Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев

– Она страдает, – вдруг услышал Володя. Это сказал стоявший рядом и зачарованно глядящий на пленение царицы Ринат. “Только еще не хватало, чтобы он съехал”, – подумалось Володе.

Тем временем Зубцов ухватил царицу за эротично извивающийся гибкий стан и резким движением выдернул ее тело из кучи черепов.

– Чего стоишь как истукан, – злобно прошипел он в адрес Рината. – Помогай тащить эту суку, включайся!

Амбал, словно пробудившись ото сна, потряс головой, отгоняя наваждение, и схватил червеобразную царицу за массивное грушевидное основание; Лайна же все это время зажимала сквозь мешок королеве сквирлов отверстие чуть ниже глаз, рот, можно сказать, через который та пыталась издавать звуки. Владимир ошалело шел позади процессии, и полковник, обернувшись на секунду, сунул ему в руки фонарь, которым сам не мог воспользоваться, с трудом удерживая массивное, пружинистое, выкручивающееся из рук тело царицы. Владимир видел, что оно все студенисто перекатывается в руках Зубцова и Рината, будто оно все – сплошная молочная железа. Теперь у Володи было дело – освещать дорогу. Тем более что фонарь Лайны нервно дергался из стороны в сторону – инструктор с трудом удерживала в зажатом состоянии рот царицы. И Володя светил. И от света его всем четверым становилось так жутко, что, несмотря на все минусы темноты, в ней, пожалуй, выбираться из пещеры было бы все-таки проще. Справа и слева по ходу пещеры сквирлами были выкопаны ниши, в которых сидели и лежали, разлагаясь, обезглавленные трупы животных, большей частью собак и коз. Из одного узкого отверстия торчали волосатые мужские, стало быть, синеватые человеческие ноги в ужасающем состоянии. Владимир с омерзением осознал, что об одну из них он и споткнулся по пути вниз. Наконец заветный поворот и свет в конце тоннеля. Стены пещеры тем временем стали гладкими, без тошнотворных ниш, да и запах сделался чуть разреженнее. Наконец-то всем удалось выбраться на воздух, который показался сперва просто-таки неправдоподобно свежим, будто зимним, после гнойного духа подземелья царицы. Тут все четверо перешли на бег, и Володя почувствовал, что ему не хватает дыхания – ну что тут сделаешь, не военная у него была выправка, да и две недели в клинике, конечно, даром не прошли... Опавшие листья хрустели под ногами, золотые березы будто в изумлении глядели на чудовищного грудастого червя, стремительно влекомого двумя мужчинами и женщиной. Володя с трудом поспевал за ними сзади и, конечно, не мог им ничем помочь. Куда там – обузой бы не стать. Наконец впереди показался автомобиль. Самойлов – за рулем, Шамиль – у пулемета. В изумлении глядели бывалые солдаты на чудовищное белесое образование, разбухшей осетриной бившееся в руках у Рината и полковника. Сейчас запах королевы сквирлов отчетливо ощущался сам по себе, это было нечто очень пряное и головокружительно-одуряющее, как ночной цветок пальмы. Аромат не был неприятным, он был волнующим и призывным до истомы в теле.

– Пора! – скомандовала Лайна. – Пора дать царице возможность призвать на помощь свое семейство.

– Я развязываю? – спросила она на всякий случай у Зубцова – ведь как-никак командиром был все-таки он.

– Давай! – азартно отозвался Зубцов, махнув рукой.

Лайна сдернула мешок с верхнего выроста червеобразного тела, и существо обвело всех присутствующих изумительным взглядом своих золотистых, совсем и даже более чем человеческих глаз. С мольбою. С тоскою. С немою просьбой. Глаз тоже было четыре, и получалось, что у царицы лицо с каждой стороны. И тогда она разомкнула белесые, с прожилками пульсирующей, перетекающей синевы губы своих четырех ртов, по одному на каждом “лице”, и издала удивительный звук, точнее, неописуемую комбинацию звуков; самый тонкий из них напоминал журчание горного ручейка, самый низкий – последний, утробный, вызывающий вибрацию – перелив исполинского колокола. Два же промежуточных перетекали друг в друга широким спектром голосов дельфинов и птичьих песен, изысканной смесью всего этого. И тут же вдогонку отчаянному зову плененной госпожи откуда-то издалека зловещим многоголосьем донеслась перекличка знакомых сквирловских криков:

– Сти! Сти! Сквирр, сквирр! Сти! Стч!

– Поехали, и побыстрее, – воскликнула заметно побледневшая Лайна.

Машина беззвучно – если не считать ревущую царицу – тронулась с места, стремительно набирая скорость. И вовремя – на горизонте показались многочисленные группы исполинских сквирлов. Это было нечто новенькое – раньше исполинские сквирлы все же действовали в одиночку, было страшно даже представить, что могла натворить стая, к примеру, из пятидесяти лошадиных сквирлов. Они неслись что было сил на помощь своей владычице теперь уже молча. Однако, несмотря на изрядное расстояние до машины, слуха Владимира Достигали такие знакомые звуки соударяющихся пластин брони, металлического цокота когтей и трения сочленений суставов. Этот наполнявший сердца тоской гул нарастал с каждой секундой, и полковник, сидящий теперь впереди, рядом с Самойловым, велел гнать машину на полную. Владимир тут же почувствовал на своей шкуре, что такое езда по пересеченной местности на полной скорости на такой вот машине. Все они, включая царицу, не тряслись уже, а прыгали, рискуя разбить себе головы о низенький потолок. А сзади, вздымая пыль, клином смертоносных вороных коней неслись бронированные исполинские сквирлы. Уже можно было разглядеть раззявленные острозубые пасти, и казалось, что это не живые чудовища, а то ли боевые роботы, то ли ожившие скелеты давным-давно вымерших рептилий. И от этого делалось еще страшнее. А царица, виляя всем своим дрожащим, трепетным телом, пела особенно пронзительно.

Никто не обратил внимания, что взгляд двух ее видимых сейчас, будто подведенных жилками, человеческих женских глаз был сосредоточен точно в середине лба Рината, все еще прижимавшего ее к полу, чтобы та не выскочила. Владимиру с Лайной сейчас также приходилось удерживать извивающуюся пленницу, чтобы она, упаси Бог, не выпала из машины. Шамиль же нажал на гашетку пулемета, и воздух разорвал оглушительный стрекот и вибрация проснувшейся смертоносной машинки. По фургону заскакали пустые гильзы, а два передних сквирла, будто споткнувшись, грохнулись оземь, перекувыркнулись через головы и рухнули вновь, уже окончательно. В какофонии звуков никто, конечно, не слышал, что шептали губы Рината, сжимавшего упругую, зовущую грудь царицы сквирлов:

– Она страдает. Ей нужна моя помощь... – шептал Ринат, и по его щеке бежала слеза. И из глаз королевы сквирлов также катились большие, выразительные бусины слез...

Внезапно Ринат выхватил автомат и дал очередь по Шамилю, Володе и Лайне. В этот миг автомобиль скакнул на ухабе, и пули ушли вниз, зацепив бак с горючим и безнадежно разворотив армейскую рацию, но в сторону от людей. Сперва Володе даже почудилось, что попавший под очарование королевы сквирлов Ринат случайно не задел никого, что пока все обошлось. Казалось, на секунду от собственных выстрелов он пришел в себя и ошалело смотрел теперь на содеянное. Увы, пулемет в руках Шамиля затих, и красивый молодой чеченец, всем хвалившийся еще пару дней назад фотографией своей девушки, снявшейся для него на память в одних кокетливых трусиках и согласившейся ждать его и стать его женой, опрокинулся назад, и брюхо фургона обагрилось кровью, хлеставшей из дыры в его затылке. Он уже умер, конечно, а кровь текла так, будто он был жив. А потом Ринат взвалил королеву сквирлов себе на колени и пальнул очередью из автомата по сидящему за рулем Ивану Самойлову. Этот был самым веселым парнем в части, никто так не умел развеселить товарищей заводной шуткой или невесть откуда взятым очередным мастерски рассказанным анекдотом снять напряжение осажденного сквирлами лагеря, где, отключись маяк, можно было проснуться оттого, что в твой домик прыгает сквирл, разбивая стекло. Тут уж было без вариантов, умер так умер – вся очередь вплотную, точно в цель. И все, что в голове было, – на уцелевшее (недаром что бронированное) лобовое стекло. И теперь тошнотворная смесь мозга и раздробленных костей медленно начинала движение вниз, сползая. Машина же, теряя скорость, дернулась и встала. Полковник, вытянув ногу, резко нажал на педаль газа, принимая управление автомобилем на себя. Звериным инстинктом он почуял, что не успеет дважды, попробуй он теперь разобраться с обезумевшим Ринатом. Во-первых, стая исполинских сквирлов, насчитывавшая многие десятки голов, неслась со скоростью, превышающей 60 километров в час, и, в отличие от машины, начхать им было на кочки и овраги. Во-вторых, полковник затылком ощущал направленное дуло автомата; он бывал во многих переделках и знал, как чувствует себя затылок, когда в него, не мигая, уставится дуло – то ли зудит, то ли чешется, то ли щекочется. Вот прямо как сейчас. А если он теперь исчезнет из вида, то, быть может, просто перестанет существовать для суженного сознания несчастного Рината. И Зубцов, привалившись к коленям мертвого шофера, теперь рулил, нажимая на педали так, чтобы его не было видно сзади. Полковник вспомнил про Лайну. Но ему надо было также любой ценой довезти машину с царицей сквирлов до лагеря, выманить тварей на засаду. Это важнее, сжав зубы, решил Зубцов и прибавил газу. Тем временем за его спиной Володя постарался, одной рукою придерживая царицу, другой поднять на Рината автомат. Но можно было даже не пробовать – реакция у спецназовца была отточенной до автоматизма – он вывернул Володину руку и приставил к его голове горячее от выстрелов дуло. Владимир увидел, действительно вспоминая прожитую жизнь и слушая, как кровь гулко течет в скрытых пока от случайных взглядов венах его мозга, как медленно пополз вниз палец Рината, уже нажимая на спусковой крючок. И в это же время мозга Володи, все еще хранившегося в специальной, предназначенной для этого черепной коробке, а не сползавшего по стеклу, как у Вани Самойлова, достиг уверенный, спокойный голос Лайны: