Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю зиму в затонах Нижнего Новгорода большевики готовили флотилию из четырёх дивизионов: оборудовали двадцать один бронепароход, не считая штабных, сторожевых и вспомогательных судов. Пятый дивизион из девяти вооружённых пароходов они собрали на Вятке. Но главным преимуществом большевиков было не число кораблей, а дальнобойные морские орудия.
— К тому же у противника стоит батарея в деревне Грахань, — добавил Старк. — Их отряд отойдёт назад, заманивая вас под расстрел артиллерией.
— А если высадить вашу бригаду на берег, чтобы вы взяли эту Грахань? — предположил Федосьев.
Ему нравилось советоваться со Старком. Во-первых, тот говорил дельные вещи. Во-вторых, обращение к адмиралу подчёркивало его великодушие, ведь Старк проиграл в соперничестве за командование флотилией.
— Я в вашем оперативном подчинении, Пётр Петрович, и обязан выполнить любой ваш приказ, но десант в Грахань считаю ошибкой. В деревне наверняка размещён сильный гарнизон. Комиссары давно уже не дураки.
— Выходит, мы никак не можем развить наш успех?
— Какой успех? — удивился Старк. — Мы потеряли канлодку, и всё. То, что мы отогнали корабли врага от подбитого «Грозного», в лучшем случае лишь правильное тактическое действие.
Знаменский принял надменный вид, показывая своё несогласие.
— К сожалению, господа, кампания на реках определяется не сражениями флотилий, — Старк не удержался от дидактического тона, — а продвижением сухопутных сил на берегу. И вы знаете, что на берегу мы отступаем.
Отступление было болезненным ударом для войск адмирала Колчака. Газеты всю весну восторженно вопили о «полёте к Волге». Сибирской армии генерала Гайды оставалось всего сто вёрст до Казани — и сорок вёрст до Волги. Западная армия генерала Ханжина освободила почти всё левобережье Камы до Чистополя и нацеливалась на Самару. Но «полёт» оборвался. Началось половодье, реки разлились, дороги раскисли, и обе армии потеряли тылы, завязшие в непролазной грязи. А красные мобилизовались, накопили силы и начали контрнаступление, неумолимо вытесняя белых обратно к Уфе и Перми. Чистополь и Мензелинск пали, угроза нависла над Елабугой.
— Что ж, всё понятно, Юрий Карлович, — вздохнул Федосьев. — Скоро сюда подойдёт «Суффолк», британская плавбатарея, и мы разбомбим Грахань, а там будет видно, преследовать ли большевиков.
С мостика «Гордого» Знаменский и Федосьев смотрели, как лодка со Старком скользит под дождём к борту парохода «Ревель».
— Только настроение испортил, — пробурчал Знаменский.
— В Сарапуле ему принесли телеграмму, что у него умерла жена, — пояснил Федосьев. — Не суди строго, Знаменский.
«Кент» пришвартовался к потерпевшему крушение «Грозному». Моряки перебирались с «Грозного» на борт к британцам, британцы из брандспойтов поливали горящую надстройку бронепарохода. Надо было погасить пожар, чтобы снять с «Грозного» вооружение. На широкой реке ещё плясали фонтаны разрывов. Мокрое, неприютное пространство дышало талой свежестью.
— Адмирал Старк — трус! — вдруг заявил Знаменский с той убеждённостью, когда не надо отвечать за свои решения. — Ты благородный человек, Петька, и ты спас адмирала на суде, но те обвинения в Уфе были справедливыми!
А Федосьев почувствовал себя на месте Старка: в прошлой навигации он вот так же нападал на адмирала, требуя решительной битвы. А Старк упрямо примерялся к общей картине войны и к своей главной задаче. И ему хватало твёрдости не идти на поводу у желаний своих офицеров.
— Помолчи-ка лучше, флотоводец ты бесхвостый, — сказал Федосьев мичману. — Сейчас «Суффолк» отмолотит по красным, и мы отступим.
06
«Лёвшино» торчал в Сарапуле уже неделю. Боевые корабли флотилии находились возле Елабуги, и Горецкий ждал, когда за ним придёт «Кент». Без британской канонерки миссия на промысел могла провалиться. Каждый день Роман забирался в лодку и плыл к штабному теплоходу. У адмирала Смирнова была радиосвязь со своими дивизионами. Уважая просьбу коммодора Мюррея, Смирнов держал Горецкого в курсе событий на фронте.
Катя видела, в каком напряжении пребывает Роман, но помочь не желала. Она впервые смотрела трезво, без любви и благодарности. Вроде бы Роман не совершил ничего дурного, — но в нём ощущалось что-то потаённо-недоброе, поэтому и доброе у него казалось дороже, чем стоило на самом деле.
Смерть тёти Ксении поразила Катю даже глубже, чем смерть папы. Папа был борец, и гибель входила в круг вероятности его судьбы. А тётя Ксения была совершенная душечка. Кому она могла помешать?.. Катя вспоминала, как тётя Ксения с сыном приезжала к маме в Канны, и они вчетвером гуляли по бульвару Круазетт. Мужчины косились на молодых и красивых дам с белыми зонтиками от солнца… Иннокентий тогда был сердитым мальчиком, и у Кати не получилось с ним подружиться… А тётя Ксения дружила со всеми. Ей все хотели сделать что-то приятное, и мама ревновала.
Катя чувствовала себя очень одинокой. Роман казался ей чужим, а дядя Ваня был слишком прост. Алёшка всё время чем-то занимался с Мамедовым, и Катя считала брата предателем: как можно относиться к этому убийце по-человечески? Впрочем, Алёшка не знал тётю Ксению лично, и про Святой Ключ ему никто не рассказал… Но неужели он сам не ощущает, что Мамедов — зверь?.. Катя сдружилась со Стешкой: снова сидела в камбузе, будто по-прежнему работала посудницей. А Стешка была рада Кате.
— Не бойся! — заявила она. — Пузо вынашивать я тебя сама научу!
Наука у Стешки отличалась своеобразием.
— Много не спи, Катюшка, не то дитя ленивым будет. Тайком не ешь, токо в открытую, иначе дитя будет вором. На верёвки тебе наступать нельзя, поленья перешагивать нельзя, волосы стричь тоже нельзя. Из ведра пить не лезь, чашку бери, или ребёнок изжогой будет мучиться. Ноги не скрещивай, косолапого родишь. Главное — веником не стучи, когда мусор стряхиваешь.
— А веником-то почему? — испугался Яшка Перчаткин.
Он помогал Стешке на камбузе вместо Кати.
— В венике домовой живёт. Обозлится, что его колотят, и накажет: выкидыш устроит или роды тяжёлые.
— Страх-то какой, девушки! — ужаснулся Яшка.
— А ты вот слушай, слушай меня, двоеженец, — назидательно посоветовала ему Стешка. — Поймёшь, как нам, бабам, из-за вас, кобелей, живётся!
Внезапно с палубы донеслись какие-то невнятные крики и топот, потом где-то вдалеке затрещали пулемёты.
— Что за война? — удивилась Стешка. — Пойдёмте узнаем!
Над Сарапулом и над Камой, стрекоча, кружили три гидроплана — по ним и лупили с пароходов. Авиаторы вручную сбрасывали бомбы на суда, но всё мимо: редкие всплески небольших разрывов выскакивали где попало. Глядя вверх против слепящего солнца, Стешка заслонила глаза ладонью.
— Да улетайте, дураки! — страдальчески сказала она. — Пули же вокруг!..
— Думаешь, там твой лётчик? — догадалась Катя.
— У него такой же эроплан… Два крыла и лапти внизу… Может,
