Вино богов - Джон Барнс

— Минуточку, — вмешался Вассант, которого такая перспектива, похоже, вовсе не порадовала. — От тебя я такого не ожидал, Голиас. Разве, согласно традиции, самый мудрый член отряда не обязан предварительно изложить мрачные предзнаменования?

— Вот именно, — кивнул сэр Джон Слитгиз-зард, по лицу которого было видно, что он изрядно разволновался. — Я вас, сэр, конечно, обидеть не хочу, но мне приходилось с кое-чем в таком роде иметь дело, и я точно знаю: когда заходят разговоры про темные коридоры и всяческих злобных тварей, обитающих в подземельях, непременно нужен кто-нибудь, хорошо владеющий белой магией, и именно такой человек обязан предупредить нас о том, что нас ждут большие трудности.

Голиас глубоко вздохнул — так глубоко, что стоявшие перед ним свечи чуть не погасли, и тут у всех сидевших за столом по спинам побежали мурашки.

— Знайте же, раз уж вы все такие решительные, что нам суждены великие испытания. Целую вечность — так нам покажется — мы будем пробираться по темным пещерам, кишащим летучими мышами и могильными червями, по жутким зловонным лужам при свете факелов, которые мы захватим с собой, да гнилушек. Когда наконец мы доберемся до границы Царства Гоблинов — если доберемся, ибо они могут выследить нас и устроить засаду, — нас ждет встреча с жутким чудовищем, охраняющим вход в страну этих мерзких тварей. Чудовище загадает нам неразгадываемую загадку, но если мы ее разгадаем, затем мы будем должны нагло проследовать прямехонько к королю гоблинов и потребовать, чтобы он отдал нам девицу. Затем, невзирая на коварство (а когда имеешь дело с гоблинами, только и жди какого-нибудь коварства), нам нужно будет вывести девицу из подземелий, не сделав при этом ни единого неверного шага. И после всего этого нам достанется новый куплетик в одной более или менее популярной балладе. Ну а если нет, то когда-нибудь отыщется новый герой без страха и упрека, который все-таки добьется успеха. Словом, дело совершенно бессмысленное и необычайно опасное. Только разве вы сами об этом не догадывались?

Пелл Грант покрепче обняла сэра Джона Слитгиз-зарда, словно не хотела отпустить его, а он прижался к ней — то ли от страха, то ли просто потому, что ему это было приятно, кто скажет? При этом выражение лица у сэра Джона ни капельки не изменилось.

Аматус все это время молчал и смотрел в окно, на то, как капли дождя падают на размытую дорогу. Он чувствовал: что бы ни началось, нынче же вечером чему-то суждено кончиться. Почему-то вдруг ему показались немыслимо драгоценными такие простые вещи, как желтые и красноватые отблески пламени очага, над которым жарились протоны, шипение жирных свечей, тихий шелест дождя за окном, сопение большого пса, мирно спавшего под скамьей. Ему казалось, что так больше уже никогда не будет, и какая-то часть души принца отчаянно пыталась удержаться за последние аккорды лютни Голиаса. Что-то было такое в атмосфере кабачка, в этой смеси запахов мореного дуба, сырых сапог и дыма, пролитого гравамена и пара от котла, в котором готовили симиле — острейшую маргравиновую подливу, что-то такое, что принц не мог бы назвать словами и чему суждено было исчезнуть навсегда.

Аматус отпил еще гравамена, обнаружил, что храбрости у него из-за этого не прибавилось, и наконец изрек:

— Похоже, нам предстоит приключение. Предчувствия у меня нехорошие, признаюсь в этом откровенно, и поэтому я не хотел бы, чтобы со мной отправились те, кто не жаждет этого всем сердцем. Поэтому я предлагаю, если только мы можем тронуться в путь через час, договориться так: если кого-то из нас к концу этого часа здесь не окажется, стало быть, он в приключении участвовать не желает.

При этих словах одна темная кустистая бровь Голиаса взметнулась высоко-высоко. О чем думал Голиас — этого никто не знал, поскольку, как правило, он любой вопрос рассматривал исключительно всесторонне, однако алхимик улыбнулся — сдержанно, довольно и даже немного угрюмо:

— На редкость разумный план. Так давайте же в течение этого часа будем петь, есть и рассуждать… а затем тронемся в путь, если, конечно, будет кому трогаться.

Час пролетел незаметно, и надо отметить, что Голиас играл на лютне просто превосходно и спел множество замечательных старинных песен.

Первой ушла Пелл Грант. Она не слишком охотно выпустила сэра Джона из своих объятий, а он на прощанье сжал ее маленькую руку, а потом она выскользнула из двери и отправилась из «Серого хорька» в какое-то другое заведение.

Немного погодя встал и герцог Вассант, поклонился, печально улыбнулся и сказал:

— Господа, я чрезвычайно польщен предложением сопровождать вас, но я не люблю совершать необдуманные поступки. Я к вашим услугам, когда речь зайдет о спасении Королевства или когда будут задеты мои или ваши личные интересы. Однако в мероприятиях подобного сорта участвовать мне уже доводилось, и к тому же я уже начал ощущать первые признаки приближения старости — я полнею и обожаю всяческие удобства. Вероятно, утром я пожалею о том, что решил признаться вам в этом, а еще больше буду сожалеть, что не отправился с вами, когда вы вернетесь и приметесь взахлеб описывать ваши приключения. Но сейчас меня больше манит к себе теплая постель и уверенность в том, что утром я встану с нее и вкусно позавтракаю и вообще проведу день так, как пожелаю. Поэтому я ухожу, и если хотите, можете счесть меня трусом, но я верю, что вы, будучи моими товарищами, поймете, что мною движет всего лишь нежелание подвергать себя ненужной опасности.

— Мы все понимаем, — сказал Аматус, встал и протянул герцогу руку. Его голос прозвучал глубоко и серьезно, а краешком глаза он успел заметить, что бровь Голиаса снова высоко подпрыгнула и вдобавок алхимик едва заметно одобрительно кивнул.

Судя по всему, что-то в ответе принца глубоко тронуло и самого герцога, поскольку он, вместо того чтобы пожать протянутую руку принца, склонился к ней и поцеловал пальцы Аматуса. Когда Вассант выпрямился, поза у него получилась торжественная, как на параде. Принц ответил герцогу поклоном.

В кабачке стало холоднее. Очаг печально алел догорающими угольями, а пролитый гравамен почему-то стал отдавать кислятиной после того, как герцог Вассант, набросив на плечи алый плащ и опустив поля широкой шляпы, исчез за дверью. Еще мгновение — и он уже быстро зашагал по Венду к площади Плотников.

— Время еще есть, — заметил Слитгиз-зард. — И мне бы хотелось, чтобы все вышло, как мы договорились, но я остаюсь.

— И я, — подхватила Каллиопа.

Принц Аматус опустился на скамью, старательно запахнув плащ, дабы никто не заметил отсутствия его половинки. Что же с ним произошло, когда он прощался с герцогом? В то мгновение все казалось правильным, неоспоримым, а теперь он чувствовал себя усталым мальчишкой.