Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

Было условлено, что я, как основатель, стану выступать в роли председателя Комитета, и я выполнял эту миссию в течение большей части его существования.

На протяжении жизни у Фрейда было много друзей-неаналитиков, которые, насколько мне известно, остались ему преданы. С тремя близкими друзьями, принимавшими участие в его научной работе, Брейером, Флиссом и Юнгом, он расстался. Мы стали последними соратниками, которых ему когда-либо суждено было иметь. Привязанности Фрейда по отношению к членам Комитета распределялись в такой последовательности: Ференци, несомненно, стоял на первом месте, затем шли Абрахам, я, Ранк и Захс. Я могу также упомянуть наши даты рождения. Ференци являлся самым старшим, он родился в 1873 году; Абрахам — в 1877 году; я — в 1879 году; Захс — в 1881 году; Ранк — в 1884 году. Ранк впервые встретил Фрейда в 1906 году, Абрахам — в 1907 году, Ференци и я в 1908 году, и Захс — в 1910 году (хотя в течение нескольких лет до этого он посещал лекции Фрейда).

В течение многих лет Фрейд вел постоянную и обширную переписку с теми из нас, кто не жил в Вене. Перечитывая ее целиком (несколько раз!), поражаешься характерным чертам этой переписки. Одной из них является то, что Фрейд редко упоминает о других своих друзьях в письмах, как будто взаимоотношения с каждым являются особыми и личными. Он также не повторяет каких-либо новостей в одних и тех же выражениях; они описываются с различных точек зрения. Даже научные вопросы, о которых мы читаем в этих письмах, обсуждаются с разных сторон.

Личность Фрейда, как и любую другую, нельзя изучать изолированно, в отрыве от контактов с другими людьми. Так как наша группа столь много значила для Фрейда даже при своем зарождении, желательно сказать несколько слов о каждом из ее членов, не столько со стороны научной деятельности, результаты которой отражены в психоаналитической литературе, а в более личном плане. Говорить о своих друзьях — задача всегда деликатная, но я постараюсь выполнить ее честно, в соответствии с теми принципами, которые я перед собой поставил при написании биографии Фрейда.

Ференци — он и его семья взяли себе это имя вместо исконной фамилии Френкель — являлся самым старшим и наиболее выдающимся членом нашей группы, который был ближе всех Фрейду. Поэтому прежде всего следует сказать о нем. О его прошлом и о том, как он пришел к Фрейду, я уже кое-что упоминал. О более мрачной стороне его жизни, на которую я намекал выше, мы знали очень мало в течение многих лет до тех пор, пока ее уже нельзя было дольше скрывать. Это предназначалось для общения с Фрейдом. Он был улыбчивым, благожелательным, вдохновляющим лидером и другом, добрым и щедрым.

Его обаяние больше распространялось на мужчин, чем на женщин. Ференци был талантливым аналитиком с замечательной способностью угадывать проявления бессознательного. Он был, главным образом, талантливым лектором и учителем.

Однако, подобно всем другим людям, у него имелись и свои недостатки. Очевидной для нас слабостью Ференци являлось отсутствие у него способности к критическому суждению. Он имел обыкновение выдвигать легковесные, обычно идеалистические схемы, мало задумываясь об их осуществлении, но, когда коллеги спускали его с небес на землю, он воспринимал это добродушно. Две другие черты его характера, о которых мы тогда очень мало знали, являлись, возможно, взаимосвязанными. Он испытывал ненасытную потребность в любви окружающих, и, когда, много лет спустя, неизбежно потерпел в этом крах, не выдержал напряжения. Возможно, как прикрытие этого чрезмерного стремления к взаимной любви, он развил в себе в определенной степени жесткую манеру поведения, переходящую порой во властное или даже деспотическое отношение к другим. Это стало очевидным в последующие годы.

Ференци с его открытой, детской натурой, с его личностными проблемами и парящими в небесах фантазиями очень нравился Фрейду. Во многих своих проявлениях он поступал по велению сердца. Смелое и неограниченное воображение всегда волновало Фрейда. Оно являлось существенной частью его собственной натуры, которой он редко давал полную волю, смиряя ее скептическим настроем и сбалансированным суждением, отсутствовавшим у Ференци. Тем не менее такое воображение в других людях было чем-то таким, перед чем Фрейд редко мог устоять. Должно быть, они очень приятно проводили время вдвоем, когда их никто не мог подвергнуть критике. В то же самое время отношение Фрейда к Ференци всегда являлось отцовским и ободряющим. Он очень много работал над тем, чтобы избавить Ференци от его невротических затруднений и научить правильному отношению к жизни, в чем у него никогда не было необходимости по отношению к своим сыновьям.

17 ноября 1911 года

Дорогой сын[137],

Вы просите быстрого ответа на свое эмоциональное письмо, а мне сегодня очень хочется работать, так как у меня веселое настроение по причине хороших новостей, о которых вскоре расскажу. Я отвечу коротко и не сообщу много нового. Я, конечно, знаком с Вашим «комплексом трудностей» и должен признать, что предпочитаю иметь самоуверенного друга, но, когда Вы сталкиваетесь с подобными трудностями, мне приходится обращаться с Вами как с сыном. Вашей борьбе за независимость нет надобности принимать форму альтернативы между восстанием и подчинением. Мне кажется, что Вы также страдаете от боязни комплексов, которая связана с мифологией комплексов Юнга. Человеку не следует стремиться искоренить свои комплексы, а следует прийти с ними в согласие: они законно являются тем, что направляет поведение человека в мире.

Кроме того, в научном плане у Вас имеются наилучшие возможности для независимости. Доказательством тому служат оккультные исследования, которые, возможно, содержат в себе элемент излишнего рвения. Не стыдитесь своего стремления превзойти меня и стать чем-то большим. Человек должен радоваться, когда, в качестве огромного исключения, ему удается установить с самим собой отношения без чьей-либо помощи. Вы наверняка знаете старую поговорку: «Те несчастья, которые не случились с нами, следует приписать удаче».

А теперь прощайте и успокойтесь. С отцовским приветом

Ваш Фрейд.

Абрахам, несомненно, являлся самым душевно крепким членом этой группы. Его отличали твердость, здравый смысл, проницательность и превосходный самоконтроль. В какой бы яростной или трудной ситуации он ни оказывался, он всегда сохранял непоколебимое спокойствие. Абрахам никогда не предпринимал чего-либо поспешно или испытывая сомнения; именно он и я, обычно в согласии друг с другом, привносили элемент окончательной оценки в наши решения. Он являлся — не то чтобы самым сдержанным — наименее экспансивным из нас. У него не было чего-либо похожего на искрометные и обаятельные манеры Ференци. При его описании едва ли воспользуешься словом «обаятельный». Фрейд действительно иногда говорил мне, что находит Абрахама «чересчур прусским», но тем не менее испытывал по отношению к нему величайшее уважение. Будучи интеллектуально независимым, он являлся также эмоционально необщительным и, казалось, не испытывал какой-либо потребности в особенно теплой дружбе. Ни с кем из нас он не был сколько-нибудь ближе, чем с другим.