Эффективность норм международного трудового права. Монография - Никита Лютов

Понимание статуса актов аутентичного толкования международных договоров в сфере труда особенно важно с практической точки зрения, поскольку их содержание зачастую существенно выходит за рамки непосредственного текста договора, чаще всего носящего достаточно обобщенный и расплывчатый характер294. Так, ЕКПЧ в результате ее толкования ЕСПЧ фактически была дополнена целым рядом прав, которые не содержатся непосредственно в ее тексте295. Еще более это заметно если сравнить содержание конвенций МОТ с их толкованием КСО и КЭ. Например, суть содержания фундаментальных конвенций МОТ, посвященных свободе объединения – № 87 и 98296 – это всего около полутора страниц текста. Одновременно с этим КСО и КЭ по результатам рассмотрения жалоб в отношении государств периодически переиздают сборники принципов свободы объединения297, в которых указывается, какие положения национального законодательства соответствуют этим принципам, а какие – нет. Эти сборники содержат сотни страниц текста, и далеко не всем требованиям, там указанным, российское законодательство соответствует в полной мере298. Схожая ситуация существует в отношении ЕСХ, толкование которой осуществляется ЕКСП299. Н. Валтикос писал о том, что решения контрольных органов МОТ «…следует рассматривать как разновидность прецедентного права, которые внесли определенный вклад в выяснение, а в некоторых областях и в развитие [курсив мой – Н. Л.] стандартов, установленных Уставом МОТ и конвенциями»300.

Для теории права такое либеральное отношение к возможностям расширительного толкования правовых актов – это скорее исключение, чем общее правило. В конце XIX в. в ряде стран осуществлялись попытки переосмысления подходов к толкованию правовых норм, основывающихся на «свободном научном поиске» (Франция – Ф. Жени), «свободном праве» (Германия), «социологической юриспруденции» (США – Б. Н. Кардозо, Р. Паунд)301. Но эти научные школы не получили существенного влияния в силу сохранения принципа разделения властей. Излишний либерализм в отношении расширительного толкования, по сути, превращает судью в законодателя.

Традиционное отношение российских юристов к допустимости расширительного толкования правовых норм отличается большей степенью консерватизма. Так, по мнению А. Ф. Черданцева, результат толкования нормы права, выраженный в совокупности высказываний о ее содержании, может и должен соотноситься с правовым текстом, а конечной целью толкования является установление действительного содержания норм права302. С. С. Алексеев уточняет эту позицию, говоря о том, что результат толкования не должен выходить за пределы толкуемых норм, но при этом он «. выражает новое знание – конкретизирующее суждение о нормах»303. А. С. Пиголкин пытался определить общие пределы расширительного (распространительного) толкования правовых норм, указывая, что распространительному толкованию не подлежат нормы, устанавливающие исключения из общего правила, а также санкции304. Позже эти общие рамки были оспорены авторитетными теоретиками права305.

А. Ф. Нуртдинова более категорично утверждает, что «…расширение смысла нормы за пределы ее вербального выражения в рамках толкования невозможно»306. Последняя – радикальная – точка зрения, как представляется, расходится с процитированным выше подходом ст. 31 Венской конвенции 1969 г., предписывающим толкование международных договоров не только текстуально, но и в соответствии с контекстом и последующей практикой применения, устанавливающей согласие сторон договора относительно его содержания. Подход, сформулированный в Венской конвенции 1969 г. (и аналогичная формулировка, приводящаяся в ст. 31 Венской конвенции 1986 г.307), определяется И. И. Лукашуком как систематический подход к толкованию международных договоров, т. е. анализ нормы международного договора во взаимосвязи с иными нормами международного права308.

Возможность выхода международной организации за текст толкуемого международного договора связана с обсуждаемой со второй половины ХХ в. в международном праве концепцией «подразумеваемых полномочий» (англ. – implied powers) международных организаций. Эта концепция предполагает, что в международном договоре могут подразумеваться условия, прямо не указанные в тексте, выявить которые входит в компетенцию международной организации, в рамках которой заключен данный договор309. Подобный подход настороженно оценивался в советской науке международного права. Тем не менее, как указывал Г. И. Тункин, «"подразумевая компетенция" международной организации может иметь место. Вопрос о наличии и объеме этой компетенции в каждом отдельном случае есть вопрос толкования соответствующей международной организации с теми добавлениями и изменениями, которые могли сложиться в ходе ее деятельности на основе соглашения членов данной организации»310.

Еще один важный аспект применения актов аутентичного толкования международных договоров заключается в том, что это толкование (в отличие от самого текста уже принятого международного договора) носит динамичный характер. Так, ЕСПЧ в своих делах неоднократно отмечал «живую» природу ЕКПЧ, которая должна толковаться в свете текущих условий сегодняшнего дня, принимая во внимание эволюционирующие нормы национального и международного права311. Вероятно, наиболее яркий пример эволюционирующего толкования международных актов, касающихся отношений в сфере труда, можно найти при сравнении подходов контрольных органов МОТ и ЕКСП к негативной свободе объединения в профсоюзы, т. е. к праву не вступать в профсоюз. Доктрина МОТ по этому вопросу, сложившаяся в более ранний период, когда в национальных правовых системах разных государств довольно распространена была так называемая система «закрытого цеха»312, исходит из того, что наличие «мер профсоюзной безопасности», направленных на поддержание членства в профсоюзах, должно оставляться на усмотрение национального законодательства313. В 1950 г. при подготовке к принятию ЕКПЧ обсуждался вопрос о включении в ее текст нормы о негативной свободе объединения. Было принято решение не включать соответствующее положение в ст. 11 ЕКПЧ в силу существования системы «закрытого цеха» в ряде государств314. В более поздних актах ЕКСП, связанных с применением ЕСХ, содержится указание на недопустимость подобной практики315. В итоге, в 2006 г. ЕСПЧ было принято решение в отношении Дании, признающее систему «закрытого цеха» незаконной316. При этом суд, учитывая и отказ согласовать запрет практики «закрытого цеха» в рамках ЕКПЧ, и мнение МОТ о том, что такого рода вопросы должны решаться на национальном уровне, отдал предпочтение более позднему подходу ЕКСП.

Представляется, что резюмировать теоретическую дискуссию о возможности расширительного и динамичного толкования международных договоров в сфере труда можно указанием на необходимость согласия сторон договора (opinio juris) для применения в отношении себя соответствующего толкования. Это согласие необходимо на основании, во-первых, недопустимости нарушения принципа добровольности принятия на себя государствами международных обязательств, и, во-вторых, процитированной ст. 31 Венской конвенции 1969 г., в которой указывается на необходимость согласия сторон относительно содержания практики, дающей основание для толкования договора. В силу многолетней повторяющейся практики общения государств-членов МОТ и СЕ с соответствующими организациями, из которой следует общее согласие (opinio juris) с полномочиями органов данных международных организаций толковать принятые ими международные договоры, можно констатировать сложившийся международный обычай в качестве общего правила в отношении статуса такого толкования. Если государство не согласно с расширительным толкованием той или иной нормы международного договора в сфере труда в отношении себя, для исключения применения этого толкования оно должно доказать собственное последовательное возражение против соответствующего толкования в соответствии с международно-правовой доктриной «постоянного возражения» (англ. – persistent objector rule)317, за исключением случаев, когда соответствующее толкование следует признать нормой jus cogens.

Теоретические рассуждения о пределах толкования правовых норм, включая международные договоры, приобретают большое практическое значение с точки зрения МТП, когда схожие правовые нормы толкуются различным образом на международном и на национальном уровне. Ярким примером такого рода стало разбирательство по делу К. Маркина в Конституционном Суде России (далее – КС) и в ЕСПЧ в 2009–2012 гг.318 В отношении схожих норм о запрете дискриминации КС и ЕСПЧ пришли к противоположным выводам. КС факта дискриминации не признал, а ЕСПЧ признал, причем, прямо цитируя Определение КС, подверг его аргументацию критике. В результате дело вызывало очень большой резонанс и острую полемику, зачастую не столько академического, сколько политического характера. Председатель КС – В. Д. Зорькин – выступил в «Российской Газете» с программной статьей319, где, защищая позицию КС, подверг резкой критике решение ЕСПЧ, его поддержал его заместитель, видный специалист в области трудового права – С. П. Маврин320, а также другой известный трудовик – начальник Управления Секретариата КС – А. Ф. Нуртдинова321. В поддержку позиции КС выступили и его бывшие Председатель и и.о. председателя – М. В. Баглай и Н. В. Витрук322. Их поддержал и авторитетный юрист-международник Б. Р. Тузмухамедов323. Более того, «для защиты» российской правовой системы от «вторжения» международной юрисдикции в качестве реакции на дело Маркина было предложено два законопроекта324. На Международном форуме по конституционному правосудию В. Д. Зорькин даже озвучил возможность денонсации Россией ЕКПЧ325. Некоторые отечественные юристы резко негативно отреагировали на такую позицию и выступили в защиту приоритета решения ЕСПЧ326. Есть и публикации, не ориентированные на установление «правоты» той или иной стороны «противостояния»327.