СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Ребята. Ольги Павловны с нами больше нет.

Ёла-Пална… Ласковая, чуть грустная, активная и довольно молодая женщина. Наша неизменная няня, почти что мать.

— Полетишь? — без обиняков спросил тогда Стас. Мы оба знали, что в тот момент я не смог бы ответить: «Нет».

— Тоньку жалко.

— Ага.

А что еще скажешь? В один миг, как в Мурманске, она стала одинокая и чужая. Спустя несколько дней я застал ее собирающей вещи, раскиданные обыкновенно по всем комнатам ЦАМа.

— Куда ты теперь? — спросил я, укрывшись наполовину за дверью.

— Психологом стану. Как мама.

Светку Колосову завернули перед самым стартом. Врачи сказали твердое нет. И такое случается…

— Я всё-всё-всё бы на свете отдала, — шептала она Стасу, — лишь бы на Марс полететь. Стас понуро молчал, даже когда Светка сорвалась на крик:

— Ну почему?! Почему ты улетаешь?

А Тонька… Тонька не сказала мне таких слов. Она даже не знала, что в новый далекий дом я вёз с собой засохшую яблочную кочерыжку. В ракете я ерзал, места себе не находил, пока Стас не взвинтился:

— Ты уж определился бы что ли – от себя убегаешь или летишь навстречу мечте.

Не знаю, что в этот самый миг творилось в душе у него. Рваные мысли. Судьба это или собственный выбор? Не знаю. Я просто закрыл глаза и позволил ракете унести себя на красную планету.

Все, кто приехал нас провожать, с волнением наблюдали огненный шлейф. Уточкин, большие шишки со звездами на погонах, Тонька, практикантка Леночка, уже пообещавшая остаться в ЦАМе, родители, друзья.

— Они ж еще дети, — всплакнула Леночка. — Простые советские дети.

— Марсианские дети, — поправил Уточкин, протер очки и водрузил их на переносицу. — Марсианский народ.

Мёрзлый марсианский воздух царапал легкие. Я сладко поежился. Выполнил с десяток взмахов руками, попрыгал, разогреваясь. Вжикнув змейкой, щелкнул переключатель – комбинезон засветился изнутри. Давайте, сони, просыпайтесь – дышать хочу. Сине-зеленые водоросли, вживленные в организм, отозвались мурашками по коже, жадно впитывая световой поток. Сколько лет уживаемся и тренируемся мы с вами? И всё же маловато для Марса вас одних. Я проверил запасы кислорода в баллончике, аптечку, мобильную связь. Марс суров, и даже нам, «детям Марса», с ним шутить не стоит.

На вездеходе домчишься к периметру магнитотрассы в сто раз быстрей – это ясно. Но даже когда градусник спускался за минус пятьдесят, я выбирал бег. Сначала разогревался у базы на вымощенной шестигранной плиткой площадке, чувствуя себя облюбовавшей алюминиевые соты пчелой. Затем трусцой по грунтовой дороге, утрамбованной погрузчиками вдоль и поперек. А дальше – размашистый бег по девственной глади Марса, прикасаясь ногами к истории длиной в миллиарды лет.

Мимо промчался вездеход – Юркина бригада. Наш плелся где-то позади. У куполов копошились белокожие колонисты в громоздких скафандрах, отходящие от базы не дальше, чем малое дитя от материнской груди.

Я перешел на размеренный бег, преодолевая за шаг метров по пять, будто в сапогах-скороходах переступая горы и моря.

Иногда мне казалось, что удалось влюбиться в Марс. Достаточно во время бега застыть на мгновение и прикрыть глаза. Телом почувствовать полет. Еще чуточку – и порвутся гравитационные нити, и Марс отпустит…

Я ускорил темп. Некогда мечтать. Нас ждет работа, монотонная, тяжелая. Нужная…

К перерыву, не сговариваясь, съезжались к ближайшей климатической установке, забурившейся носом в грунт и выплавляющей спрятанную в недрах воду. Термоядерный агрегат работал на полную. Намучившись за день с укладкой сверхпроводящей стали в пока еще вечную мерзлоту, мы подтягивались ближе, раскладывали на раскаленных перилах сухой паек и грелись сами. Время от времени реактор напоминал о себе раскатистым вздохом, когда из его макушки вырывался пар и устремлялся греть пустоту. На мгновенье морозный воздух мог смениться зноем, чтобы тут же остыть и осыпать нас льдинками. Так и обвариться недолго. Но мы всё равно съезжались, кучковались, грелись.

Следуя расписанию космических часов, здесь нас обычно заставало светлое пятно, солнечным зайчиком скользившее по равнине. В эти минуты даже невооруженным взглядом можно было различить в небе яркую точку – отражатель. Тоже, наверно, чья-то мечта. У нас даже шутка родилась: «Светит, но не греет. Что это? Правильно – орбитальное зеркало над Марсом». Говорят, недавно приладили к нему очередной блок. Теперь еще малая толика солнечных лучей будет посылаться на марсианскую поверхность.

Шефство над нами взял Иван Петрович – старичок-биолог, ухитрившийся пробиться на Марс, несмотря на почтенный возраст. Без передыха он носился со своею апельсинового цвета мечтой. Высаженный им у куполов оранжевый лишайник отчаянно цеплялся за жизнь. На пригорках у базы искусственно подогреваемый инфракрасными лучами он продержится чуть дольше, но всё равно однажды, пусть раньше или позже, Иван Петрович, чуть не плача, будет причитать: «Ну что же ты, мой маленький. Что ж ты, мой малыш». И будет соскребать с окаменелостей буровато-грязный порошок, в который превратился некогда наполненный жизнью лишайник.

А Тонькин яблочный огрызок где-то затерялся. Ерунда. Семечки от яблок каждый второй везет с собой на Марс. Несерьезные люди.

Зимовали мы, как все, под куполами, а с уходом жестких холодов потихоньку расконсервировали строительную технику, полузасыпанную смерзшейся пылью, и расползались по своим участкам.

Зима нагоняла тоску. В тот период в голову, не слишком занятую работой, как на мёд, слетались мысли. Наверно, можно было упросить маму лететь со мной. Ей бы разрешили, мама – опытный космонавт. Или Тоньку. Нет, Тоньку бы, наверное, не взяли.

С Земли по сравнению с прошлым разом доставили чуть ли не вдвое меньше девчонок и ребят, прошедших адаптацию. То ли не заладилось что-то, то ли виновниками стали успехи астероидных работяг, поставивших добычу платины на поток, о чем ежедневно трубили в новостях.

— Свернут нас, ребята, — предрек Иван Петрович, глядя на сваленную в кучу технику, отказавшую после суровой зимы, на свежевысаженный под открытым небом лишайник, дни которого были сочтены, на молодых зеленокожих ребят, с восторгом озирающихся вокруг и украдкой бросающих взгляды на космодром. — Как пик дать свернут.

— И куда нас?

— Хм, — биолог помолчал. — Молодежь на астероиды перебросят. А меня-то, наверно, на Землю спишут по выслуге лет. — Иван Петрович нервно подернул плечом и погрузился в изучение нерадивого лишайника.

Карликовая яблоня в кадке разрослась, дай бог. Молодец же кто-то, догадался. За успех колонии «Эллада» не засчитается, но как символ сойдет. Меня же деревце раздражало. Магнитотрасса для отца, морозостойкие зеленые ребята для Ольги Павловны, яблоня для Тоньки и для страны. А что для меня?

— Ауууу! — временами кричал я в пустоту. — Где вы, марсиане?! Я, Соловецкий Ромка, шестой год торчу здесь, на Марсе. А вы где? Ау!

— Домой охота, — признался я Стасу как-то на привале.

— А что там, дома?

— Там Земля, — попытался я отшутиться и серьезней добавил. — Отец… И Тонька. Стас хмыкнул, запил чаем бутерброд.

— Ты б ей хоть позвонил.

Стас прав. Уже год, наверно, то работа, то тоска. Всё некогда, всё завтра. Наконец, я собрался с духом и позвонил. Разговор выдался официальным и сухим. Изображение опаздывало и дергалось – так всегда бывает, когда связь с Землей.

— Как жизнь? Что делаешь? — допытывалась Тонька.

— Да как обычно, — уходил я в сторону. — Бездельничаю. Ищу взаправдашних марсиан.

— Ты не взрослеешь, Ромка. — Только тут я почувствовал ее прежнюю теплоту.

Распрощался, передавал приветы, обещал звонить. А для себя решил – и вправду пора взрослеть.

— Иван Петрович. Вот. — Я протянул ему лист бумаги. Всё по-взрослому – просьба, дата, подпись.

Он прочел, щурясь на мелкий шрифт. Вздохнул, мелко-мелко затряс бородкой и сухо сказал:

— Я передам.

Вот и груз с плеч долой. Теперь просто ждать – такие вопросы быстро не решают. И, чтоб часы ожидания скорее текли, я с прежним рвением погрузился в работу. Стал названивать Тоньке. Тут уж она в подробностях рассказала, как с отличием окончила институт, устроилась работать в ЦАМе. А о своих воспитанниках, уже начавших зеленеть понемногу, тараторила взахлеб.

Бурились мы в эти дни вплотную к базальтовой породе, хотя при возможности старались держаться русел высохших в древности рек. Вдруг хрустнуло. Бульдозер заурчал, как раненый медведь, и, проваливаясь передним колесом, завалился на бок. Благо Стас грузил неподалеку, подогнал тягач, зацепился, вытянул.

— Марсиане! — выпалили мы одновременно со Стасом, едва выбравшись взглянуть, что произошло.

— Контакт, Иван Петрович! Есть контакт, — я тут же связался с шефом и обрисовал обстановку.