Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Принца Мерире отнесли во дворец Нефертари, где для больного приготовили комнату. В ней тихо стонущего мальчика еще раз обследовали и действительно установили перелом бедренной кости.

— К сожалению, шины применить нельзя, о Прекраснейшая, — обратился врач к Нефертари. — Мы можем только наложить крепкие повязки и привязать принца к его ложу, потому что ему может повредить любое движение. Переломанная рука нас не беспокоит. За тридцать дней кость срастется.

— Как дела у Монту? — осведомилась Нефертари.

Слуга Сехмет бросил предостерегающий взгляд на мальчика и сказал неопределенно:

— Тут мы должны подождать, чтобы стало ясно, насколько серьезна рана на голове. Через несколько часов мы будем знать больше.

Нефертари поняла намек и вышла с врачом из комнаты:

— Итак?

— Надежды мало, о Прекраснейшая. Поврежден череп над правым виском. Наш специалист попробует сделать трепанацию, но никто не знает, каков будет результат.

— Как только могло произойти это несчастье?! Колесницу ведь несколько раз проверили.

Принц Сети приказал провести строгое дознание, обломки колесницы были собраны, и их отнесли в мастерскую.

— Я благодарю тебя и прошу принять участие в молитвах в храме Сехмет. — Рамзес положил руку на плечо сыну, как две капли воды похожему на него. — Пока мой сын будет лежать в постели, я велю ежедневно приносить жертвы Сильной и Всемогущей.

Принц Монту лежал в Доме слуг Сехмет. Несколько врачей занимались им. К его носу поднесли сильные эссенции, чтобы привести его в чувство, однако он только беспокойно крутил головой, и его бледное лицо с запавшими щеками болезненно подергивалось.

— Я попытаюсь провести трепанацию, она могла бы быть для него единственным спасением. — Имхотеп, специалист по переломам костей, отвернулся от больного и приказал: — Побрейте правую сторону черепа, но очень осторожно.

Он долго мыл руки в вине с травами и разложил свои блестящие инструменты на льняной салфетке. Тут были пилы различных размеров и маленькие молотки, выглядевшие совсем игрушечными, а также ложки с острыми краями, узкие ножи, пинцеты, плоскогубцы и еще некоторые вещи, приспособленные для того, чтобы мучить больного, но также и для того, чтобы спасти его.

Среди лекарей дворцового квартала быстро разнеслась весть, что знаменитый Имхотеп будет вскрывать череп. Стремясь посмотреть на это, они хлынули в Дом слуг Сехмет и собрались вокруг ложа Монту. Это вызвало неудовольствие Имхотепа:

— Мои господа, у меня здесь не игра, я здесь для того, чтобы предпринять сложную попытку спасти человеческую жизнь. Если хотите посмотреть, отступите от ложа и не толпитесь у окна.

Помощники отодвинули ложе к северному окну, потому что Имхотепу необходим был яркий свет. Он повернул голову Монту чуть наискосок и приказал своим помощникам крепко держать его. Потом взял узкий нож с длинным лезвием и разрезал кожу над переломом крест-накрест. Один из помощников отодвинул лоскуты кожи и удерживал их маленькими иголками. Когда кровь промокнули, показалась светлая сильно раздробленная кость черепа. Имхотеп маленьким пинцетом удалил обломки, взял крошечный молоток, приставил тончайший резец и осторожными ударами удалил разрушенные части кости на площади величиной с голубиное яйцо. Под ней показалась бело-серая масса — мозг в оболочке. Несколько осколков кости вонзились слишком глубоко, и Имхотеп вытащил их тончайшим пинцетом кусочек за кусочком.

Монту стал беспокоиться, попытался повернуть голову, начал бить руками и ногами.

— Не глазейте! — прикрикнул Имхотеп на зевак. — Лучше держите больного до тех пор, пока я не закончу.

Спустя некоторое время он отложил пинцет в сторону и очень нежно нажал указательным пальцем на массу мозга.

— Я чувствую еще несколько маленьких осколков, но не вижу их, — заметил он, вытирая руки. — Чтобы удалить их, я должен слишком глубоко проникнуть в мозг. Доказано, что менее опасно оставить крошечные осколки костей в мягких тканях, чем удалять их. Переживет ли принц Монту вмешательство, скоро будет ясно.

Имхотеп опустил кусочки кожи над разрезом, заклеил их лечебной смолой и наложил легкую, фиксирующую повязку.

Внезапно вошел фараон. Врачи отскочили в сторону и низко поклонились.

— Я недавно узнал о несчастном случае. Мне сказали, что Мерире выздоровеет. А как дела у Монту?

— Плохо, Богоподобный. Я только что провел трепанацию черепа и удалил осколки кости, но удар был слишком силен, и несколько осколков вонзились глубоко в мозг. Теперь я попытаюсь еще раз привести его в чувство. Зрители могут удалиться.

Слуги Сехмет быстро покинули комнату, остались только два помощника. Имхотеп обмакнул перо в несколько эссенций и поднес к носу Монту. Внезапно по узкому лицу пробежала дрожь, и принц открыл глаза. Фараон подошел ближе:

— Ты узнаешь меня?

Монту не выказал никакой реакции, долго смотрел на фараона и сказал заплетающимся языком, как пьяный:

— Кого… кого… ты… теперь… поши… пошлешь… в Кет… Кефтиу?

— Тебя, когда выздоровеешь, — ответил Рамзес дружелюбно.

Слабая, но дерзкая ухмылка скользнула по осунувшемуся лицу.

— Тебе… придется… поискать… другого…

Монту закрыл глаза, и Рамзес тихо сказал Имхотепу:

— Он говорит так, как будто знает о своем безнадежном положении.

— Не совсем безнадежном, Богоподобный. Когда я вскрываю череп, около половины больных остаются в живых. Я пробуду еще час рядом с ним, потом меня сменит помощник.

— Хорошо, — ответил фараон. — А я займусь тем, чтобы отыскать организатора покушения.

— Покушения? — изумился Имхотеп. — Я думал, что произошел несчастный случай.

— Колесницу тщательно обследовали: из пяти спиц правого колеса три подрезаны. Виновник должен был знать, что на колеснице хочет ехать принц Мерире.

— Покушение могло быть направлено и против принца Монту, твое величество. Какие-либо истории с женщинами, может быть месть…

— Мы это выясним. Дай знать мне, если в состоянии Монту что-либо изменится.

Имхотеп поклонился:

— Конечно, да будешь ты жив, здрав и могуч!

11

Колоссальные фигуры у Большого храма были завершены. Пиай осмотрел их со всех сторон и с ладьи, которую гребцы должны были удерживать против течения, чтобы она оставалась на одном месте. Хотя у песчаника отсутствовал зеркальный блеск, которым славится полированный гранит, легкий матовый отблеск поверхности был более равномерным и придавал колоссам прозрачную легкость и живость.