Полет шершня - Кен Фоллетт

Механик подлез под фюзеляж и достал вторую колодку.

Выглядела она так же, как первая, но на вес показалась легче. Повертев ее, Петер обнаружил на одной из сторон скользящую крышку, как у пенала, и отодвинул ее. Внутри оказался аккуратный пакет, завернутый в промасленную бумагу.

С невыразимым облегчением Петер перевел дух.

Механик повернулся и пустился бежать.

– Задержите его! – крикнул Петер, но и так было ясно, что задержать надо.

Увернувшись от одного из преследователей, беглец попытался проскочить мимо Тильде, видно, считая, что оттолкнуть женщину труда не составит. Не тут-то было. Тильде развернулась, как балерина, пропустила его мимо себя, а потом сделала подножку. Механик полетел носом вниз. Тут подскочил Дреслер, схватил его за плечо, рывком поставил на ноги и вывернул руку за спину.

– Арестуйте второго механика. Он не мог не знать, что происходит, – кивнул Петер Эллегарду и перевел внимание на пакет.

Он развернул промасленную бумагу. Вынул два экземпляра «Положения дел», передал их Юэлю. Юэль посмотрел на газету, потом на Петера. Петер, глядя ему в глаза, выжидательно молчал.

– Отличная работа, Флемминг, – нехотя признал Юэль.

– Я просто делаю что положено, – улыбнулся Петер.

Юэль отвернулся, ничего не сказав.

– Надеть наручники и отправить в управление для допроса, – приказал Петер своим агентам.

Но это было не все. В пакете лежало еще что-то. Петер извлек несколько листков бумаги, скрепленных вместе. На них – напечатанные на машинке столбцы по пять цифр. Петер поразглядывал их в недоумении, пока не сообразил, какая удача ему выпала. На такое он не смел и надеяться. Похоже, это зашифрованное послание.

Он подал бумаги Брауну:

– Господин генерал, похоже, мы раскрыли шпионскую сеть.

Браун, глянув на бумаги, даже побледнел.

– Похоже, вы правы!

– Полагаю, в германской армии имеется подразделение, которое занимается расшифровкой вражеских депеш?

– Не сомневайтесь, имеется.

– Прекрасно, – улыбнулся Петер.

Глава 4

Древний экипаж, запряженный двумя лошадьми, встретил Харальда Олафсена и Тика Даквитца на железнодорожной станции в Кирстенслоте, родной деревне Тика. Тик пояснил, что экипаж годами стоял в амбаре, пока его не вернули к жизни введенные немцами ограничения на бензин. Колымага блистала свежей краской и претендовала на современность, тогда как впряженные в нее кони явно выглядели тружениками полей, да и возница смотрелся так, словно ему привычней идти за плугом, чем сидеть на облучке.

Тик пригласил Харальда на выходные, чем удивил друга. У Трех Балбесов не было заведено ездить друг к другу в гости, хоть они и дружили все семь школьных лет. Возможно, это следствие бурного антинацистского выступления Харальда на встрече с Аггером. Наверное, родителям Тика стало любопытно взглянуть на пасторского сынка, который озабочен преследованиями евреев.

По пути со станции они миновали небольшую деревню, где имелись церковь и таверна. Выехав за околицу, свернули с дороги и проехали между двумя массивными каменными львами. Примерно в полумиле, в конце подъездной дороги, Харальд увидел волшебный замок с башенками и укреплениями.

Данию не удивить такими замками – их сотни. Мысль об этом приносила Харальду утешение. Пусть страна маленькая, не всегда она безвольно склонялась перед завоевателями. Может, не совсем иссяк еще дух викингов?

Некоторые замки были настоящими историческими памятниками, их преобразовали в музеи и туристические приманки. Многие играли роль представительных поместий, где жили богатые люди, занимающиеся сельским хозяйством. В промежуточном положении находились красивые здания самых влиятельных людей королевства. Кирстенслот – замок носил то же имя, что и деревня – был из их числа.

Харальд немного оробел. Он знал, что Даквитцы богаты – и отец Тика, и дядя были банкирами, – но реальность превзошла ожидания.

«Что, если не сумею вести себя так, как требуется? – запаниковал Харальд. – Ведь жизнь в пасторском доме совсем не такая, как здесь!»

Ранним субботним вечером друзья высадились у парадной двери, величественной, как вход в собор. Харальд нес в руке маленький саквояж. Мраморный вестибюль был наполнен старинной мебелью, огромными расписными вазами, статуями и картинами в тяжелых золоченых рамах. Семья Харальда строго придерживалась второй заповеди, запрещающей создавать подобия как земного, так и небесного, потому картин в пасторском доме не держали (хотя Харальд знал, что их с Арне младенцами мать втайне от отца сфотографировала – он нашел эти снимки в ящике комода, где мать держала чулки). От обилия в доме Даквитцев произведений искусства ему сделалось не по себе.

Они поднялись по великолепной лестнице, и Тик привел его в спальню.

– Это моя комната, – сказал он.

Слава Богу, там не было ни картин старых мастеров, ни китайских ваз – только вещи, какие найдешь в комнате любого восемнадцатилетнего парня: футбольный мяч, фотография Марлен Дитрих в знойной позе, кларнет да рекламный плакат спортивного автомобиля «ланча-априлия» с кузовом, разработанным дизайнерами фирмы «Пенин Фарина».

Харальд взял со стола фотографию в рамке. На ней Тик, снятый года четыре назад, стоял рядом с девочкой примерно того же возраста.

– Неужели подружка?

– Моя сестра-близняшка Карен.

– А-а… – Харальд смутно помнил, что у Тика имеется сестра. На фотографии она была повыше, чем Тик, и вроде посветлей. – А непохоже, что вы близнецы, уж больно она хорошенькая.

– Ты, олух, похожие близнецы всегда одного пола.

– Она учится?

– Да, в Датском королевском балете.

– Я не знал, что при балете есть школа.

– Если хочешь попасть на сцену, нужно сначала выучиться. Некоторые девочки начинают в пять лет. Им дают такие же уроки, как нам, и еще учат танцу.

– Ей нравится?

Тик пожал плечами.

– Тяжелый, говорит, труд. – Открыв дверь, по короткому коридору он прошел к ванной и показал еще одну спальню, поменьше. – Это твоя, если не возражаешь. Ванная общая.

– Отлично, – кивнул Харальд и бросил саквояж на кровать.

– Ты мог бы жить в комнате покрасивее, но она в трех километрах отсюда.

– Нет, тут лучше.

– Тогда пойдем поздороваемся с мамой.

Они спустились на первый этаж и по главному коридору подошли к двери. Тик постучался:

– Мам, ты как, принимаешь визитеров?

– Входи, Йозеф! – послышался голос.

Харальд оказался в будуаре фру Даквитц, нарядной комнате, всюду, где только можно, заставленной фотографиями. Тик очень походил на мать, сорокалетнюю женщину с темными волосами, тронутыми сединой. Та тоже была крошечного росточка, разве только пухлая там, где он тощ, и с такими же карими глазами.

Тик представил матери Харальда, который с легким поклоном пожал ей руку. Фру Даквитц усадила ребят и принялась расспрашивать о школе. Говорить с ней было легко, держалась она дружелюбно, и у Харальда отлегло от сердца.

Чуть погодя она отпустила их со словами: «Ну идите приготовьтесь к ужину». Мальчики вернулись в комнату Тика.

– Вы что, как-то особо одеваетесь к ужину? – обеспокоенно спросил Харальд.

– Твой школьный пиджак с галстуком вполне сойдет, – успокоил его Тик.

У Харальда больше ничего и не было. Его гардероб – школьный пиджак с брюками, пальто, кепка плюс спортивное снаряжение – составлял немалое бремя для бюджета Олафсенов, поскольку его требовалось обновлять регулярно, ведь ежегодно Харальд сантиметров на пять вытягивался. Другой одежды, помимо свитеров и шорт на лето, у него не водилось.

– А ты что наденешь? – спросил он Тика.

– Черный пиджак и серые фланелевые брюки.

Харальд порадовался, что сообразил взять с собой чистую сорочку.

– Хочешь помыться? – спросил Тик.

– Конечно. – Идея принять ванну перед ужином показалась ему экзотичной, но он сказал себе, что так лучше поймет, как живут богатеи.

Он вымыл голову, а Тик тут же побрился.

– В школе ты не бреешься дважды в день, – заметил Харальд.

– Понимаешь, мама настаивает. А потом, у меня такая чернявая борода. Она говорит, я похож на шахтера, если вечером не побреюсь.

Харальд натянул чистую рубашку, школьные брюки и пошел в спальню Тика – там над туалетным столиком висело зеркало. В этот момент, не постучав, в комнату вошла девушка.

– Привет, – сказала она. – Ты, должно быть, Харальд.

Это была девушка с фотографии, но черно-белый снимок явно не отдавал ей должного. Белая кожа, зеленые глаза и яркие, медно-рыжие, кудри! Высокая, в зеленом платье до пола, она проскользнула через всю комнату как призрак. Без всякого усилия подняла за спинку тяжелый резной стул, развернула его и уселась, скрестив длинные ноги.

– Ну? Так Харальд ты или нет?

– Да, Харальд, – справился он с собой. – А ты сестра Тика.

– Тика?

– Так мы зовем в школе Йозефа.