого оружия похоже на ожог, боль от которого нарастает с каждой секундой. От легкого дискомфорта до нестерпимого ужаса. Но, как правило, бойцу хватает времени, чтобы впрыснуть в кровь анальгетик и местный коагулянт. Вот и Квинт Марций успел, а потом пристрелил своего обидчика.

— Как ты, господин?

Вот оно, преимущество начальства! Твоим самочувствием поинтересуются, хотя бы для будущего отчета.

— Жив покамест, — буркнул Квинт Марций, успокаивая дыхание. — Как дела у наших?

— 86 процентов помещений под контролем.

— Отлично. Нужны живые пленники.

— Держись, господин, — пророкотал Гай Бруттий. — Сейчас мы доберемся до мостика.

Префекту вдруг стало весело. Как же он понимал сейчас бывшую Фортунату. Одна команда, одна цель, одна работа — о чем еще может мечтать прирожденный воин? И всё просто до предела: за спиной товарищ, а впереди — враг. Своих защищай, чужих убивай. Вот бы и всегда так было.

— Не увлекайтесь там. Пленных приказано брать живыми, — еще раз напомнил соратникам Гай Бруттий.

Сам Квинт Марций нацелился на вражеского командира и его офицеров. Если, конечно, у этих полудиких варваров есть какой-то аналог воинской иерархии.

«Ты — сноб, Аквилин, — самокритично отметил Квинт. — Варвары только что неслабо так погоняли „Аквилу“ между астероидами. И ты — настоящий мятежник, потому что способен допустить, что достижения варваров достойны какого-либо внимания».

— Прикрой меня, префект.

Десятник уже примеривался резаком к задраенному изнутри люку на мостик.

— Погоди, давай попробуем с ними договориться.

Уничтожение оборудования рубки — с точки зрения руководителя поступок недальновидный.

— Эй! — Квинт постучал в переборку прикладом, морщась от приглушенной боли в потревоженной лопатке. — Говорит префект «Аквилы». Ваш корабль уже полностью… — он бросил беглый взгляд на легионера, ожидая подтверждения своих слов. Тот деловито кивнул. — Полностью под нашим контролем. Мостик мы все равно захватим, но хотелось бы обойтись без лишнего кровопролития.

В ответ — тишина, продлившаяся достаточно, чтобы Аквилины сделали однозначные выводы.

— Упертые гады, — мрачно молвил Гай и кликнул в коммуникатор. — Тит Папий, ко мне!

Легионер притопал довольно быстро.

— Мозго… хм… ухотёрку не забыл?

— Как можно! Она завсегда со мной, — расплылся в довольной ухмылке манипуларий.

Он деловито извлек из заплечного ранца свой планшет и принялся искать, где за стенной панелью спрятана проводка, ведущая на мостик.

— Сейчас он подключится к внутренней связи и… — Гай Бруттий красочно изобразил физиономией отвращение. — Акустический удар — это такое говно.

Десятника помимо воли передернуло. Квинта Марция, кстати, тоже.

— Ну, чего… готово! — доложил Тит.

— Только не на полную мощность, — предупредил префект. Звуковой удар убивал так же верно, как выстрел из «гладия».

— Разве ж мы изверги какие! Места там мало, им и минимума хватит. А теперь! Отключить внешние микрофоны!

В полнейшей тишине Квинт видел, как люк распахивается изнутри, и им под ноги валится бесчувственное тело вражеского офицера.

— Быстро и чисто! — похвалился довольный десятник, делая префекту приглашающее движение, мол, добро пожаловать на мостик. — Система управления не пострадала. А если Луций Ицилий не пожлобится на анальгетик, то через полтора стандартных часа эти уроды смогут записать свои показания собственноручно.

— А если медицине варваров доступно кохлеарное протезирование, то можно считать, им повезло, — добавил Квинт Марций, глядя как у поверженных врагов из ушей течет кровь.

— Надо было сразу сдаться. Тогда и при ушах остались бы, — Гай Бруттий с легкостью развеял гуманистические сомнения своего доблестного префекта. — Как плечо? Вколоть еще обезболивающего? А то у меня тройной запас есть.

— Благодарю. Я потерплю до медблока.

Легионеры втихомолку одобрительно переглянулись. Начальство оказалось не только вменяемым, но еще и весьма полезным в ближнем бою: не мешалось под ногами, думало мозгами и не совало нос, куда не просят. А еще болтали всякие: «Дефективный, дефективный…»! Нормальный дядька. Ну, разве только совсем чуток с придурью. Но от книжек еще и не то бывает.

Ни одна, самая подробная и до последней мелочи документальная запись не передаст подлинное напряжение, царящее на борту корабля во время боя. Никто из офицеров шагу не сделал в сторону от своих постов и не поднял ничего тяжелее светового пера, но воротники их форменных туник потемнели от пота. Впрочем, Антоний и сам-то заметил, что волосы его взмокли, а на кончике носа повисла соленая капля, лишь когда «Аквила» захватила лучом-корвусом вражеский корабль. От волнения сердце психокорректора трепыхалось в груди, так и норовя выпрыгнуть через горло.

Подсчет пульса Антония не утешил. «107 ударов в минуту? Ого!»

Оно и понятно, ибо удовольствие от синусовой тахикардии весьма сомнительное. У Ливии, Плавтия и остальных офицеров наблюдались все те же симптомы нарушения сердечного ритма. Но им, похоже, не просто нравилось, Аквилины на самом деле наслаждались каждым мгновением нечеловеческого напряжения всех сил. Глаза их сияли от восторга! Даже у скупого на эмоции командира манипулариев! А когда зашла речь об абордаже, то лишь безумец осмелился бы встать на дороге у Квинта Марция. Антоний бы точно на такой подвиг не решился.

А Ливия! Она, созданная эдаким аватаром корабля, она кипела первозданной радостью. Ликовала откровенно по-варварски, будто дикарка с захудалой планеты, застрявшей в доиндустриальном невежестве. Разве только в пляс не пустилась — с подскоками и улюлюканьем.

«Удивляешься? — отдернул себя Антоний. — Зря. Это просто Аквилины в их естественной среде обитания. Между палубой и белым кабинетом есть разница, верно?»

И разве все они — эти одержимые мужчины и женщины, Ливии, Плавтии, Фабриции и Марции — разве они все не прирожденные безумцы, чье смертельное сумасшествие тщательно выпестовано с раннего детства, откорректировано в юности и полностью сформировано в зрелые годы?