Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

– Ну давайте, давайте, начинайте, чего смотрите, не на танцульках.

– Да все уже кончено, в общем-то... – пренебрежительно сказала Лайна, вставая в боевую позицию, к слову, весьма похожую на симметричную стойку из земного ушу, – хотя давай, покажи, на что ты теперь способен.

Ринат сделал шаг вперед, и ему показалось, что первое же движение теперь, когда эта колдунья что-то в нем испортила, стало для него роковым. Он вдруг напрягся всем телом, выпучил глаза и издал нечеловеческий, какой-то звериный стон или вой. Зубцов и ребята сперва решили, что так он пытается запугать силлурианку, а Владимир так и вовсе забеспокоился – Ринат, для которого собственная судьба была одним сплошным поединком, действительно смотрелся сейчас хуже, чем и просто пугающе. Однако сделав шаг, тот разинул широко рот, будто намереваясь откусить девушке голову, как исполинский сквирл, а потом, громко лязгнув зубами, замкнул челюсти и схватился за горло обеими руками. Лайна, подумав, что сейчас самый подходящий момент для закрепления своих авторских прав на приступ у противника, театрально выставила руку ладонью вперед, так, чтобы ни у кого не осталось сомнения в ее феноменальных способностях. Она знала, как здорово подобная демонстрация действует на примитивные народы, не способные в массе своей манипулировать потоками внутренней силы.

Что и говорить, смотрелось это более чем зрелищно. Словно колосс на глиняных ногах, Ринат зашатался, прорычав, и из его рта вместе с обильной пеной слетели трудноразличимые слова:

– Ведьма! Гнида! Испортила...

Перед глазами у Рината вовсю плясали языки пламени, небо почернело – ему казалось, что всемогущая чародейка вообще устроила нечто вроде конца света, – а если все это, подумалось Ринату, существует лишь в его сознании, то он как минимум умирает.

Впрочем, со стороны это именно так и выглядело. Лайна сжала ладонь в кулак, будто схватив за горло петуха, и в этот самый миг огромный десантник в конвульсиях рухнул на землю, подняв при падении целое облако пыли, словно Лайна его еще и испепелила напоследок. Офицеры ОМОНа, составлявшие костяк зубцовского отряда, молча подошли поближе, чтобы лучше видеть развязку.

Полковник, испытывая к поверженному, корчащемуся у ног инопланетянки отцовские чувства – ведь сам же парня подставил, что говорить, – сказал Лайне примирительным тоном:

– Ну все, все, довольно. Нокаут, нокаут. Хватит.

Лайна кивнула и разжала руку, что, конечно, не оказало не малейшего влияния на развернутый эпилептический приступ у Рината.

– С ним все будет хорошо, – уверенно сказала она. Сейчас надо было успокоить землян, чтобы они не впали в другую крайность и не устроили над ней самосуд. Она лишь теперь, поздновато немного, вспомнила из краткого курса истории Земли, что за подобные штучки еще несколько столетий назад тут можно было угодить живьем на костер. – Когда кончится приступ, он будет здоровее, чем раньше.

Офицеры ждали реакции Зубцова, стоящего над выгибающимся, корчащимся Ринатом, с хрипением загребающим пыль болезненно скрюченными пальцами рук. Полковнику, что и говорить, понравился прием, продемонстрированный Лайной. Он мрачно смотрел на силлурианку, но чувства сейчас испытывал к ней куда более добрые, чем в начале их знакомства. Он с некоей даже гордостью обвел взглядом ожидающих его реакции ребят, словно желая сказать им: “Ну, видите, какого к нам замечательного инструктора прислали! А вы еще смеялись надо мною, а она, видели, что умеет!” К слову, Лайна, не знавшая предыстории, не смогла расшифровать этого загадочного взгляда земного командира, и страх тоской сжал ее сердце: “А ведь сейчас, не ровен час, прикажет своим солдатам открыть по мне огонь на поражение или связать и развести костер – мало ли чего у этих дикарей на уме...” Ведь Лайна хорошо знала, что в таком случае она окажется совершенно беззащитной перед этими, она не сомневалась, великолепно обученными воинами. Ведь и с одним Ринатом – если бы он сам столь доверчиво не дал ей так надолго своей руки – она не смогла бы совладать в честном бою. Но Зубцов сказал, родив лицом дружелюбную широкую улыбку:

– Отлично. Замечательно. Научите ребят этому приемчику, а, инструктор Лайна?

Лед был разбит. Как полковник, так и его бойцы умели ценить силу во всех ее проявлениях, и все сейчас смотрели на Лайну с одобрительными улыбками. Девушка почувствовала себя именинницей и сама ощутила и прилив гордости, поняв, что вписалась в этот суровый мужской коллектив. Так что можно было уже и поломаться немного – ведь она как-никак все же была женщиной.

– Ну, не знаю... – скромно потупив глазки, жеманно сказала Лайна. – Тут ничего секретного. Можно будет провести пару занятий, конечно...

Только что ножкой песок не ковыряет, подумал Владимир, ощущавший себя сейчас чужим на этом празднике жизни. Он все-таки не был кадровым офицером, и ему казалось несколько диким, что никому не было дела до несчастного Рината, сейчас постепенно затихавшего посередине площадки, под ногами Лайны и Зубцова. “А эти двое могли бы стать неплохой парой”, – подумалось Владимиру, глядевшему на инструкторшу и полковника. Он даже сам не знал, насколько он прав.

Глава 6

ДВА САПОГА

Через неделю после прибытия Лайны расстановка сил между сквирлами и людьми стала куда как более оптимистичной для последних. Прежде всего, Лайна привезла с собой весьма интересный чертеж, который еще в день прибытия передала Бадмаеву. Тот, покорпев над бумажками несколько часов, разобрался, что к чему, и Зубцов уже утром следующего дня отправил заказ на ближайшую фабрику. Оказывается, силлуриане рекомендовали для защиты от сквирлов личные мини-маячки, подобные бадмаевскому, но работающие от обычной батарейки. Петр Семенович в экспериментах с отловленными сквирлами пытался в свое время использовать звуковые волны малой мощности, но потерпел фиаско – ему и в голову не приходило, что сквирлы чувствительны лишь к самым мощным, как у его маяков, и к самым слабым воздействиям и при этом абсолютно невосприимчивы ко всему, находящемуся между ними. Академик, признаться, чувствовал себя посрамленным таким изящным решением, и его ревность не только вступила в борьбу со здравым смыслом, но даже взяла верх в этом поединке. Бадмаев, получив в дар спасительные чертежи миниатюрного, но высокоэффективного маячка и собрав в ту же ночь с помощью Володи первый пробный образец, немедленно испытал его на отловленном для опытов во время Володиного отсутствия собачьем сквирле, который, жалостно заклекотав, забился в угол железной клетки, испуганно втянув свою костистую башку в сплюснутый с боков панцирь, насколько это было вообще возможно.

Бадмаев тогда выключил устройство, по сравнению с которым его собственный маяк смотрелся допотопной машиной, и сказал: “Ох, Володя, теперь я еще менее доверяю нашим спасителям с Силлура, чем прежде. Поверь мне, как ученому, друг мой, даже инопланетянам, будь они хоть четырнадцати пядей во лбу, не суметь за несколько дней придумать такое изящное и простое устройство, как то, что они нам сейчас подарили. Понимаете, Владимир, за этой машинкой мне, как автору множества изобретений, отчетливо видны десятилетия напряженного труда; мне кажется, дело тут нечисто...” Владимир, при всем своем уважении к академику, не разделял его мальчишечьего какого-то упрямства в неприятии высоких инопланетных технологий. И не собирался поддакивать своему шефу в этом вопросе.

– Во-первых, – начал Володя, разглядывая чуть ли не дрожащего от ужаса всеми пластинами своего блошиного черного панциря сквирла, – они и не утверждают, что встретились с этими тварями впервые; а во-вторых, вы же ухитрились придумать свой маяк менее чем за две недели; отчего же вы думаете, что силлуриане способны были создать свой лишь за десятилетия напряженного труда?

– Владимир! – поджав губы, суховатым тоном начал Бадмаев тогда долгий, изнурительный – он был мастер на такие – монолог. – Понимаете, мой маяк против силлурианского – что дубина против пистолета. Вы же, Володя, не беритесь судить о том, чего не знаете и к чему не имеете ни малейшего касательства. Насколько я помню, вы по сей день не являетесь автором ни единого изобретения. Говорю не в обиду вам, однако должен отметить, что в данном случае ваш возраст не является оправданием для вас. В ваши годы я был автором уже двух изобретений и одного рацпредложения.

Владимир тогда был и не рад уже, что заступился за силлуриан, ему было совестно перебивать заслуженного академика, у которого, Володя подозревал, ему еще предстояло работать “на гражданке”. Так что Бадмаев брал своим занудством и длительностью речи, полностью выматывая оппонента через пять минут подобного нескончаемого, невыносимого монолога. Академик же был всегда рад поспорить на любую тему – кажется, он так давал отдых своим высокоученым мозгам, и вскоре Владимир уже был на грани тяжелой, вымученной дремоты. В дальнейшем он старался избегать бесед с Бадмаевым на тему роли Силлура в новейшей истории Земли и научился мастерски уклоняться от попыток академика вернуться к этому пункту. Тем более что теперь весь военный лагерь вполне по-деревенски наблюдал за развитием отношений между полковником и Лайной. Да и с Ринатом все закончилось благополучно – вечером того же дня Лайна с удовольствием поддержала чисто теоретическую идею кого-то из офицеров, что неплохо было бы им выпить на мировую водочки. Лайна счастливо заулыбалась в ответ, будто была большой любительницей крепких напитков, а всех бойцов охватило радостное воодушевление. Владимир же был весьма раздосадован, что Бадмаев намеревался всю грядущую ночь возиться в его обществе и, разумеется, на трезвую голову с силлурианскими чертежами. А от костра ввысь неслись мириады оранжевых, желтых и красных искорок и на всю округу – дружный мужской гогот и заливистый женский смех. А Володя знал, что, кроме Лайны, тут на тридцать километров не было ни единой женщины. Когда же через несколько часов нестройный хор запел “Подмосковные вечера” – Лайна солировала, – Владимир не выдержал и, соврав Бадмаеву, что должен отлучиться в туалет, направился к костру, выхватывающему из густой безлунной тьмы медные барельефы бойцов. Войдя в круг света и тепла, Володя обнаружил пьяную до осоловелой улыбки Лайну, сидящую на лавочке возле Зубцова, который, по-петушиному выпятив грудь, наливал своей инструкторше очередную рюмку. Разумеется, хотя на лавочке были еще свободные места, никто не посмел подсесть к Зубцову, даже Ринат, бывший в своем роде также виновником торжества. Офицеры ютились кто на чем горазд – кто-то притащил из дома стул, кто – довольствовался бревном. Лайна, пригревшаяся у костра, сбросила свой розовый комбинезон, как царевна-лягушка – шкурку, и теперь сидела в камуфляжной куртке, как и все прочие. К слову, Володя отметил, что ее полнота была мнимой – инструктор в действительности обладала вполне стройной красивой фигурой, это розовая куртка и штаны так ее толстили. Они были по-зимнему меховые, хоть на Северный полюс лети, – Володя наткнулся на ее облачение, висевшее на раскидистой ветке дерева. Бойцы обрадовались, что Володя выкроил минутку, и ухнули ему целый стакан – обмывать первую награду. Разумеется, Владимир не отказался и залпом опустошил емкость, тут же ощутив, как жар и жжение в горле приятным теплом истомы разливаются по всему его телу.