Марка страны Гонделупы - Софья Могилевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько дней? — спрашивает Петрик.
— Тридцать шесть часов… Нашел Одессу?
— Нашел. У моря.
— «Есть пароход на Дальний Восток?» — спрашиваем мы у начальника порта. «Сейчас отчаливает!» говорит начальник, и мы скорей-скорей бежим на пароход.
— Успеваем?
— Конечно. Мы взбираемся по трапу, и сразу раздается команда: «Отдать концы!» и три гудка…
— Ну что ты, мама! — восклицает Петрик. — Сначала три гудка, потом убирают трап, потом уж команда «Отдать концы!»
— Ну, Петрик, все эти морские обычаи я знаю не очень хорошо. Конечно, бывает, как ты говоришь…
— Дальше что?
— Дальше мы едем в Стамбул. Это самый большой турецкий город. Из Стамбула мы попадаем в Каир. И оттуда плывем по Красному морю в город Аден.
— Вот город Аден! — говорит Петрик.
Вместо парохода по Красному морю плывет его палец.
— Правильно. Но тут капитан говорит: «Дальше наши дороги расходятся. Мы держим путь на остров Цейлон и оттуда во Владивосток, а вам нужно на восточный берег Африки. Там и есть Мозамбик. Вам придется пересесть на другой пароход».
— А мы что? — спрашивает Петрик.
— И мы прощаемся с капитаном и со всем пароходом и садимся на самолет. Хочешь на самолете?
— Давай… Как тогда в Монголию…
Теперь над картой всего мира в далекую африканскую страну Мозамбик летит ладошка Петрика. Мизинец и большой палец оттопырены — это крылья.
— Мы летим и смотрим вниз. Сначала под нами вода. Это мы пролетаем над Баб-эль-Мандебским проливом. Видишь, написано крошечными буквами. Внизу мы видим маленькую темную букашку. Это наш пароход плывет во Владивосток. Мы кричим им и машем платками. Но слишком высоко. Они не слышат и не видят нас. Потом мы летим над страной Абиссинией…
Фр-фр… рокочет самолет Петрика.
— Потом мы летим долго-долго над английскими колониями в Африке, и наконец перед нами страна Мозамбик. Мы летим прямо к озеру Ниасса…
— Стоп! — кричит Петрик на весь дом. — Стоп! Мы идем на снижение… Мама, крепче держись, сейчас приземляемся… Стоп! Давай вылезать. Теперь мы пойдем пешком. Ладно?
— Давай. Это даже интереснее. Но только мы трогаемся в путь, как наступает ночь. Такая черная, как сажа из печки. Даже луны нет, а только звезды. Масса звезд. И тут мы видим…
У мамы глаза становятся круглыми и блестящими.
— Что? — замирающим шопотом спрашивает Петрик. — Что?..
— Вода в озере начинает колыхаться, и появляется что-то черное и блестящее.
— Кто? — шепчет Петрик.
Мама тоже шепчет одними губами:
— Бе-ге-мот. Он фырчит и сопит и вдруг громко зевает. Слышно по всему озеру. А пасть у него такая огромная, что он может засунуть внутрь целую копну сена. Он вылезает на берег…
Страшное рычание раздается из зарослей. Это лев! Он вышел на ночную охоту. Он крадется по звериной тропе… А с другой стороны тоже к озеру неслышными шагами, будто тень, скользит тигр…
— Ох, сколько разных зверей!..
— Очень много. Смотри, вот они все у тебя на марках. Видишь, вот лев, а вот бегемот.
— А потом?
— А потом наступает утро. Наверное, в Африке солнце бывает по утрам алого цвета, а лучи — чистое золото! И когда мы идем по равнине, мы видим жирафов — рыжих и пятнистых, с длинными шеями и крохотными рожками на лбу, и антилоп на тоненьких быстрых ножках… Смотри, смотри… Они все у тебя есть на марках… А толстые змеи, вот как эта, греются на солнце и переливаются всякими цветами… А потом мы подходим к негритянской деревне. У них хижины сделаны из камыша, а вся деревня обнесена высокой оградой. Это защита от диких зверей.
— Мы им говорим, что мы из СССР. Нужно им обязательно сказать, что мы из СССР.
— Конечно. Они нас встречают очень приветливо и угощают кокосовыми орехами. Каждый орех огромный, величиной с твою голову. Мы их разбиваем, а внутри кокосовое молоко. Белое, сладкое, вроде растопленного мороженого. И вдруг…
Петрик вскакивает с дивана.
— На нас нападает слон?!
— Нет, мы просто смотрим на часы…
— Ну, давай еще поездим…
— Нет, Петрик, больше нельзя. Уже поздно. Вот только что: тащи энциклопедический словарь. Там на букву «М». Посмотрим, что там написано про Мозамбик. Вот, слушай. «Климат представляет резкие переходы от жары к холоду. Дожди продолжаются от ноября до апреля, прерываясь в декабре и январе засухами. Растительность тропическая; водятся слоны, носороги, буйволы…»
— И антилопы! — подхватывает Петрик.
— Да. «Вывозят слоновую кость, каучук, земляной орех. Добывается золото. Имеется медь, уголь, олово, свинец. Однако добыча их ничтожна». Еще здесь сказано, что сюда ссылают преступников.
— Ого! Значит, там не так уж хорошо?
— И еще сказано, что раньше отсюда португальцы вывозили рабов…
Что и говорить, это были превосходные поездки!
А все-таки самое заманчивое, самое пленительное была мена! Меняться марками было захватывающе интересно!
И хотя меняться приходилось мало, а толку от мены было еще меньше, все же самыми ценными Петрик считал именно те марки, которые ему удавалось выменять.
Главным образом Петрик менялся с Левой. А если с другими мальчиками, то опять же через Леву.
На первой перемене Лева мимоходом бросал:
— Марки с собой? На большой вали на верхнюю площадку, есть мировецкие!
При этом он шикарно прищелкивал пальцами перед носом Петрика.
Петрик знал, как нехорошо заниматься марочными делами в школе, хотя бы и на переменках. И он понимал, как огорчилась бы мама, узнав об этом.
Но как он мог устоять? Это было выше его сил. Кроме того, Лева Михайлов был из третьего класса «Б». И очень умный. И его товарищ.
Весь урок Петрик ерзал по парте. Нетерпение изводило его. Буквы получались негодными раскоряками, а Клавдия Сергеевна делала ему одно замечание за другим.
Урок тянулся так невыносимо долго!
Едва успевал зазвонить звонок перед большой переменкой, Петрик выскакивал из класса и сломя голову несся по лестнице на самую верхнюю площадку.
Кирилка с Опанасом переглядывались, и теперь оба сокрушенно вздыхали. Что они могли поделать? Они яростно ненавидели марки и Леву. Но Петрику они все прощали, хотя никак не могли понять его. Разве можно ради каких-то паршивых марок забывать все? Даже друзей…
У Левы была такая система. Сначала он заставлял себя как следует подождать. Когда бедняжка Петрик терял всякую надежду, он являлся, как всегда, немного высокомерный и насмешливый. Затем он вытаскивал из кармана кляссер, такой красненький переплетик специально для менных марок, и показывал свои марки. Причем всегда умел показать «товар лицом».
Он мог рассказать, что нарисовано на каждой марке и какая ей цена по французскому каталогу Ивера.
Ни в коем случае марки не позволялось трогать руками. Только пинцетом.
Распалив как следует Петрика, Лева говорил:
— Ну, показывай. Чего там у тебя? — и бесцеремонно разворачивал пакетик Петрика.
Жадными пальцами он перебирал марки Петрика, в то время как Петрик заглядывал ему в лицо, стараясь угадать: как? Понравились ли?
— Барахло, нечего менять, — хмуро отрезал Лева.
У Петрика опускались руки.
— А вот эта, хорошенькая? С аэропланчиком. Только я немножко забыл, какая…
— Чепуховая…
И Петрику сразу начинало казаться, что его марки действительно ничего не стоят и все до одной «буза» и «барахло».
Зато Левины — ах, как хороши были Левины марки!
И Петрик начинал умолять:
— Хоть одну поменяй, Левочка… Хоть одну!
После небольшого ломанья Лева соглашался. Он выбирал у себя самую какую ни на есть нестоящую марку и предлагал ее Петрику.
Петрик точно не помнил, есть у него такая или нет… Но ему уже было все равно.
— Эту хочешь? — спрашивал Лева.
— Хочу! — замирающим голосом отвечал Петрик.
Тогда Лева отбирал у Петрика несколько действительно стоящих марок, и начиналась торговля.
Торговались долго и ожесточенно. Чем дольше продолжался торг, тем больше удовольствия получал Петрик. Он с самого начала знал, что отдаст Леве все, что тот захочет. И только ради одного удовольствия долго спорил и не соглашался лишь для того, чтобы продлить мену…
Оба расходились по классам, вполне довольные состоявшейся сделкой.
Глава двенадцатая. Шведская серия
Мальчики, закончив уроки, тихонько сидели вокруг стола и рисовали.
Трещал сверчок. Сияла лампа под зеленым абажуром. От печки было тепло и уютно. Гудел огонь.
Неожиданно зазвонил телефон.
Петрик прежде всех успел схватить трубку.
— Петрик, это ты? — услыхал он непохожий через телефон голос отца. — Я сейчас буду дома. Поставьте чайник с водой… и побольше.
Какая поднялась суматоха! На керосинку нужно было поставить всего один единственный чайник. Но ведь этот чайник хотелось поставить и Кирилке, и Опанасу, и Петрику, и маме тоже.
