Чудо - Роман Зудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец никогда не говорил с ними на тему воспитания, в крайних случаях применяя грубую силу, и братья отчётливо помнили, как дважды получали изрядную трёпку именно из-за своего вечного соперничества.
Все попытки были хороши и могли успокоить только тех, кто их затевал, а ребята как были противниками «подлинного идеала», так ими и оставались. И поменять в себе настрой, повернуть тумблер, дабы остановиться и что-то изменить, могли только они сами.
Конечно, они успели пару раз изрядно подраться, наставить друг другу синяков, придушить и укусить в самое видное место, но, видя, что их внешний вид родителей больше не волнует и никто не будет разбираться, что же стало всему причиной, братья приняли решение.
Свои обиды и надуманные претензии они решили сами. И работа стронулась с места, и дружба не была потеряна.
Понять мальчишек было можно, когда старший брат берёт на себя протирку пыли в гостиной, а младшему командует натаскать воды… Но стоило в списке дел поменять местами пару пунктов, как братство вернулось назад, словно и не уходило.
Не прошло и месяца, как Андре и Стэн поняли, что за всеми своими заботами они попросту не успевают учиться и готовить задания к очередному приезду учителя, в чём честно признались отцу с матерью однажды вечером. Им очень не хотелось тревожить взрослых, особенно по делу, напрямую не связанному с подготовкой к Встрече, но ребята набрались смелости и попросили. Лучше бы это делать с утра, когда родители не такие усталые, но тут как получилось… Они ожидали, что им ничего не ответят, как и в большинстве случаев, когда дети пытались заговорить. Но вдруг отец остановился, задумался и сказал:
– Хорошо, через два дня я еду в город по делам и поговорю со Старейшиной. Вам дадут отсрочку на год в учёбе. В старом мире это имело своё название, но теперь, спустя столько времени, я уже и не помню, как правильно оно звучит. Но я поговорю. Обещаю вам.
Генри задумчиво посмотрел на сыновей. В Андре что-то дрогнуло, он вскочил со стула и обнял отца. Секунду спустя в родителя уткнулся и младший брат.
Отец не был против. Просто устало прижал мальчиков к себе.
Целое мгновение ребята наслаждались давно утраченным чувством. Да, отец был грязен, плохо пах, и ощущения были несколько иными, чем когда-то. Но это до сих пор был их папа, тот, кого они так любили, уважали и, несмотря на излишнюю строгость, почитали главным в своей семье.
Глядя снизу вверх, всё ещё держа его за рубашку, Андре попросил:
– Хоть иногда, но обнимай нас, пожалуйста, пап. Мы и забыли, каково это!..
Сын задрожал, а потом заплакал.
– А ну отошли от отца, не видите, насколько он устал? Уйдите вообще из кухни, мешаетесь только…
Мать в последнее время стала очень груба с ними.
Ребята ушли, не стали раздражать понапрасну, но ещё долго между ними шёл спор, кто сильнее обнял отца и кто из них его любит по-настоящему.
* * *Шло время. Работа двигалась. День сменялся ночью, неделя – месяцем, месяц – сезоном. И наконец минули те самые два года. Два года, что так тяжело дались их семье, где было всё… Страдания и унижения, пот, труд, иногда и кровь. Ссоры, отрицания и обиды. Опыт, разлука и ненависть. Слишком много для двух лет в одиноком посёлке высоко над пропастью, в раю…
Но это было и каждое слово – правда.
Время – умелый учитель, только если не сопротивляться и слушать.
Мальчики были прилежными учениками, и они выросли. Не только в плане роста, хотя подтянулись они очень здорово и в свои двенадцать выглядели на все четырнадцать. Труд их закалил, сделал выносливей, мускулистей, сдержаннее. Теперь они не бросались в драку по любому поводу, а старались решать вопросы словами, что в общем-то удавалось, но не всегда. На такой случай у ребят всегда были про запас шлепки и подзатыльники. Но ругались они не по-серьёзному, больше дурачились.
А вот родители от бесконечной работы порядком состарились. Герда стала горбиться и, без того немногословная, говорить почти перестала. А Генри весь поседел, руки его огрубели, он отпустил бороду, глаза спрятались глубоко под брови.
В последние месяцы даже сыновья вызвались помощниками в завершении прокладки неглубокого рва от посёлка и до самого Обрыва. Всё для того, чтобы можно было удобно проложить рельсы и поезд оказался вровень с платформой, не выше и не ниже. В общем, идеально…
Наконец все работы были завершены. Это ознаменовалось почти трёхдневным отдыхом, в течение которого отец с матерью просто лежали и отдыхали. Сыновья были им в помощь. Но, по большому счёту, Генри с Гердой просто хотели спать. Это было великое блаженство.
Наверное, наступило время и поговорить, рассказать все новости, мысли, что накопились за годы воздержания, но… время так отделило родных людей, сделало такими чужими и странными, что и говорить-то не хотелось…
А позже, однажды утром, вдали показались рельсы, и когда-то дружной семье окончательно стало плевать друг на друга.
Они стояли почти рядом: родители на самом краю, дети чуть позади, возле дерева. С момента окончания работ два раза в день взрослые делали обход по посёлку и окрестностям с целью соблюдения порядка, возможной доработки мелочей, обязательный осмотр станции и будущих «путей» до самого Обрыва. Там порой они останавливались надолго. Поднимались на склон, садились поудобней и смотрели вдаль. Видеть там было нечего, кроме бесконечного «молока», но Генри с Гердой завели свою традицию.
Они мечтали. О чём были их просьбы, чаяния (или просто так казалось со стороны), можно только догадываться, но именно там они были наиболее счастливы. Научились заново улыбаться, смеяться, тихонько переговаривались, не как раньше, только по делу, а просто о жизни…
И, конечно, между собой. Мальчишки в этом празднике не участвовали. Пару раз они ходили «смотреть вдаль» все вместе, но не потому, что так решили сообща, а просто дети увязались… Взрослым было всё равно.
И в то утро, когда солнце пронзило лучами «белого бога» и заиграло яркими зайчиками отражения с соседнего Плато, все они
