Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Киммериец с ходу вонзил его в летящего к нему монстра. Темные гнилые зубы щелкнули, оказавшись на удивление прочными. Закаленная сталь разлетелась крошечными обломками, и в ладони Конана осталась лишь обгрызенная рукоять.

Корделия сама прыгнула навстречу врагам, эффектно перевернувшись в воздухе через голову.

Конан, честно говоря, сомневался, что от таких приемов есть хоть какой-то толк, и потому на все предложения аквилонки научить его кувыркаться отвечал решительным отказом.

— Если захочу стать циркачом, лучше стану показывать фокусы, — отвечал он обычно.

Девушка сперва сочла шуткой — ну как глупый варвар сможет стать фокусником? Однако Конана не зря называли самым лучшим вором Шадизара — его пальцы были такими ловкими и быстрыми, и это не раз спасало ему жизнь.

Впрочем, он не возражал, чтобы его считали длительным и недалеким увальнем — лучше, если враг недооценивает тебя.

Корделия приземлилась позади устремившихся в атаку полухортаров. Ее меч взвился в воздух, обрушившись на голову одного из них.

Конан много раз говорил девушке, что нападать со спины нечестно, а она всегда отвечала:

— Кто ж ему виноват, если он так растопырился.

Клинок аквилонки когда-то был прозрачным, словно слеза ребенка. Его изготовили из большого куска алмаза, а рукоять создали из волшебного льда.

Впрочем, это оказалось ошибкой.

Мощное заклинание Пламени разрушило чары, наложенные на меч. Лед растаял, опаляя руку воина, и оружие выпало из обугленных пальцев. После гибели хозяина, оно несколько веков хранилось в лавке торговца.

Никто не решался приобрести клинок, который в первом же бою подвел своего владельца.

Корделия купила его, не задумываясь.

За несколько дней перед этим, она убила трехглавого минодрака, и заказала рукоять из одного из черепов твари. Ненависть, которая бурлила в сердце чудовища при жизни, наполнила прозрачный клинок, сделав его иссиня-черным. Кузнец пришел в ужас, справедливо решив, что испортил древнее оружие, и уже собрался бежать из города вместе со всей семьей — к брату, в Аргос.

Его спасло лишь то, что Корделия, будучи столь же аккуратной, сколь и воспитанной, по ошибке пришла к нему на день раньше, чем было условлено. Стоит ли говорить, что в новом обличье меч понравился ей еще больше, и девушка щедро отблагодарила оружейника, — который чуть не сошел с ума от радости и облегчения.

Заговоренный клинок рассек полухортара надвое, превратив его в два окровавленных куска плоти. Почти в то же мгновение, девушка нанесла второй удар, лишив головы другое чудовище.

Конан взмахнул булавой, но на этот раз монстр оказался быстрее. Острые зубы твари вцепились в руку киммерийца. Ощущение было таким, словно к запястью поднесли факел. Еще один монстр спикировал на него сверху, нацелившись в шею.

Киммериец пнул первого тяжелым ботинком, отбросив его далеко в сторону. Затем вонзил обгрызенную рукоять топора в распахнутую пасть второго.

Простой деревянный штырь не мог причинить твари особого вреда, но на мгновение отвлек ее внимание. Конан с размаху ударил чудовище палицей, и услышал, как трещат переломанные кости.

Мертвое тело упало на тропу.

Когда Конан обернулся, полухортары исчезли.

В нескольких местах земля обуглилась и дымила. Корделия замерла с окровавленным мечом, — видно, стоявший перед ней противник внезапно исчез.

Твари отступили так же быстро, как и появились.

Глава 6

За Невесомыми Водами

Сагурн только закончил плавать в чистом бассейне. Им могли пользоваться только те, кто достиг чина сержанта и выше. Офицер сидел возле стены, отгораживающей казармы ополченцев от остального уровня.

После лепешки, съеденной у разгневанной торговки, есть не хотелось, и он наслаждался отдыхом, из-под приспущенных век наблюдая за толкотней селян возле огромных дубовых бочек с водой.

Они оскальзывались на мокрых камнях, вырывая друг у друга деревянные черпаки, мальчишки и юноши, не видевшие ничего, кроме своего жалкого села.

«Такого же, как мое, — лениво подумал Сагурн, вдавливая обнаженную спину в ноздреватый и легкий камень, что добывали в нижнем городе. — Хотя нет, мое было еще более убогим».

Промелькнувшая мысль вдруг нежданно и не желаемо воскресила вид Тухлых Болот, на которых он вырос. Ржаво-оранжевая бескрайняя поверхность, затопившая площадь перед последним на востоке хребтом Языков Пламени.

Она была гибельна для людей и зверей, не давая подступиться к горам, наполненным благоуханием пронзительно чистого и здорового воздуха. Рожденная болотами, у подножия гор текла широкая и светлая река — Невесомые Воды. Ее невозможно было переплыть, так легка была странная вода, в которой тонула даже пушинка.

В каждом поколении появлялись храбрецы, стремившиеся преодолеть преграду, по они исчезали, опускаясь на неизмеримую глубину, выхода из которой не было. Плавать в реке было все равно, что попытаться плыть по воздуху, бросившись со скалы.

Болотные люди не поддерживали связи с внешним миром, только староста, провожаемый до границы топи, посещал раз в зиму село, находившееся на суше в десяти днях пути. Жители Тухлых Болот соединялись на короткое время парами между собой, нередко порождая отталкивающих, отвратительных уродцев. Как почти все дети, Сагурн не знал отца.

Мать, похожая на остальных женщин — сухих, высоких, с продолговатыми глазами и длинными густыми волосами, кишащими насекомыми, была с ним до того дня, как мальчик стал на ноги. После этого ребенок считался общим достоянием, которым никто особенно не дорожил.

Постепенно он научился драться с другими, такими же одинокими созданиями, из-за куска лепешки и огрызка болотной тыквы, найденной в топи тушки погибшего или умершего от старости варса, толстого безобидного зверька.

Соперники, старшие мальчишки и девчонки, бывшие нередко сильнее парней, сперва просто отталкивали его с дороги ногами, однако невесть откуда появившаяся в нем сила и особое, изощренное умение найти слабое место противника, поставили его впереди ватаги.

Повзрослев, вместе с мужчинами он добывал среди ядовитых испарений болотные бриллианты, особо ценимые во Внешнем Мире.

Староста оставлял добычу в ближнем селе и возвращался, ожидая вместе с остальными на границе болот носильщиков, которые приносили на спинах мешки с провизией, дешевыми тканями, металлическими ножами и другими необходимыми вещами.

Довольные, они расходились, при этом болотные люди оставались в неведении относительно того, что за свой опасный промысел получали тысячную часть стоимость камня.