Готтленд - Мариуш Щигел

Однако пресса заливается соловьем: «С идеологической точки зрения это единственный вариант, который показывает генералиссимуса Сталина как государственного деятеля, строителя, победоносного вождя, учителя народов и одновременно как товарища Сталина и человека Сталина, как одного из нас».

Вечер, незадолго до открытия.

Отакар Швец выходит из мастерской, ловит такси и инкогнито едет к Летне посмотреть на памятник

Спрашивает таксиста, что тот думает о монументе.

— Я вам кое-что покажу, — говорит таксист. — Присмотритесь к советской стороне.

— А что там такого?

— Ну видно же. Партизанка лезет солдату в ширинку!

— Что?!

— Да когда памятник откроют, того, кто его спроектировал, как пить дать расстреляют.

Отакар Швец возвращается в мастерскую и там кончает жизнь самоубийством.

Его смерть — тайна. Никто не имеет права раскрыть ее общественности.

Фамилия Швеца на памятнике отсутствует.

1 мая 1955 года, во время торжественной церемонии открытия, объявляется, что автор памятника — Чехословацкий Народ.

Ходят слухи о жертвах.

«При строительстве погибло в общей сложности семь человек», — утверждает церковный сторож из рассказа «Предательство зеркал» Богумила Грабала. «Первый — скульптор, который этот памятник спроектировал, а последний — подсобный рабочий, который пришел в понедельник еще не протрезвев, под ним провалилась доска на уровне седьмого этажа, он полетел вниз головой и расшибся о мизинец этой фигуры».

Грабаловский сторож ошибается. У пражского Сталина не было никакого торчащего пальца. Если кто-то и расшибся — то, скорее, о целую кисть.

Памятник простоял почти восемь лет, вплоть до 1962 года.

На семь лет пережил оттепель 1956 года и осуждение культа Сталина!

Культ личности осуждается, но осуждается в СССР, Польше и Венгрии. О 1956 годе в Чехословакии французский историк Мюриэль Блев написала книгу под названием «Упущенный шанс».

Удивляет отсутствие более или менее ощутимой реакции на то, что происходит у соседей, а режим в Праге даже еще больше ужесточается. Например, люди в частных разговорах твердят (это известно из отчетов службы безопасности): «Нужно молить Бога, чтобы идеи этих бестий из Венгрии не пришли сюда, иначе нас всех перебьют». Робкие студенческие манифестации не встречают заметного отклика в обществе.

Зато проходит митинг верности Советскому Союзу, советского посла приветствуют в Праге двести пятьдесят тысяч человек. «Само чешское правительство поражено конформизмом общества», — сообщает корреспондент «Journal de Genève».

Почему?

Три года назад была проведена денежная реформа, в результате которой простые граждане оказались обмануты. Люди вышли на улицы, забастовали многие предприятия. Уже не было Сталина, который пугал третьей мировой войной, поэтому, чтобы улучшить самочувствие нации, чехословацкие оружейные фабрики перешли на производство телевизоров, граммофонов и холодильников. Теперь рынок завален товарами.

В тот день, когда Хрущев читает свой знаменитый секретный доклад на XX съезде КПСС, приглашенный на съезд президент Запотоцкий (который, будучи премьером, «опекал» Швеца) встречается в Москве с чешскими и словацкими студентами. Студенты уже прожили здесь некоторое время и знают, что Хрущев считает Сталина убийцей. Они хотят поговорить об этом с главой своего правительства.

— И охота вам в этом копаться? — спрашивает президент и добавляет: — Правильная политическая позиция — в такие дела не вмешиваться.

У делегации верных сталинских учеников из Праги возникают проблемы. В Москве публично объявили о преступлениях вождя и учителя, но у чехословацких политиков нет ни малейшего желания по возвращении оглашать доклад Хрущева. Это означало бы конец их карьеры.

К тому же, в Чехословакии нет таких людей, как Гомулка в Польше, которые могли бы взять власть в свои руки.

Кинохроника тех лет.

Журналистка спрашивает мужчину среднего возраста, проходящего под Летной, что сегодня значит слово «героизм».

— Когда-то смельчаки шли на войну, — произносит она и подсовывает ему микрофон.

Рабочий Юзеф Краль на мгновение задумывается и говорит:

— Сейчас героизм — это делать все, чего от нас хотят, и все, чего от нас требуют.

Это понятно: маленький народ, чтобы выжить в неблагоприятных условиях, должен приспособиться. Он научился этому еще во времена Габсбургов и Протектората.

Писатель Павел Когоут обращает внимание на тот факт, что после войны в Чехословакии не было ни советских войск, ни государственного переворота. Коммунистов искренне поддерживали, и на выборах 1946 года они получили более сорока процентов голосов. Чешский народ пережил оккупацию в 1938 году, пережил предательство Великобритании и Франции, поэтому, когда к власти пришли коммунисты, казалось, что Советский Союз — его единственный оплот.

Впрочем, за сто лет до этих событий Франтишек Палацкий[22], пробуждавший национальное самосознание, предсказывал, что, если чехи когда-либо и сблизятся с Россией, с их стороны это будет актом отчаяния.

— Именно поэтому, — говорит Павел Когоут, — тем, кто тогда поддержал коммунистов, было так сложно признаться, что они неосознанно продали душу дьяволу. А выяснилось это очень скоро.

Под Сталиным, в бетонированных нишах холма, проститутки принимают клиентов. Раньше там стоял диван известного художника. Но только до тех пор, пока не выяснилось, что он водит туда слишком молодых девушек. А еще раньше там тоннами хранили картошку.

1961 год. В Москве проходит очередной съезд партии, на котором Хрущев продолжает критиковать сталинизм.

Тело Сталина выносят из мавзолея на Красной площади, и преемник Запотоцкого, президент Чехословакии Новотный, должен как-то на это отреагировать.

Сам же он в 1952 году делил со своими соратниками ценности, оставшиеся от повешенных товарищей. А сейчас ему нужно подготовить их реабилитацию и признать, что партия ошибалась.

Одной из таких ошибок был и памятник, который поставлен «на вечные времена».

Человек, которому поручили убрать Сталина, инженер Владимир Кршижек слышит от властей самую странную в своей жизни фразу: «Вы должны уничтожить памятник, но с достоинством».

Кршижек, главный специалист в элитной инженерной организации, требует пояснений. Памятник — бетонный монстр, центральная часть которого, облицованная гранитом, соединена с нутром холма при помощи железобетонных конструкций. Никто не предполагал, что когда-нибудь придется это сооружение разрушить. Монумент можно только взорвать.

— Взрывайте достойно. Ни в коем случае нельзя подрывать авторитет СССР, — приказывает ему секретарь райкома и перечисляет условия.

Запрещается закладывать взрывчатку в голову Сталина.

Ни у кого нет права в нее стрелять.

И вообще чтобы никаких выстрелов не было слышно.

Запрещается об этом говорить, фотографировать и снимать на камеру. Тот, кто это сделает, будет немедленно арестован.

Все предприятие, где работает инженер Кршижек, парализовано страхом.

Днем и ночью территория находится под усиленной охраной. Памятник будет взорван, но появляется идея голову разобрать вручную. На нее подвешивают двух каменщиков (отца с сыном), которые молотками через каждые двадцать сантиметров откалывают от головы по кусочку. У них не хватает духу кидать обломки вниз, поэтому за ними приезжает лифт.

Взрыв готовит лучший в стране пиротехник Иржи Пршигода. Он знает, что в случае ошибки на воздух взлетит полцентра.

Две недели он думает, не смыкая глаз, лишь изредка отключаясь на три минуты. Начинает готовить две тысячи сто зарядов.

Он хочет подорвать памятник с одного раза, но в дело вмешиваются военные, присланные на всякий случай правительством. Они требуют, чтобы взрыв происходил в три этапа, — боятся, что фрагменты будут летать над городом и могут пострадать люди. Военные ходят за ним по пятам, мешают сосредоточиться, страшно надоедают.

Сначала с Пршигодой случается истерический припадок — он начинает орать. Потом выпивает шесть стаканов сливовицы подряд — и нажимает кнопку прибора.

Когда все уже позади, он садится на траву и в голос плачет.

«Скорая» отвозит его в психиатрическую больницу.

Взрывы прошли безупречно. Уборка прилегающих территорий от железного лома и бетона длится год.

В прессе о ликвидации памятника нет ни единого упоминания.

Памятника Сталину в Праге попросту не было.

Часть II: спасительный компот

От Сталина остался одиннадцатиметровый постамент. Сегодня на нем стоит метроном. Большая красная стрелка качается от советской стороны к чехословацкой и обратно. Вокруг безумствуют скейтеры, а на бывшей лестнице кто-то при помощи белой масляной краски пытается связаться с другим человеком: [email protected] Рядом кто-то другой приписал: НЕ ПОЛУЧИТСЯ.