Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Парадная лестница видела взлеты и падения древней династии. Здесь правители страны принимали присягу, верности от своих вассалов, — и здесь же, нередко, умирали от руки тех, кто только что поклялся им в преданности.

— Боюсь, мы немного опоздали, — сказал Немедий. — Прием уже начался. Но ничего, — никто не заметит.

Конан приподнял бровь.

Значит, теперь советник играет при дворе столь незначительную роль, что никому нет дела, пришел он или сломал шею по дороге, и теперь кормит грифов в какой-нибудь канаве.

Киммериец вспомнил, сколько планов было у Немедия, когда они расстались. Фогаррид обещал во всем поддержать своего юного ученика. Судя по всему, однако, теперь их пути разошлись.

Вход во дворец был создан в форме распахнутой головы дракона. Нижняя челюсть, опущенная к земле, служила лестницей, мраморные кривые зубы заменяли перила. Низкие своды, образовывавшие пасть, заставляли гостей почувствовать себя пленниками.

— Мне казалось, старик собирался снести этого уродца, — вполголоса пробормотала Корделия, когда они спешились.

Немедий отошел в сторону, чтобы велеть слугам позаботиться об их скакунах, и не мог слышать слов аквилонки.

И правда, грозная морда дракона плохо вязалась с обликом свободной Валлардии, которую отшельник Фогаррид и его товарищи собирались выстроить после свержения тирана. Говорили о том, чтобы вовсе снести дворец, который вызывал у людей только страх и ненависть, — или полностью перестроить его. Копан даже видел несколько эскизов, начертанных на листах пергамента.

Немедий уже возвращался, озабоченно взлохмачивая волосы, — отчего становился похож на мальчика, едва закончившего жреческую школу.

— Курсаиты подтягивают войска к реке, — произнес он. — Со дня на день можно ожидать вторжения.

— А может, они просто боятся, что вы нападете первыми? — спросил Конан, но советник уже не слушал его, торопливо взбегая по широкой лестнице.

Северянина насторожило, что у широких резных ворот он не увидел охрану. Обычно у входа во дворец несли караул десятеро стражников. Киммериец хотел спросить об этом у своего спутника, но почти тотчас же сам увидел ответ.

Толстые серые нити свешивались с верхней притолоки парадной двери. Подняв голову, Конан увидел в темноте сводов, образованных верхней челюстью головы дракона, густые темные сети.

— Арахниды, — пробормотал северянин.

Немедий поежился и нервно потер руки.

— Мне они тоже не нравятся, дружище, — произнес он, понижая голос.

Советнику не хотелось, чтобы его слова донеслись до ушей тех, кто прятался в тени над их головами.

— Но согласись, лучших охранников не найдешь во всей Хайбории. Мы долго обсуждали, надо ли их приглашать, многие были против…

Немедий прокашлялся, и стало ясно, что против был как раз он, но никто его не послушал.

— Теперь, когда курсаитские шпионы повсюду, даже здесь, во дворце, не чувствуешь себя в безопасности. Поэтому Трибун и позвал арахнидов. Уверен, он и сам не рад, что пришлось идти на такие меры…

— Сложно поверить, что Фогаррид мог согласиться на такое, — заметил Конан, но его негромкое замечание потонуло в шуме и говоре.

Прием для иноземных наемников был устроен в первой зале дворца. Киммериец понял, что гостеприимные хозяева не захотели впускать чужаков во внутренние покои. Вполне понятная мера безопасности, если учесть, что вокруг кишмя кишат курсантские шпионы, — подумал киммериец.

Людей вокруг было много, и северянин узнавал в них гостей из самых разных уголков Хайбории.

Вот трое темнокожих гирканца, два рослых и худощавых, а один широкоплечий с раскосыми глазами, — видно, его предки были родом с гор, к востоку от моря Вилайет.

С ними шептались о чем-то двое шемитов, — темноглазые богатыри, с черными волосами и длинными завитыми бородами.

Особняком высился стигийский чародей, смуглый, с простым, но благородным лицом. Наверняка прибыл сюда не для того, чтобы помочь Валлардии, — хочет узнать, не удастся ли использовать ситуацию в своих целях, и расширить могущество своего черного бога Сета.

Когда два народа воюют, победителем чаще всего становится кто-то третий, который стервятником ждет в стороне.

Немедий уже отошел от них, заговорив с кареглазым боссонцем.

Корделия небрежно подхватила кубок с одного из подносов, которые разносили слуги, — но тут же с разочарованием поставила его обратно. Девушка привыкла к другим напиткам.

— Смотри, — сказала аквилонка. — Маг Гроциус.

В первый момент казалось, что через толпу к ним направляются двое. Но вскоре Конан понял, — это не так.

Первым шел лизардмен — высокий, почти такого же роста, как киммериец. Его тело покрывала блестящая зеленая чешуя, — такая мелкая, что издали она была не видна, и кожа казалась голой и склизкой, как у лягушки.

Тупая, сплющенная голова ящерицы медленно поворачивалась, словно даже здесь, среди приглашенных гостей, монстр искал себе жертву. Высокий кожаный гребень начинался на лбу и скатывался по обнаженной спине.

Выше пояса воин не носил ничего, если не считать рубинового ожерелья на шее. Всю его одежду составляли грубые штаны из воловьей кожи, да тяжелые башмаки — хотя глаз и отказывался поверить, что лизардмены способны носить обувь.

Вид его был странным и необычным, даже здесь, в разношерстной компании наемников, собравшихся со всего света. И все же взгляд не задерживался на ящере, — ибо то, что он держал в руках, было во много раз более удивительным.

Когтистые пальцы лизардмена украшали магические кольца. На запястьях сверкали золотые браслеты, — надетые не для хвастовства, а ради могущественных заклинаний, вложенных в металл.

Правая ладонь сжимала посох, выточенный целиком из огромного куска изумруда. Шесть алых колец скрепляли его, а на вершине сверкала человеческая голова.

— Маг Гроциус, — произнес Конан. — Рад видеть тебя в добром здравии.

Серые веки колдуна поднялись, обнажив глаза с алыми зрачками.

— Приветствую тебя, варвар, — отвечал он. — Рад, что ты с нами в этот непростой миг.

Северянин почти не знал Гроциуса.

Тот был одним из верховных магов Валлардии. Никто не знал, почему чародей решил бросить вызов тирану, и примкнул к Фогарриду и его товарищам. В решающей битве он оказал повстанцам большую помощь, — однако Конану так и не представилась возможность познакомиться с ним поближе.

Ярко-синие волосы спускались с высокого лба старца, низвергаясь гораздо ниже, чем доходила отрубленная шея. Правое ухо было огрублено много зим назад, и теперь вместо него сверкал черный бриллиант, в центре которого билась похищенная душа мантикоры.