Рассказы - Исаак Башевис Зингер

Существует старое присловье, что безупречно совершенного убийства не бывает. То, что мы проделали той ночью, обладало всеми качествами идеального преступления. Задуши мы на самом деле Терезу, более удачно это было сделать невозможно. Правда, мы оставили, конечно, отпечатки пальцев, но в ту пору в Варшаве техника дактилоскопии была еще не известна. Русскую полицию мало волновало, что какая-то старуха была найдена на улице бездыханной. Ее увезли в морг. Когда евреи узнали, что Терезу Штайн обнаружили уже мертвой, руководство общины позаботилось о том, чтобы ее приняли в комнату для омовения при кладбище на улицеГеся без вскрытия. Я, конечно, узнал об этом потом. Вы не поверите, но ту ночь — или то время, которое осталось от ночи — я проспал с Ниной, и все было как обычно. В ту пору у меня были еще крепкие нервы. К тому же я выпил полбутылки водки. Вот уж, действительно, наш организм всегда ведет себя непредсказуемо.

Не надо и говорить, что Варшава была потрясена подробностями смерти Терезы. Наши идишистские газеты уделили этому событию много места. Тереза сказала своей хозяйке, что будет ночевать у заболевшего родственника. Но кто был этим родственником, так никто никогда и не узнал. Мой привратник мог бы рассказать полиции, что мы посреди ночи выносили какую-то женщину, но он был полуслепым и никогда не открывал газеты. Поскольку возле нее осталась сумочка, предположили, что Тереза умерла естественной смертью. Помнится, какой-то журналист развил теорию, по которой Тереза Штайн ушла из дома, чтобы помочь бедным и больным. Он сравнивал ее с цаддиком[32] из рассказа Переца,[33] который вместо вечерней молитвы отправился разжечь печь у больной вдовы.

Наши варшавские евреи обожают похороны. Но таких похорон, как у Терезы Штайн, я до той поры не видывал. Сотни дрожек следовали за катафалком. Женщины и девушки стенали, как на Йом-Киппур.[34] Были прочитаны бесчисленные молитвы. Раввин Немецкой синагоги в своей проповеди сказал, что над могильным холмом Терезы Штайн витают души Гете, Шиллера и Лессинга вместе с душами Иехуды ха-Леви и Шломо ибн Габирола.[35] Я не был на сто процентов убежден в Нининой способности держать язык за зубами. Истерия часто идет рука об руку с манией разоблачительства. Я боялся, что при первой же нашей ссоре Нина кинется в полицию. Но она сильно переменилась, даже перестала изводить меня ревностью. Мы фактически больше ни разу не говорили о той ночи. Она сделалась нашей общей тайной.

Вскоре началась война. Тут у Нины разыгралась чахотка, которую она носила в себе давно. Родственники отправили ее в санаторий вОтвок. Я часто навещал ее. Характер ее и вправду изменился. Мне никогда более не приходилось прерывать пощечинами ее истерик. Умерла она в девятьсот восемнадцатом году.

— Она никогда вам не являлась? — спросил я.

— Вы имеете в виду Нину или Терезу? Обе обещали, но ни одна не сдержала слово. Даже если такая штука, как душа, и существует на самом деле, я не верю, что ей по вкусу являться с весточками из лучшего мира. На самом деле я полагаю, что смерть — это конец всего нашего сумасбродства. Да, забыл добавить еще вот что. Это ко всей истории прямого отношения не имеет, но просто интересно. Все эти годы Нина угрожала дяде, раввину из Бялы, своим крещением. Ребе смертельно боялся получить в семействе выкреста и исправно слал ей деньги. После ее смерти, когда родственники готовили похороны и понадобились документы, обнаружилось, что она уже много лет была католичкой. Хасиды были потрясены. Дали взятку властям, Варшава тогда была оккупирована немцами, и похоронили ее на еврейском кладбище. Между прочим, она лежит неподалеку от Терезы Штайн, в первом ряду. Почему она крестилась, я, наверно, так и не узнаю. Она часто рассуждала о еврейском Боге и поминала своих святых предков.

Макс Перский замолчал. Вечер был довольно прохладный. Мухи, бабочки, мотыльки и прочие мошки вели вокруг лампы над дверью ночную оргию. Макс Перский покачал головой, как бы подтверждая правдивость всего, что рассказал.

— Любви из милости не бывает, — добавил он. — Надо быть эгоистом, а не то погубите и себя, и свою любовь.

Немного поколебавшись, он бросил взгляд на официантку. Она моментально подошла.

— Еще кофе?

— Да, Хелена. До которого часа вы сегодня работаете?

— Мы, как обычно, закрываемся в двенадцать.

— Я подожду вас на улице.

ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ

Гарри Бендинер проснулся в пять часов утра с чувством, что для него ночь кончилась, и больше ему не заснуть. В сущности, он каждую ночь вскакивал добрый десяток раз. Несколько лет назад ему сделали операцию простаты, но после нее он постоянно ощущал, как что-то давит на мочевой пузырь. Поспит час, а то и меньше, и снова чувствует, что нужно опорожниться. Даже его сны были об этом. Он вылез из постели и на трясущихся ногах поплелся в ванную, а на обратном пути вышел на балкон своей квартиры, находившейся в одиннадцатиэтажном доме. Слева виднелись небоскребы Майами, справа грохотал океан. Воздух за ночь немного остыл, но еще хранил тропическое тепло. Пахло дохлой рыбой, нефтью, и, кажется, апельсинами. Долго стоял так Гарри, с удовольствием подставив вспотевший лоб океанскому бризу. Хотя Майами-Бич уже превратился в большой город, ему чудилось, что он чувствует близость Эверглейдса,[36] ароматы зелени и испарения болот. Иногда ночью он просыпался от хрипловатого крика чайки. Бывало, что волны выбрасывали на песок мертвую барракуду, а то даже детеныша кита. Гарри Бендинер всмотрелся в сторону Голливуда. Сколько минуло с тех пор, как вся округа была совсем дикой? За какие-нибудь несколько лет пустоши превратились в город с отелями, громадными домами, ресторанами, супермаркетами, банками. Сияние уличных фонарей и неоновые всполохи витрин затмили свет звезд. Машины носились ночь напролет. Куда все эти люди торопились в предрассветные часы? Неужели они даже не сомкнули глаз? Какая сила гнала их? "Ну, это уже не мой мир. Когда вам перевалило за восемьдесят, вы уже почти труп".

Он оперся рукой о балконную решетку и принялся восстанавливать только что виденный сон. Ему помнилось, что все участники этого сна были уже в лучшем мире — и мужчины, и женщины. По-видимому, сны не признают смертей. В снах были обычно живы все три его жены, и сын Билл, и дочка Сильвия. Нью-Йорк, его родной город в Польше и Майами-Бич сливались воедино. Он, Гарри или Гершель, был и взрослым, и мальчишкой из хедера.[37] На мгновенье он закрыл глаза. Почему сны не вспоминаются? Он мог припомнить любую мелочь из случившегося семьдесят, даже семьдесят пять лет назад, а сегодняшний сон лопнул, точно мыльный пузырь. Какая-то сила явно старалась бесследно стереть сны. Вот и пропадает попусту добрая треть жизни человека — еще раньше, чем он сам сойдет в могилу.

Постояв немного, Гарри опустился в пластиковый шезлонг. Он смотрел поверх моря на восток, откуда вскоре должен был забрезжить рассвет. Некогда он первым делом шел с утра купаться, особенно летом, но ныне на такие подвиги он уже не отваживался. В газетах иногда мелькали сообщения о нападениях акул на любителей больших заплывов, да и другие обитатели здешних вод могли причинить серьезные неприятности. Сейчас с него хватало теплой ванны. Его мысли обратились к бизнесу. Он прекрасно знал, что деньги не могли ему помочь, но нельзя все время размышлять о том, что все лишь суета сует. Гораздо легче было думать о реальных вещах. Акции и облигации росли или падали. Дивиденды и прочие доходы надо было поместить в банк и отметить в расчетной книге для уплаты налогов. Счета за содержание квартиры, телефон и электричество тоже требовали оплаты. Раз в неделю приходила женщина убрать квартиру и привести в порядок его одежду. Время от времени вещи нуждались в чистке, а обувь — в починке. Он получал письма, на которые надо было отвечать. Он не ходил в синагогу постоянно, но в Рош-ха-Шана[38] и Йом-Киппур надо же было где-то молиться, а отсюда — и обращенные к нему со всех сторон просьбы помочь Израилю, иешивам, Талмуд-Торе,[39] богадельням и лечебницам. Каждое утро он находил в своем почтовом ящике целую стопу макулатуры, которую приходилось вскрывать и просматривать, прежде чем вышвырнуть в помойное ведро.

Поскольку он решил скоротать свой век без новой жены или хотя бы экономки, ему приходилось как-то устраиваться с едой, а потому через день он ходил в супермаркет. Катя перед собой тележку, он набирал молока, творогу, фруктов, консервированных овощей, рубленого мяса, иногда грибов, банку борща или фаршированную рыбу. Конечно же, он мог себе позволить такую роскошь как прислуга, но кое-кто из этой публики бывал нечист на руку. Да и что бы оставалось ему делать, если б кто-то его еще обслуживал? Он помнил изречение из Гемары, гласившее, что лень ведет к безумию. Возня с электрической духовкой на кухне, поход в банк, чтение газеты — особенно штудирование финансовой полосы — да час-другой просмотр биржевых новостей в конторе Меррила Линча — все это поднимало тонус. Недавно он обзавелся телевизором, но редко его включал.