Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен

Вошел Дайань.

– Приказчик Юнь лошадей привел, – доложил Дайань. – Просит вас выйти.

– Откуда у него лошади? – удивился Симэнь.

– Старший брат командир Юнь, говорит, с границы прислал, – отвечал слуга. – Так расхваливает. Отличные, говорит, кони. Тут полюбоваться на Гуаньгэ в комнату вошли госпожа У с невесткой Чжэн Третьей. Их сопровождали Ли Цзяоэр и Мэн Юйлоу. Симэнь оставил браслеты и вышел к воротам посмотреть лошадей. Пинъэр приветствовала вошедших и попросила присаживаться.

Предоставленный самому себе Гуаньгэ продолжал играть браслетами.

– Матушка, вы случайно не брали браслет? – обратилась вдруг к Пинъэр кормилица Жуи. – Тут только три. Где ж четвертый?

– Я не брала, – ответила Пинъэр. – Я их только завернула в платок.

– И платок на полу валяется, – сказала Жуи. – И куда только он мог подеваться?

В комнате начался настоящий переполох. Жуи спрашивала с Инчунь, та допытывалась у старой Фэн.

– Помилуйте! – причитала Фэн. – Какой такой браслет? Ослепнуть мне на этом месте! Я его и в глаза-то не видала. Который год в вашем доме, разве я посмею что-нибудь взять? Вот матушку спросите, она вам скажет. А золото мне, старухе, и вовсе ни к чему. Больше бы за младенцем глядели, чем зря на старого человека поклеп возводить.

– Ишь как разошлась, старая! – говорила шутя Пинъэр. – Но потеряли ведь не что-нибудь, а золото! – Она обернулась к Инчунь: – А ты что шум подымаешь, вонючка проклятая?! Придет батюшка, спросим. Может, он убрал.

– О каком золоте разговор? – спросила Юйлоу.

– Да батюшка ребенку поиграть принес, – отвечала Пинъэр. – Кто его знает, откуда.

Между тем Симэнь, окруженный приказчиками и слугами, осматривал лошадей, потом велел молодым слугам проехаться верхом.

– Лошадки хоть и с Востока, да статью не взяли, – заметил Симэнь. – И поступь не та. Так, для прогулки, еще сойдут. – Он обратился к Юнь Лишоу: – За сколько ж твой брат собирается их отдать?

– Всего-навсего семьдесят лянов за обоих, – отвечал Юнь Лишоу.

– Цена подходящая, да рысаки плоховаты, – проговорил Симэнь. – Нет, этих лучше уведи. Будут хорошие, серебра не пожалею.

Симэнь пошел в дом.

– Вас матушка Шестая просит, – доложил повстречавшийся ему Циньтун.

Симэнь направился к Пинъэр.

– Ты не брал браслет? – спросила его Пинъэр. – Тут только три почему-то.

– Я все четыре оставил, – отвечал Симэнь. – Кто ж его взял?

– А я думала, ты убрал, – протянула Пинъэр. – Мы прямо обыскались. Нигде нет. Кормилица старую Фэн подозревала, а та плачет и клянется, не знаю, мол, никакого браслета.

– Ну так кто ж его взял? Поищите как следует. Зачем волноваться?

– Тут жена У Старшего с невесткой пришли, мы и убрать не успели, – объяснила Пинъэр. – Занялись с ними, про браслеты совсем забыли. Я думала, ты убрал… Бросились искать, они сразу ушли.

Она передала Симэню три браслета.

В это самое время Бэнь Дичуань принес и вручил хозяину сто лянов. Симэнь понес серебро в дальние покои.

Между тем шум в покоях Пинъэр донесся и до ушей Цзиньлянь. Едва ей стало известно, что пропал золотой браслет, она не преминула подлить масла в огонь и тотчас же поспешила к Юэнян.

– Сестрица! Подумай только, – обратилась она к хозяйке дома, – какими фокусами занимается наш негодник! Как бы богат ты не был, к чему золото ребенку давать? Разве это игрушка?!

– Мне уж доложили, – сказала Юэнян. – У нее там целый переполох. Какой-то браслет потерялся. Откуда он взялся?

– А кто знает, откуда. Он его из передних построек в рукаве пронес. Гляжу, идет, будто варвар с подношением трону. «Что это у тебя? – спрашиваю. – Дай-ка поглядеть». Так он даже головы не повернул. К ней спешит – ног под собой не чует. А немного погодя такой шум поднялся. «Золотой браслет пропал!» – кричат. Вот, думаю, что ты тащил! А он, негодник, знаешь, что сказал? «Поищите, – говорит, – как следует. К чему волноваться?» Такое Ван Миллионщик себе не позволит. И то сказать – браслет золотой! В таком весу, небось, с десяток лянов – с полсотни лянов серебра стоит. А ему хоть бы хны! Точно игрушка потерялась. Ведь все свои кругом. Кто же это мог у нее стащить, а?

Пока говорила Цзиньлянь, вошел Симэнь. Он велел Юэнян убрать сто лянов, которые принес Бэнь Дичуань, и три браслета.

– Это Ли Чжи с Хуаном Четвертым вернули, – сказал он. – Было четыре, да я дал сыну поиграть. Один куда-то запропастился. Вызови служанок и как следует допроси каждую. Не отыщется, бить буду.

– И вовсе ни к чему было ребенку золото давать, – заметила Юэнян. – Студить только. Такой тяжестью, того и гляди, ножку еще себе отдавит.

– Зачем ты ему давал играть, а? – вмешалась Цзиньлянь. – Как тебе не терпелось к ней добраться! Я ж тебя окликнула, а ты и ухом не повел. Несется, глаза кровью налились – настоящий разбойник. Хотел, чтоб никто не знал. Только не вышло по-твоему. Кого же теперь винить будешь в пропаже? Теперь у тебя хватает совести сестрицу просить? Заставлять служанок обыскивать, по их комнатам шарить? Да они после этого не только язык тебе начнут показывать, но и жопу. Смеяться над тобой будут.

Симэнь не выдержал, толкнул Цзиньлянь, отчего она упала прямо на кровать Юэнян.

– Выведешь ты меня из терпенья, заноза! – закричал он, размахивая кулаками. – Так бы и убил на этом месте, да разговоры пойдут. Ну чего ты со своим языком-то везде лезешь? Твое ли тут дело?!

– Знаю, в твоих руках власть и сила. – Цзиньлянь то ярилась, то вдруг заливалась слезами. – Богатство – вот что для тебя важнее всего! Потому-то ты и буйствуешь, на мне зло срываешь. Тебе, конечно, ничего не стоит и убить меня. Никто не остановит. Ну, на, бей беззащитную! Бей до последнего издыхания. А моя почтенная матушка за тебя возьмется. К суду привлечет – и не поглядит, что ты богатый и всесильный. Скажешь: чего мне бояться? Я, мол, тысяцкий, в управе служу. Да кто ты такой есть?! Мелкая сошка, должник – рваная шапка! Вот кто! Посадить человека ты можешь, а убивать его – сам государь император сперва подумает.

Симэнь расхохотался.

– Вот заноза, кривая кость! – ругался он. – Что у тебя за язык такой! Мелкой сошкой называешь? Рваная шапка, говоришь? А ну, пусть шапку принесут. Найдешь хоть одну дырку? А какой я должник? В Цинхэ любого спроси. Кому я задолжал?

– А ты почему меня кривой костью обзываешь? – Цзиньлянь повертела ножкой. – Где ж это она кривая?

– Ну, нашла коса на камень, – засмеялась Юэнян. – Злодей со смирным расправится, а на злодея нарвется, растеряется. Исстари повелось: кто на язык остер, за тем и верх. Скажи спасибо, сестрица, что язык тебя выручает.

Симэнь понял, что не переговорить ему Цзиньлянь, и, одевшись, вышел.

– Господин Чжоу посыльного с приглашением прислал, – сказал ему Дайань. – Лошадь готова. Батюшка, вы сперва в монастырь собираетесь или к господину Чжоу?

– Пусть зять за меня в монастырь съездит, – распорядился Симэнь, – а после принесения жертв поскорее домой возвращается. Может, коней приведут. Я к Чжоу поеду. – Он обратился к Шутуну: – Ступай парадную шапку с поясом принеси.

Только Симэнь приладил пояс, от императорской родни Вана прибыли два актера с труппой и поклоном приветствовали хозяина. Симэнь велел Шутуну накормить их.

– Уж вы постарайтесь! Как следует усладите сударынь, – обратился он к актерам. – Щедро одарю. А за платьем наверх не ходите.

– Как же нам не стараться, – пав на колени, говорили актеры. – Тогда мы не посмели бы надеяться на вознаграждение.

– Они в другой раз приходят, – обратился Симэнь к Шутуну. – Отвесь пять лянов за труды.

– Хорошо! – отозвался слуга.

Симэнь сел на коня и отправился на пир к начальнику гарнизона Чжоу.

Цзиньлянь тем временем сидела с женой У Старшего в комнате Юэнян.

– Тебе бы надо попудриться, – обратилась к Цзиньлян хозяйка. – А то у тебя глаза красные. Неловко в таком виде гостьям показываться. Не знаю, зачем ты к нему пристала. Уж я и так и сяк старалась. Если б не я, быть тебе битой. Мужа лучше не задевай. У всех у них норов такой. Рассуждать не будут – сразу кулаки в ход пустят. Пропало золото – и ладно. Нашли иль нет – не наше дело. Не у тебя ведь в комнате пропало. Зачем же лезть на рожон? Брось ты эту манеру!

Цзиньлянь молча удалилась в свои покои, чтобы привести себя в порядок.

Вскоре к Юэнян явились разряженные Ли Пинъэр и У Иньэр.

– Как мог пропасть браслет? – обратилась к Пинъэр хозяйка. – Сам тут только что с сестрицей Шестой поругался[3]. Дело чуть не дошло до рукоприкладства. Я еле их утихомирила. Хозяин на пир отправился, велел новые розги купить. Вечером бить служанок собирается. Куда ж твои служанки с кормилицей смотрят? Дают ребенку золотые вещи, потом теряют. Ведь не что-нибудь – золото!

– Не знаю, для чего он дал ему четыре браслета, – говорила Пинъэр. – Я с госпожой У Старшей и с Чжэн Третьей занималась. Тут же была сестрица Вторая[4]. Пока мы вели разговор, браслет и исчез. Служанка на кормилицу грешит, кормилица на старую Фэн. А старуха клянется, плачет: не брала, мол. Того и гляди, покончит с собой. Прямо-таки загадка! Ума не приложу, кого и винить.