Звездная бирема «Аквила». Рубеж - Олег Мелехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антоний самодовольно ухмыльнулся. Так и должно быть! Вопрос адресован правильно: разгадки странных поступков по части психокуратора.
— С Квинтом Марцием как раз всё очень просто. Он тебя ценит настолько высоко, что хочет быть лучше тебя. Не удивляйся, наварх. Ничего необъяснимого тут нет. У тебя всегда было то, чего не было у него: «Аквила», талант пилота… Ну, а теперь у тебя еще и Фиделис, к которому Квинт изрядно привязался. Твой префект злится из-за того, что завидует. Тебе, Ливия, завидует.
Наварх удивленно воззрилась на питомца. Пожалуй, даже с некоторым уважением. И с этого момента самодовольство аррианского сцинка уже можно было на хлеб мазать, как масло.
— Вечные боги, — вздохнула она. — Но ведь он все равно не сможет стать мною. Даже если меня убьют, и «Аквила» — и сцинк, о боги! — достанутся ему, от этого он не превратится из Марция в Ливия. Что же, мне и дальше жить, опасаясь выстрела в спину? Только потому, что я его однажды… пожалела и захотела помочь? Ты всерьез утверждаешь, что мой префект — такая убогая неблагодарная сволочь, а, Луций Антоний? Право, мне сложно в такое поверить.
— Можешь быть абсолютно спокойна — Квинт никогда не причинит тебе вред. Скорее он сам умрет. Потому что, если не станет тебя, то не будет и его «Аквилы». Он сам не до конца понимает, что ты и есть она, но чувствует это подсознательно. Если хочешь, считай его чувства ревнивой и мстительной любовью.
Антоний осознанно сгущал краски, намереваясь полностью переключить внимание Ливии Терции на Квинта Марция. И пока у него всё прекрасно получалось.
— Я не могу быть спокойна, Антоний, — наварх покачала головой и нахмурилась. — Корабль — это единый организм, а я, — Ливия для наглядности постучала себе пальцем по лбу, — его мозг. Если один из органов этого тела… нездоров, я не могу игнорировать сигналы. Инфекция может распространиться на всех. А он, видят боги, действительно болен. Однажды наше противостояние уже едва не погубило корабль, и я не допущу повторения. Этот нездоровый член моего большого тела, — она повела рукой, подразумевая корабль, — следует или исцелить, или — отсечь. Потому что дело касается не только меня и Квинта Марция. Четыре с половиной сотни человек на борту «Аквилы» важны для меня не менее, чем Квинт Марций. Предложи лечение, Антоний, иначе я решу вопрос сама — и радикально.
«А Квинта Марция мы будем ампутировать. Без наркоза», — развил медико-анатомические аллегории наварха впечатлительный Антоний. Не совсем тот эффект, на который он рассчитывал. Фиделис, по крайней мере, вонзил когти в обивку «домика», суля невольному провокатору недоброе.
Антоний сделал небольшую, но многозначительную паузу в разговоре, как бы отвлекаясь на смакование синего чая.
— Если бы мы были на Цикуте в моем кабинете, то в этот момент твоего гадкого префекта уже конвоировали бы в психокоррекционный изолятор. И больше ты бы никогда его не увидела. Но мы далеко от границ Республики, мы во враждебном окружении, и Квинт Марций нужен «Аквиле». Как оружие солдату.
«Ого, как заговорил! — прищурилась Ливия. — Долгонько же пришлось ждать, прежде чем Антоний начал намекать, что я была тогда неправа. Только я была права, вот в чем суть. Ни один из моих Аквилинов не заслуживает быть отданным на растерзание психокорректорам, что бы он там не натворил».
— В твоем бывшем кабинете, — усмехнувшись, уточнила она. — Окажись мы сейчас на Цикуте, первым в изолятор отправился бы ты сам. Учти — Квинт Марций нужен и мне самой, а не только «Аквиле». И никогда и ни при каких обстоятельствах я не сдала бы тебе Моего Префекта, каким бы гадким он ни был. Я говорю с тобой о нем сейчас именно потому, что здесь, на Моем Корабле, только я решаю, кого и куда поведут под конвоем. Это понятно?
— Я отлично помню, кто здесь и сейчас хозяин положения, — огрызнулся Антоний.
— А раз помнишь, так и не строй тут из себя данайца на допросе, — наварх тоже показала зубы. — Я позвала тебя не для того, чтобы обсуждать мои решения. Я требую, чтобы ты отрабатывал свой паек. Ты психокорректор, верно? Вот и корректируй, твоюцентурию. А начать можешь с себя. Поведай, чем таким лично я не устраиваю тебя, Луций Антоний?
Торжествующая ухмылка на морде ящера заставила Антония честно признаться себе, что маневр уклонения от скользкой темы их с Ливией отношений не получился. Аррианский сцинк честно транслировал эмоции хозяйки, как и было предусмотрено её индивидуальной программой профилактики неврозов.
— Если я скажу, что устраиваешь целиком, ты мне не поверишь, конечно. Но это так. Ты… — он изобразил лицом изрядную толику сомнений в необходимости этой вынужденной откровенности. — Для меня ты — уникальная возможность изучать Ливиев в максимальном приближении. Я же ученый, а не изверг, как очень верно подметил наш дефектный префект. И как ученый, я не могу требовать от объекта… прости за сравнение, идеальности во всех проявлениях. Будь собой — утоляй мою жажду познания.
Во всяком случае, в отсутствии искренности его невозможно упрекнуть.
Комплимент (если это был он) прозвучал как-то сомнительно, на вкус наварха. Однако синий чай делал свое дело, и Ливия, вспомнив вдруг об еще одном возможном применении для Антония, решила дальше не тянуть, а сделать, так сказать, предупредительный выстрел поперек курса:
— И насколько же далеко простирается твоя жажда познания? — понизив голос, поинтересовалась она, подпустив в тон хрипотцы, а в глаза — вкрадчивого блеска. Такие позывные не расшифровал бы только полный тупица. Вот Марк Фабриций, помнится, в свое время отлично все понял и… э-э… сразу лег на встречный курс.
Под плотоядными взглядами наварха и её питомца Антонию стало не по себе. Намерения у них обоих были недвусмысленные. Точнее, целилась Ливия, а Фиделису было крайне любопытно. Он аж на задние лапки присел.
— Отрезать тебе голову, чтобы посмотреть, как она устроена внутри, я не собираюсь. Я ограничусь полевыми наблюдениями, — честно сознался Луций Антоний, еще питая робкую надежду, что женщина переведет всё в шутку. Тщетно.
От неожиданности Ливия моргнула, а потом поморщилась, не скрывая досады:
— Тьфу! Антоний, в тебе нет ни капли романтики. А еще исследователь!
«Полный стоп! Маневровые на реверс!» — скомандовала она сама себе, не решив пока, злиться ей или смеяться.
— Ну что ж, значит, твои полевые наблюдения останутся крайне ограниченными, — фыркнула Аквилина и встала, давая понять, что разговор окончен. — Ступай, займись подготовкой к допросу пленников.
Ну, не пинать же его коленом под зад с воплем: «Perite, fellator![12]» Хотя искушение такое у Ливии было, тем более что Антоний замешкался.
— Ну, что стоишь? Свободен!
— Будет исполнено, наварх, — отчеканил бывший психокуратор и стремительно, словно опасался выстрела в спину, выскочил из каюты.
Да, любой манипуларий, какой-нибудь Кассий или Бруттий, на его месте не растерялся бы, приняв внимание женщины как должное. Но стать постельной игрушкой мятежного наварха? Нет, для этого у Антониев должно было быть чуть меньше врожденной гордости. А спать с женщиной ради науки? Тоже не годится. Что-то не додумали в генетических лабораториях Республики, когда проектировали фамилию ученых, столь щепетильных не только в научных вопросах.
— Нет, ну ты видел? — с раздраженным смешком обратилась Ливия к Фиделису: — Вечные боги, этот mentulam caco[13] только что меня отшил! Так что в рейтинге дефектных идиотов первое место сегодня однозначно за Антонием. И только ты, верный мой зверь, любишь меня и понимаешь, — и ласково погладила ящера по спинному гребню.
— А знаешь что, Фиделис… — задумчиво продолжила она. — Пойдем-ка пожалуемся на мерзкого Антония. Спрашиваешь, кому? Правильно, дорогой, Квинту Марцию, кому же еще.
Ливия посадила ящера на плечо, прихватила чайник и решительно нажала на панель замка соседней каюты.
— Квинт Марций, к тебе можно зайти?
Квинт честно выполнял указания Ицилия: спокойно лежал и читал. Отличное занятие для раненого бойца, даже если история настолько грустная, что иногда слезы просятся на глаза. Но это хорошо! Душе человеческой требуется постоянная работа, чтобы не погрязнуть в сиюминутной рутине и не очерстветь. И тут боевичками авторства бойких амикусов нипочем не обойтись.
— Заходи, конечно, — сказал префект, закрывая планшет, и улыбнулся. Сначала Фиделису, а потом, заметив, как расстроена Ливия, и ей. — Заходи и рассказывай, кто тебя обидел.
— Ты не поверишь, — с нервным смешком ответила она, водружая на стол чайник и отпуская Фиделиса, изъявившего желание перебраться к префекту. — Этот гаденыш меня только что отверг.
— Кто? — изумился Квинт. — Антоний?