Большие Надежды (СИ) - Оськина Варвара

– Вы идёте?

Взгляд Флор опять остановился на той самой беременной, что весь разговор простояла около стеклянной стены. Она смотрела так настойчиво, словно пыталась что-то безмолвно сказать, но боялась быть пойманной. Только лишь когда Хант отвернулся, женщина отступила вглубь своей белой комнаты. И было что-то особенное в упрямом выражении её лица, отчего Флор против воли медленно проговорила:

– Да.

***

Полутёмный зал казался пустым, если не считать пары занятых кресел да мелькавших на фоне неоновых вывесок редких теней. На крошечной сцене томно извивалось нечто в пошлых рюшах и кружевах, в воздухе чувствовался синтетический аромат сигарет, сандала и пряной выпивки. Застывший на пороге Артур позволил дверям у себя за спиной закрыться с тихим шипением, огляделся, а потом с лёгкой усмешкой уверенно направился между столиками, стараясь не привлекать внимания к своей долговязой фигуре. Он отлично видел в этом сиреневом полумраке, а потому скривился от отвращения, заметив чью-то голую задницу в третьей кабинке, но промолчал. В конце концов, если его брезгливость и чувство меры не позволяли, точно полоумному сношаться с первой же из подвернувшихся официанток, то до остальных ему не было дела, пока всё происходило в рамках закона. А тот оставался за дверями в эту часть Башни.

Служба Отдыха, состоявшая из целого комплекса на нескольких этажах, находилась в её самом дальнем «зубце» и предоставляла услуги разного толка. Об этом месте в Городе ходили разные слухи, когда, разумеется, не могли быть услышаны посторонними, но доподлинно знали о том, что происходит за этими бетонными стенами, только привилегированные жители Башни. Здесь можно было найти практически всё. На любой вкус, цвет, размер и гендерные предпочтения… Но, главное, здесь можно было поговорить без лишних свидетелей.

Так что, нырнув в давно облюбованную кабинку, Хант на мгновение замер, а потом фыркнул.

– Иди, милая.

Сидевший в кресле Вард легко шлёпнул по ягодице улёгшуюся на нём девицу и неохотно помог той слезть с колен. Прикасаться к этим женщинам больше положенного Юджин не любил, а потому немедленно потянулся к журчащему рядом декоративному фонтанчику, где без капли стеснения сполоснул руки. Его шлем валялся на столике рядом, и Хант с наслаждением стянул свой, пригладив рукой неизбежно растрепавшиеся волосы.

– Мог бы и не прогонять её, – заметил он и уселся в соседнее кресло, впервые за день позволив себе немного расслабиться. Он не снимал доспехи уже двое суток, и плечи неистово ныли, так что Хант нетерпеливо дёрнул на груди одну из застёжек, едва не зашипев от боли в обожжённых пальцах. Вард неопределённо махнул рукой.

– Ну раз ты пришёл один, то веселья уже можно не ждать. А раз веселья можно не ждать, то намечается разговор. И поскольку я, кажется, знаю, о ком он будет, то лишние свидетели нам не нужны.

Хант поднял бровь, помолчал, а потом рассмеялся и покачал головой.

– Мда.

– И пока ты не разразился пространной тирадой, замечу – зря.

– Что именно? – устало спросил Хант, а Юджин высокомерно скривился и потянулся к стакану с выпивкой, который стоял на небольшом столике рядом. Он сделал пару глотков и указал бокалом на две тёмно-серые папки.

– Зря взял эту Мэй. Слишком молода. Я всё-таки почитал досье.

– У неё хорошие показатели интеллекта, к тому же, Мессерер готовила её своей преемницей.

– Вот именно. Мы знаем, что она подделывала результаты. И Мэй может вполне оказаться одной из этих сепаратистов, а ты впустил её в святая святых.

– Святая святых – это апартаменты Суприма, всё остальное имеет вторичную важность.

– Хант!

– Я слушаю тебя, – Артур медленно повернул голову и посмотрел прямо в глаза Юджина, которые бледно светились в полумраке кабинки. – Ну?

– Ты даже не перепроверил её генетическую карту! – воскликнул Вард, но осёкся, заметив появившуюся на лице Ханта кривую улыбку. – Ты специально…

Артур кивнул и устало прикрыл глаза.

– Первое правило крупной охоты – дай почувствовать жертве свою безопасность. Если наша зверушка ни в чём не виновата, мы ничего не теряем. Но если она как-то связана с Сопротивлением, я обязательно это узнаю. Из всех, кто остался в Лаборатории Мессерер, она единственная, кто дотягивает показателями до стандартов Канцеляриата. Если честно, выбирать было попросту не из кого.

Хант расстроенно покачал головой и откинулся на спинку кресла. Вард же помолчал, прежде чем недовольно покачал головой и сделал глоток, скривившись от приторного вкуса выпивки. Артур хохотнул. Алкоголь считался в Городе привилегией избранных, но даже это не могло заставить Ханта пить ту сладкую дрянь, которую делали из многолетней пшеницы. Невыносимая дрянь.

– Что показал досмотр? – спросил он.

– Чиста. Будь на ней что-то, я бы её не привёл.

Хант протянул руку и подцепил верхнюю папку с досье. Открыв на первой странице, он уставился на снимок Мэй. На первый взгляд в ней не было ничего необычного или настораживающего. На Артура смотрела молодая женщина весьма обычной наружности. Разве что её глаза можно было назвать хоть сколько-нибудь красивыми, – синие, как небо на старых картинах, – но и те портили нависшие веки, излишняя худоба лица и какая-то общая угловатость. Правда, череп был до странного правильным, хотя под кудрявыми волосами этого было, конечно, не видно.

– Вижу, ты уже ознакомился. – Хант брезгливо смахнул какие-то крошки, что прилипли к странице. – Партнёр? Дети есть?

Послышалось фырканье, а потом судорожный кашель.

– Живорождённая дочь бунтовщиков, Хант, – выдавил из себя Юджин, который всё никак не мог откашляться. – Хорошо, если влагалище не зашито. Так глубоко я её не досматривал.

Он хохотнул, но осёкся под ледяным взглядом и сухо добавил.

– Стерилизована в десять лет. Живёт одна.

Артур снова посмотрел на фотографию. Что же, это многое объясняло. По крайней мере, недостаточный по меркам Города рост и общую недоразвитость вторичных половых признаков до установленного Канцеляриатом стандарта. Флоранс Мэй была определённо ущербна, хоть в том и не её вина.

– Я был на казни её родителей. Сколько ей тогда было? Год? Два? – спросил он, вглядываясь чуть внимательнее в попытке уловить то неясное чувство, которое засело где-то в висках и теперь сильно зудело. Хант чуть склонил голову набок и вдруг понял – глаза. Он, кажется, уже видел этот взгляд раньше. Или нет? Артур нахмурился.

– А какая разница? – брезгливо скривился Вард. – Оба синтезированы и выращены на человеческой Ферме. Генетических карт, разумеется, не осталось. Но, насколько я понял, они были с мутацией гена. Отсюда и дурацкое восстание. Их казнили, девчонку отправили в Интернат.

– Удивительное место, – пробормотал Хант. Он захлопнул папку и поднял взгляд, когда в их кабинку вошла одна из официанток. – От шлюх до учёных. Должен заметить, у них большой разброс… образовательных программ.

– И излишняя страсть к стерилизации. Чёртова политика генетического совершенства.

– Это не прихоть, а необходимость. Вряд ли ты захочешь окончить жизнь на эшафоте, если у тебя найдут пару дефектных потомков от местной танцовщицы.

– Да я первый сверну им шею, – рассмеялся Вард, и Хант криво улыбнулся. – Но всё-таки какие-то они не такие после этой процедуры.

Артур ничего не ответил. Вместо этого он потянулся ко второй папке и открыл анкету, едва успев подхватить выпавший оттуда снимок. Ну а сидевший рядом Вард вдруг отсалютовал стаканом в сторону фотографии в руках Ханта:

– Кстати, ещё тогда хотел сказать. Ты видел? У вас с Мессерер одинаковые ямочки на подбородке. Вот правильно говорят ребята с Фермы, что мы здесь все родственники. Возможно, я даже кувыркался со своей дальней сестрёнкой два дня назад…

– Надеюсь, что нет. И надеюсь, что сэтойменя не связывает ничего, – процедил Артур и брезгливо отложил снимок.

Воспоминание о треске, с которым рвались под лезвием мышцы и ткани на горле Руфь Мессерер, попробовали было прорваться наружу, но были тут же задавлены волей. Вместо этого Хант вновь посмотрел на досье. Во время суда эту карту не раз читали и перечитывали, отчего пластиковое покрытие на страницах чуть стёрлось и теперь казалось шершавым. Не задумываясь, что он делает, Хант стянул перчатку и коснулся одного из обтрёпанных уголков.