50 х 50 - Гарри Гаррисон

— Тебе давно пора очнуться, — донесся до него голос Дамиана. — Выпей.

Чак почувствовал повязку на шее, поднес сосок к губам, выпил воды, оглядываясь.

— И долго я пролежал?

— Примерно девять часов. Потерял немного крови плюс получил сотрясение мозга.

— Мы вдвоем?

— Совершенно верно. — Дамиан больше не улыбался. — Может, я что-то сделал неправильно, но вопрос закрыт. Я пытался убить тебя. Мне это не удалось, и ты, что совершенно справедливо, попытался убить меня. Но мы оба не смогли довести дело до конца. Может, я где-то и ошибаюсь, но мне кажется, что мы квиты и взаимных претензий у нас быть не должно.

— Я вроде бы и не жаловался. А где Хелена?

Дамиан потупился:

— Ну… когда шесть часов истекли, она согласилась тянуть жребий. И опять проиграла. Напала на меня со скальпелем. К сожалению, твой компьютер полностью вышел из строя. Мне пришлось его выбросить.

— Страховочная компания выплатит возмещение, — просипел Чак. — Господи, шея-то болит. И голова.

— Ты думаешь, мы выкарабкаемся? — спросил Дамиан.

— Шансов на это значительно больше, чем девять часов тому назад.

— Пожалуй. Может, высшие силы тронет благородный жест мисс Тибловски. После таких жертв… — Он посмотрел в черноту за иллюминатором. — Как ты думаешь, когда мы выберемся отсюда, мы должны упомянуть про Хелену?

— Какую Хелену? — переспросил Чак. — При взрыве «Юрия Гагарина» погибло семьдесят четыре человека. Только нам и удалось спастись.

Вы люди насилия

— Я ненавижу тебя, Рэйвер, — выкрикнул капитан, приблизив свое искаженное яростью лицо почти вплотную к стоявшему перед ним крупному мужчине, — и знаю, что ты тоже должен ненавидеть меня.

— Ненависть — это слишком сильное слово, — спокойным голосом ответил тот. — Я думаю, что гораздо лучше сказать: презрение.

Без всякого замаха — он был слишком умелым бойцом — капитан всадил кулак в живот стоявшего перед ним. Но единственным ответом Рэйвера оказалась чуть заметная снисходительная усмешка. Это привело капитана в бешенство. Хотя он и был на целую голову меньше Рэйвера, но все же его рост превышал шесть футов. И капитан привык встречать у людей, которых избивал, самые разные реакции, но только не презрение. В слепом гневе он принялся колотить не сопротивлявшегося и даже не пытавшегося уклониться человека, и наконец тот всем своим огромным телом навалился на капитанский стол, а затем мягко сполз на пол. Из его носа и губ текла кровь.

— Выкиньте эту мразь, — приказал капитан, потирая ободранные костяшки пальцев. — И эту гадость тоже уберите. — Он указал пальцем на пятна крови, покрывавшие поверхность стола; почти все, что на нем было, свалилось на пол, когда Рэйвер упал. Капитан заметил, что и сам забрызган кровью, и принялся с отвращением оттирать ее с рукава носовым платком. Тем не менее от вида полубесчувственной массы, которую вытаскивали из рубки, он испытывал некоторое удовлетворение. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним! — крикнул он вслед и отправился к себе в каюту, чтобы умыться и переодеться.

Конечно, капитан и понятия не имел о том, что потерпел сокрушительное поражение. Рэйвер готовил это столкновение с того самого момента, когда его погрузили на тюремное судно две недели тому назад. Все его действия, более ранние стычки с капитаном, голодовка, объявленная в знак протеста против пыток, которым подвергли Фребана, — все, каждая мелочь, включая эту заключительную сцену, были тщательно запланированы. Рэйвер надавил на кнопки, ответная реакция капитана оказалась точно соответствовавшей плану, и Рэйвер победил. Он прислонился к металлической стене своей камеры, сжимая в гигантском кулаке коммуникатор размером с карандаш. Он ухватил его в тот самый момент, когда упал на стол. Ради него все и затевалось.

Тяжело вздохнув, Рэйвер резко опустился на койку. То, что он лег спиной к стеклянному глазу монитора, а лицом к запертой двери, вовсе не было случайностью. Таким образом он закрылся от наблюдения и обезопасился от неожиданного появления непрошеных визитеров. Заключенный позволил себе улыбнуться и взялся за дело.

Из инструментов у него был только небольшой гвоздь, спрятанный под подошву ботинка. За несколько ночей он наточил его о металлический край своей койки и превратил в крошечную отвертку. Тисками служила его левая рука, а плоскогубцами ногти правой руки. Этого было вполне достаточно. Уже не было в живых ни одного человека, который знал бы настоящее имя Рэйвера или что-нибудь относящееся к его прежней жизни, к тому периоду, когда он еще не ввязался в политику и тем самым не стал преступником. Ну и, конечно, глядя на него, никто не сказал бы, что он похож на микротехника. Но как раз им он и был, и к тому же высококвалифицированным. Несколькими умелыми прикосновениями он заставил крышку коммуникатора открыться, обнажив изящную плату, и приступил к работе. До посадки оставалось всего лишь несколько часов, и он должен был использовать их с пользой.

С бесконечным терпением он отсоединил часть деталей, а затем соединил их заново по схеме, которую выстроил в своем мозгу. Искрой от разряда батареи он кое-как припаял контакты и теперь мог лишь надеяться на то, что оставшегося заряда хватит для того, чтобы заставить созданное им устройство действовать. Работа заняла более трех часов, и все это время он лежал неподвижно, шевеля только кистями рук, — наблюдателям в центре контроля за заключенными должно было казаться, что он лежит без сознания или спит. И лишь когда все было закончено, он разрешил себе застонать, потянуться и, дрожа всем телом, с трудом подняться на ноги. А потом он, волоча ноги, побрел к двери, положил руку на замок, лбом уперся в холодный металл и замер в такой позе. На протяжении всех прошедших недель он стоял так большую часть времени, когда не спал, так что ничего необычного в его поведении не было.

Правой рукой, закрытой телом от объектива монитора, он ввел проволочную петлю в отверстие для электронного ключа и принялся медленно поворачивать крошечный верньер переменного конденсатора.

Радиоуправляемый замок теоретически не поддается взлому, но, увы, лишь теоретически. А на практике достаточно сведущий в своем деле электронщик может без большого труда заставить любой радиоприбор излучать ту самую частоту, которая отпирает замок, что и сделал Рэйвер. Язычок чуть заметно дернулся, и заключенный принялся еще медленнее поворачивать регулятор. В конце концов язычок отскочил в нейтральное положение и вернулся на место. Управляющая частота была найдена. После этого заключенный направился к умывальнику и смыл кровь с лица, одновременно вновь переделывая схему украденного приборчика, чтобы превратить зонд в передатчик. Все было готово.

Когда раздались звуки сирены, извещавшие о двухминутной готовности к торможению — это значило, что необходимо пристегнуться, — Рэйвер, как положено, направился к койке, которая выполняла также функции противоперегрузочной кушетки, и на секунду задержался перед дверью. Устройство сработало: он услышал щелчок, говоривший о том, что язычок отодвинулся в нейтральное положение и зафиксировался в нем. Дверь была открыта. Непосредственно перед тем, как заработали тормозные двигатели, он натянул на себя одеяло и отвернулся лицом к стене.

Ускорение возрастало, вес всего находившегося на корабле увеличился втрое, сетка койки натянулась и заскрипела, и в это время Рэйвер медленно поднялся на ноги. Это был единственный момент, когда он мог быть уверен в том, что охранники в центре контроля не станут следить за ним. Они страдают от торможения, а он за это время должен сделать свое дело. Преодолевая три «же», он, напрягая мышцы, одним шагом пересек камеру. Три металлических ножки табурета были приварены к полу; он заранее внимательно исследовал свое сиденье и хорошо знал, что с ним делать. Тяжело опустившись на колени, он ухватил ножку обеими руками, весь напрягся и потянул. Послышался громкий омерзительный скрип, и ножка отделилась от пола; затем он так же разделался с остальными двумя, медленно подошел к койке, положил туда табурет и накрыл его одеялом. Конечно, это чучело не смогло бы обмануть никого, кто посмотрел бы на него вблизи, но оно требовалось лишь для того, чтобы ввести в заблуждение дураков-охранников, сидевших перед мониторами, и то ненадолго. А теперь обратно через камеру к двери, выйти, закрыть ее, запереть и дальше по коридору… Все больше тормозных двигателей включалось в работу, ускорение достигло пят «же», ноги Рэйвера подогнулись, но он пополз дальше на четвереньках. Он мог перемещаться беспрепятственно лишь в то время, пока работали двигатели. Как только они выключатся, экипаж и охрана вылезут из противоперегрузочных кушеток, выйдут из кают и его немедленно схватят. Преодолевая боль во всем теле, он заставил себя доползти по коридору до лестницы, соединявшей между собой палубы корабля, и начал спускаться вниз.