Люди и те, кто против них - Алексей Кошкин

Через неделю к фрау Бонг, у которой жила девочка, пришел человек в черном плаще, который он не снял. Они с фрау о чем-то говорили в гостиной, оба вежливо, однако он весьма настойчиво чего-то от нее добивался. Послышалось имя и фамилия Юнче. Девочке показалось, что речь идет о ее контракте. Она тревожилась и крутилась на лестнице, а потом, не выдержав, сбежала вниз, в гостиную. Фрау Бонг строго посмотрела на нее, но только мельком; она была сильно взволнована. А ее гость спросил довольно раздраженным тоном:

— Теперь-то я могу воспользоваться случаем, любезная фрау? — и, не слушая возражений (Бонг обладала весьма тихим голосом), обратился к девочке по-великодержавски: — Куда поехал мастер Халиев?

— Он поехал домой, — от неожиданности с сильным акцентом ответила Юнче.

Пришелец нахмурился и сказал фрау Бонг:

— Видите, до чего довела ее оторванность от дома? Уже забывает родной язык. Воспитанница этого негодяя лжет, чтобы выгородить его. Домой он не приехал, потому что кто-то предупредил его. Вы мешаете мне работать. Я бы спокойно снял показания этой милой девочки, фрау Бонг, а вы, прикрываясь какими-то невнятными (хотя и уважаемыми мною) правами и кодексами, запрещаете мне это сделать. Тем самым вы помогаете опасному преступнику, террористу и наркоторговцу… Юнче, детка, — обратился он к ней. — Твой мастер действительно совершил ряд преступлений перед Родиной. Мы следили за ним, но он смог временно ускользнуть — как раз на те два дня, в которые он был в этом городе. После этого мы усилили контроль, но он ускользнул и во второй раз, уже окончательно. Мне необходимо знать, с кем он встречался здесь, кому звонил, что говорил о своих планах.

— Понятия не имею! — возмутилась Юнче. — Кто вы такой? Из ВСБ? Дорогая тетя Клара, какие у него права?

— А почему ты решила, что я из ВСБ? — напирал пришелец. — Халиев что, говорил с тобой о нас? Кто был у него в гостинице?!. Ты должна все знать, ты же спала с ним в номере! Ты не отходила от него.

— Сраный козел, — плача, прошептала Юнче. — Тетя Клара, я даже не знаю… Он обманывает вас, хочет запугать. Не верьте ему!

— Я и не верю, — опомнилась впавшая было в ступор фрау Бонг. — Милая, спецслужбы этой страны, в которой ты имела несчастье родиться, давно слывут своей лживостью и наглостью. Пойдем-ка, позвоним в полицию. Полицейские выгонят этого невежу, а потом я подам на него в международный суд.

Вээсбэшник успокоился.

— Я ухожу. Я накричал, но у меня нет времени подбирать верный ключ к вашим личностям. Этот Халиев угрожает многим людям смертью. Подумайте над этим.

И он действительно ушел. А фрау Бонг обняла Юнче. Но та долго не могла прийти в себя.

А через несколько дней в парке кто-то сбил ее с велосипеда и накинул на голову мешок. После этого ее долго везли по безупречным аустрийским дорогам, так долго, что она устала отбиваться от их сильных теплых лап, а потом потеряла счет времени. Ей сделали укол. И потянулись куда-то белые коридоры, по которым она ползла, а ее хватали и ставили другой укол. И, конечно, она повторила то, что ей нашептывал чей-то сладкий голос, нашептывал то в одно ухо, то в другое, но никогда в оба, а именно то, что Халиев давал ей таблетки, бил и принуждал к оральному половому акту, и как ему принесли доллары в чемодане, а принес такой-то и такой-то. А потом голос кончился, и ей сунули ручку, которой она ткнула в какой-то листок. А она только лепетала одно и то же:

— Я не… совершенно… летняя.

И так миллион раз.

А потом несовершеннолетняя очнулась у дороги, и больше уже не засыпала. Был вечер, а перед глазами трава. Трава качалась то туда, то сюда, и так всю ночь, а наутро Юнче встала и пошла.

— Позвоните в полицию, — сказала она, добравшись докуда-то, где были люди. — Пусть сообщат фрау Кларе Бонг, что ее воспитанница жива и зд… пока не знаю, здорова ли, но стоять могу. (Юмор и силы возвращались к ней.) Еще скажите полиции, что Великодержавная Служба Безопасности занимается киднэппингом на территории Аустрии, а также проводит допрос свидетелей с нарушением Прав человека. И дайте мне воды…

Мужики смотрели на нее так, как тетя Клара посмотрела бы, застукай она Юнче с дымящейся сигаретой. Потом один из них воскликнул по-великодержавски:

— Вот это да, молоденькая! Заграничная шлюха! Надо «плечевым» сказать, что у них завелась конкуренция. Сколько? — деловито спросил он.

Юнче покачнулась. И как устояла? Но смогла:

— Вы ошибаетесь. Я попала в беду. Довезите меня, пожалуйста, до ближайшего патрульного поста.

Но даром везти ее никто не захотел, а за ту плату, которая у нее была, Юнче сама отказалась. И пошла пешком.

— То есть, я и сама не знаю в подробностях, как меня привезли в Великодержавию. Что ж, кто-то решил за меня…

Юнче рассказала эту историю только один раз, и больше ее не спрашивали, даже когда она много позже оказалась на Острове мятежников.

А те, кто слышал ее рассказ, спросили:

— А что было потом? Пыталась ли ты вернуться? И откуда у тебя деньги?

— Вернуться я попыталась, кое-как доехала до границы, — ответила Юнче. — Но у меня не было документов, и через границу я не смогла перейти. Потом мне помогли проститутки. Они пожалели меня, потому что сами когда-то были в подобной ситуации. И подарили мне дорогие сигареты… Кстати, это правда, что новый президент Великодержавии сам из этих, из ВСБ? Неужели? Ладно, наплевать…

Однако, она угрюмо взъерошилась и ушла в себя.

Юнче была старше Хасани почти на год. Она кричала, пинала его:

— Умней, мальчишка! О чем ты думаешь? Об уважении сверстников, о куске хлеба насущного, о безопасности своего хилого тела? Посмотри, там, за гребнем холма твоего сознания — все! Хотя бы взгляни за холм, сделай несколько шагов! У тебя болит живот? Да, болит, потому что вчера тебя испинали милиционеры, когда ты не отдал им свою выручку. В том месте, о котором я говорю, там — розовое небо и черные деревья, тишина — ночью ты бродишь один по старинным улицам, тебе поют менестрели и феи, а ты главный, ты личность, и все там личности, уважающие тебя.

Что тебе более приятно? Искреннее, волчье хамство, измордовавшее твоих родителей и тебя, хотя ты еще и не жил, или вежливость, извечный салют, вошедший в привычку у тех людей? Никто не посмеет ударить того, кому он улыбнулся, кому он обрадовался. Почему твой гребень, твой занавес, так высок и упруг? Даже сигареты и пиво, без которых ты не мыслишь своей жизни — там в десятки раз лучше и веселее. Взрослей, и сбежим отсюда, только надо сперва поумнеть!

И она заставляла его читать. А до нее книги уходили на костры.

Да, ничего не было в их квартале новее и ярче ее веселья. И даже когда пьяные парни, которых никто не знал, надавали ей оплеух и изваляли в пыли, она кричала им вслед:

— Успокойтесь! Что могут ваши жадные лапы против моего заговора? Я вижу скорый переворот в вашем гнусном гнезде, и ваш крах. Солнце ежедневно показывает вам путь к истине, семеня с востока на запад; только там оно и может найти свой приют — в безопасности и добре!

И когда пришло известие, что избили их сумасшедшую, мужики вскочили. Они догнали тех парней и нарисовали их мордами на тротуаре сложные, но внушающие уважение символы.

Хасани пытался сопротивляться ее напору. Слова его казались неуклюжими даже ему самому, а она только веселилась. Не успев повзрослеть к моменту их знакомства, Хасани еще сохранял способность к детским обидам, но совсем не владел логикой и знаниями, из-за чего Юнче приходила иногда в шоковое состояние.

Что тогда было сказано про интим? Так ничего и не было. Скорее всего, просто не успели. Началось.

Да, Президент Великодержавии издал Указ, и губернатора Побережья и Острова выгнали, назначив другого. Милиционеров тоже выгнали. На их место пришли странные люди в масках и зеленой одежде, они говорили со столичным произношением и были еще более жирные, более потные, более уверенные, более жадные. Эти отнимали всё. И врывались по ночам в квартиры, хватали сонных людей и уводили куда-то насовсем.

И люди стали шепотом обсуждать, где взять оружие. А потом не шепотом. И оружие появилось — его неожиданно стали раздавать на рынках, и люди в масках молча смотрели, словно кто-то приказал им не вмешиваться. Словно они не догадывались, в кого люди будут стрелять! А потом взорвался сам рынок, да так громко, что Юнче и Хасани подскочили на своих койках и моментально оказались у окна. Над рынком стояло зарево, розовое и прекрасное!

— Надо убираться из этого города, — спокойно сказала Юнче. — Они добились своего. Ты знаешь, у меня уже есть револьвер. Кажется, ему найдется работа.

Было непонятно, кто это «они», но утром все стало неважно. К ним ворвались те самые люди в масках. Револьвер они не нашли, да они и не искали ничего. Они страшно ударили Юнче, и она упала без сознания. Наверно, ей повезло; на нее перестали обращать внимание.