Женщины в его жизни - Барбара Брэдфорд

Неожиданно ему стало легче, тяжесть в груди пропала. Ничего удивительного в этом не было. Он почти всегда испытывал прилив сил и облегчение, если удавалось окончательно разобраться с проблемой, неделями не дававшей ему покоя.

Он поднял голову и, к своему удивлению, обнаружил, что находится у перекрестка Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы. Он подошел к ближайшему телефону-автомату, опустил монету и быстро набрал номер.

– Алло?

– Это я, дорогая.

– Ты где, Максим?

– На углу Пятьдесят седьмой и Пятой. Я зайду.

– Горю от нетерпения. Даю тебе пару минут.

– Минут двадцать. Я хочу пройтись до Саттон-Плейс пешком. Увидимся, бэби.

Блэр Мартин бросила трубку и развернулась на каблуках. Ее глаза отметили каждую деталь гостиной, выходившей окнами в сад, на Ист-Ривер и на кусочек Пятьдесят девятой улицы.

Она одобрительно кивнула самой себе, с облегчением и удовольствием, потому что в комнате был идеальный порядок. Максим жуткий педант, но все в доме вроде было на своем месте, и для беспокойства у нее нет повода. Тихая гавань в мягких пастельных тонах, обставленная французской мебелью, сегодня вечером выглядела особенно мило, полная цветов, которые он стал посылать ей по нескольку раз в неделю, с тех пор как они стали любовниками. Все лампы под шелковыми абажурами были включены, в камине ярко пылал огонь, даря тепло и уют.

Блэр прошлась по комнате, думая, какое счастье ей выпало жить в этом доме. Максим купил его для своей дочери Аликс два года назад как шаг к примирению после их ссоры в 1985 году и в надежде уладить с ней отношения. Анастасия с Максимом тогда вместе обставляли и отделывали дом. У них обоих превосходный вкус, и потому дом в Саттон-Плейс был прекрасен, как ни посмотри.

Но Аликс забраковала подарок и отказалась его принять. Вот дурочка, подумала Блэр, покачав головой, как всегда, несколько озадаченная людской глупостью и непрактичностью. Сама она была изрядным прагматиком.

За домом некоторое время присматривала домоправительница, но потом она отказалась от места, найдя свою миссию слишком тоскливой, как объяснил Максим. Приблизительно десять месяцев назад, вскоре после того, как между ними вспыхнула любовь, он предложил Блэр переехать сюда. Он тогда сказал, что помимо необходимости в том, чтобы кто-то был в доме из соображений безопасности, ему хотелось, чтобы она пожила в частном владении и он мог без опаски приходить и уходить. Дотошные взгляды швейцаров доходных домов были ему неприятны. «Для меня лучше, если ты станешь жить в моем доме в Саттон-Плейс. Это будет более благоразумно» – так он высказался по этому поводу. Она сразу приняла его предложение, как только увидела этот дом. Дом, где она жила раньше, подлежал приватизации, и ей было не под силу выкупить квартиру. И естественно, она оказалась перед проблемой – где жить? Таким образом, его вариант устраивал обоих.

Взбегая наверх, Блэр думала о Максиме. Она сходила по нему с ума, и он тоже был без ума от нее. Чудно, что она знала его с восемьдесят второго года, и у них были довольно частые свидания, но роман начался лишь после его женитьбы на Адриане Мэклин. Роскошная женщина, красивая до невозможности, верх шика. Но и жуткая сука, правда, к тому же грубая и вспыльчивая. Блэр терпеть не могла женщин, у которых бриллианты валились изо всех пор.

Она вошла в спальню, сняла брюки и шелковую рубашку, перебежала в ванную. Опрыскалась духами, расчесала светлые короткие рыжеватые кудри, сотворив из них ореол вокруг лица, формой напоминавший сердце, освежила розовую помаду на губах и слегка подвела веки бледно-серыми тенями. Этот цвет всегда делал ее синие глаза еще синее. Слегка подкрасив тушью белесые ресницы, она вернулась в спальню.

Достала из шкафа бледно-зеленую шелковую пижаму от Трижера, надела широченные штаны и длинный жакет, подвязалась широким шарфом и дополнила туалет подходящими шелковыми туфлями.

После контрольного взгляда в зеркало закрыла шкаф и направилась из спальни в кухню. Шампанского на льду было много, а свежего салата и овощей она купила днем. Она была мастерица готовить, он любил ее «спагетти примавера». Вот это она и сделает на ужин, а завершат они его сыром и фруктами. Максим не привередничал в еде, что сильно облегчало ей жизнь, поскольку она работала: у нее была своя маленькая фирма коммунальных услуг.

Сбежав вниз до середины лестницы, Блэр вспомнила о противозачаточных таблетках. Меньше всего ей хотелось забеременеть. Она вернулась наверх в спальню, выдвинула ящик тумбочки у кровати, взяла таблетки и вытряхнула одну на ладонь. Она уже было отправила ее в рот, но уставилась на фото Максима на столике. А почему это я не хочу забеременеть? – спросила она себя, слегка хмуря лоб. Мне без малого тридцать. Мне, конечно же, надо забеременеть. Да и нет серьезных оснований, чтобы ей на это не пойти. Факт, ей вполне могло бы понравиться стать матерью. Она и мужа полюбила бы. Точнее говоря, Максима Уэста. Она начинала уставать от своей роли любовницы, или же, если воспользоваться более старомодным словом, – его содержанки.

Решительным шагом Блэр Мартин направилась в ванную комнату, вытряхнула в унитаз все таблетки и спустила воду, а патрончик из-под них бросила в мусорную корзину. Вернулась в спальню, подошла к ночному столику и задвинула ящик.

Долго-долго всматривалась Блэр в фотографию Максима в серебряной рамке. Она сняла его прошлым летом здесь, в саду. Затем загнула три пальца в кулак, а указательный выпрямила, сделав «пистолетик». Улыбнулась самой себе и прицелилась в фото.

Будешь мой, Максим. Мой, мой, мой!

ЧАСТЬ 7

МАКСИМИЛИАН

ЛОНДОН – БЕРЛИН, 1989

Человек многих жизней. Человек,

имевший свое потайное ядро,

некую недоступную для других сердцевину,

нечто такое, о чем он сам и не подозревал…

57

– Папочка, я так рада, что ты свободен, – улыбнувшись, пролепетала Аликс.

– Я тоже, – сказал Максим и улыбнулся в ответ, затем похлопал ее по руке, потянулся к одной из карт, что разложил перед ним на столе Джозеф.

Они сидели вдвоем на банкетке в клубе Марка, куда он привел ее после того, как она появилась у него в офисе на Гросвенор-сквер незадолго перед этим.

– Теперь, Аликс, ты знаешь, чего ты хочешь?

– На первое – ничего, спасибо. Пожалуйста, возьми мне печенку и бекон.

– И себе я возьму то же самое. – Максим знаком подозвал Джозефа, сделал заказ, затем повернулся к дочери. – Ну-с, должен тебе сказать, дорогой, с тобой – то обжорство, то голодовка, – заметил он, употребив ласковое обращение, адресованное в далеком детстве ему самому.