Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Чтобы продолжить далее повествование, хочу снова остановиться на методах судебного разбирательства. Они основывались на англосаксонской правовой системе. Подсудимый мог выбрать, осуществлять ли свою защиту в качестве свидетеля под присягой или отказываться от показаний. Естественно, я не отказывался, поскольку считал себя невиновным.

Мне не требовались наушники, через которые выступления на английском давались в переводах на французском, русском и немецком языках. Аппаратура часто давала сбои. Затем председатель суда восклицал чуть жалобным тоном: «Я не слышу ничего, кроме русского языка». Как ни странно, русский имел обыкновение господствовать над аппаратурой.

Сидя в свидетельской будке, я повторил за председателем суда слова присяги и в ответ на вопросы моего адвоката — конечно, согласованные заранее — коротко охарактеризовал свою жизнь до 1930 года, когда ушел в отставку с поста председателя Имперского банка.

Адвокат задал мне новый вопрос. Я рассказал, как в 1919 году принял участие в образовании Германской демократической партии, и затем описал свои первые контакты с Национал-социалистической партией и знакомство с ее идеологией.

Я сказал суду:

— Что касается книги «Майн кампф», то мое мнение о ней сегодня то же, что и прежде. Она написана на ужасном немецком языке. Это образец пропагандистского опуса полуобразованного человека, сильно увлеченного, нет, фанатично одержимого политикой. Именно таким типом человека фактически Гитлер последовательно и неизменно показывал себя. В книге имеется одна черта и в какой-то степени партийная программа, которая дала мне много пищи для размышлений. И это полное незнание любого рода экономических проблем.

Во-первых, с точки зрения внешней политики я считал «Майн кампф» совершенно необоснованной, поскольку она постоянно обыгрывала идею, что расширение жизненного пространства Германии должно происходить в Европе. Если такие заявления и не отпугнули меня от работы в дальнейшем с национал-социалистическим канцлером, то лишь по той простой причине, что в «Майн кампф» было четко обрисовано расширение Германии на Восток при условии получения благословения на эту идею британского правительства. Я считал, что хорошо знаю британскую политику. Поэтому не существовало никакой опасности того, что мне придется принимать всерьез фантастическое теоретизирование Гитлера больше, чем я делал это до сих пор.

Для меня была совершенно ясна невозможность для Германии расширить свою территорию в Европе, поскольку этого не потерпят другие страны. В остальном, хотя «Майн кампф» содержала множество идиотских, напыщенных заявлений, в ней имелось несколько вполне разумных идей. Во-вторых — и это мне хочется подчеркнуть особо, — две идеи я целиком поддерживал. Первая заключалась в том, что если кто-либо расходится с правительством по политическим вопросам, то он должен донести свои взгляды до сведения правительства. Вторая же идея состояла в том, что, хотя правительство вождя должно заменить демократическое правительство — или скорее следует выразиться, парламентское правительство, — сам вождь сможет действовать только тогда, когда будет уверен в поддержке всей нации. Другими словами, даже вождь зависит от всеобщих выборов демократического типа.

Затем мой адвокат доктор Дикс поднял вопрос о том, что американское обвинение вменяет мне в вину оппозицию Версальскому договору. Американские обвинители явно считали преступлением само неприятие Версальского договора. Мне доставило огромное удовольствие дать ответ по этому поводу, который прозвучал в следующих словах:

— Я несколько удивлен услышать подобное обвинение из уст американского представителя. Заместитель прокурора, который только что выступал, видимо, слишком молод, чтобы пережить такое лично, но он мог узнать об этом в школе. Во всяком случае, для нас всех стал одним из величайших событий, когда-либо переживавшихся нами, отказ Америки от Версальского договора, и, кроме того, если не ошибаюсь, он был отвергнут с согласия подавляющего большинства американского народа. И что самое важное, по тем же самым причинам, по которым отвергаю его я. Ведь этот договор находился в прямом противоречии с программой из четырех пунктов, провозглашенной президентом Вильсоном, и в том, что касается политической экономии, он содержал много абсурдных предложений, которые, очевидно, не могли работать в мировой экономической системе. Но я не буду на этом основании обвинять американский народ в сочувствии нацистской идеологии.

Слышать это было выше всяких сил для американского судьи.

После полуденного перерыва (серебряные подносы, чай, пончики) адвокат спросил о моем отношении к нацистской идеологии «расы господ». Я немедленно осадил англосаксов замечанием:

— Я всегда считал такие выражения, как избранный народ, обетованная земля и тому подобное, образцами весьма ущербной ментальности.

Затем продолжил:

— Как убежденный приверженец христианской веры, я исповедую принцип любви к ближнему, которую питаю ко всем людям, независимо от расы или веры. Добавлю, что вся эта болтовня о расе господ, которой занимались некоторые партийные руководители, была предметом едкого сарказма со стороны немецкой общественности. И это неудивительно, поскольку большинство лидеров гитлеровской партии были далеки от идеальных типов нордической расы, и, насколько мне известно, низкорослому Геббельсу дали кличку Немецкий пигмей. Если оставаться справедливым, существовала лишь одна черта, которая роднила большинство партийных лидеров с древними германскими племенами, — они всегда были готовы перехватить лишнюю порцию алкоголя. Чрезмерное пьянство было характерной чертой нацистских идеологов.

Доктор Дикс перешел к еврейскому вопросу. На этот счет в отношении меня подобных обвинений не выдвигалось, но вопрос касался обвинения в приверженности нацистской идеологии, и мой адвокат справедливо делал вывод, что «практика оголтелого антисемитизма неразрывно связана с этой идеологией».

Итогом моего выступления было как раз то, чего мы ожидали. Американский обвинитель Джексон вскочил на ноги и прервал заседание возгласом:

— Мы допускаем, что доктор Шахт действительно оказывал помощь и поддержку отдельным евреям. Но мы утверждаем, что он придерживался взгляда, что немецкие евреи должны быть лишены своих гражданских прав, а также утверждаем, что доктор Шахт поддерживал и принимал участие в преследовании немецких евреев.

Доктор Дикс сразу же поставил вопрос: выдвигались ли против меня подобные обвинения в военных преступлениях на суше и на море и явствовало ли это из обвинения? Джексон сильно возбудился. Вмешался председатель суда. Обсуждение моих военных преступлений на суше и на море временно отложили, и мы вернулись к еврейскому вопросу.