Линкольн - Карл Сэндберг

— Ведь я вас предупреждал, что нужно быть очень осторожной. Теперь вините только себя.

Она развернула записку президента и прочла: «Пропустите мисс… Она правдива и достойна доверия».

Миссис Томас Браун с ребенком на руках предстала перед президентом 7 сентября 1863 года, до этого она посетила военное министерство и другие учреждения. Она опасалась за судьбу мужа и брата, захваченных в плен в бою под Геттисбергом. Проживали они в Александрии, Виргиния. Они воевали в рядах армии конфедератов, но шпионами не были. И тем не менее их держали в течение многих недель в тюрьме Олд Капитол. Появились слухи, что их расстреляют как шпионов. Линкольн дал ей возможность высказаться полностью. Под конец она разрыдалась. А ребенок в это время улыбался и заигрывал с Линкольном. Общее смущение еще больше увеличил президент: взяв младенца на руки, он прижался к нему щекой. Ребенок проворковал: «Папа». Линкольн усмехнулся, отдал младенца матери, прошелся несколько раз по кабинету, затем написал несколько слов Стентону.

Правительственная машина быстро заработала. Три дня спустя оба пленных принесли присягу верности Союзу и были выпущены из тюрьмы, получив полную свободу.

Учитывая, что северяне все больше сжимали кольцо вокруг конфедератов и что последние уже исчерпали свои последние продовольственные и военные ресурсы, Линкольн видел в перспективе день, когда ему будет выгодно иметь репутацию человека, свободного от чувства мести, не связанного никакими обещаниями требовать возмездия и кары.

Однажды президент произнес несколько слов в защиту снисходительного подхода к врагу.

— Ведь они люди, не правда ли? Даже на войне не следует быть безжалостными. Где-то должна быть граница жестокости.

Престарелая женщина, находившаяся в приемной, мгновенно задала вопрос: как можно говорить доброжелательно о враге, когда стоит задача его уничтожать? Линкольн посмотрел ей в глаза и медленно сказал:

— Мадам, а разве я его не уничтожаю, превращая в своего друга?

Этот остроумный ответ получил широкое распространение как в Америке, так и в Англии.

К президенту пришел старик и, всхлипывая, сказал ему, что его сын — солдат армии Батлера — обвинен в преступлении и приговорен военно-полевым судом к расстрелу. Президент зачитал старику телеграмму Батлера, в которой тот протестовал против вмешательства президента в дела военно-полевых судов армии. Ошеломленный старик в полном отчаянии горестно зарыдал. Линкольн с минуту смотрел на него и, воскликнув: «Черт возьми, Батлер или не Батлер, так и быть!», написал на клочке бумаги несколько слов. Он показал записку старику: это был приказ президента, согласно которому сына приказано было «не расстреливать впредь до особого моего распоряжения».

Но старик все горевал.

— Я надеялся на помилование, а вы пишете «не расстреливать до моего распоряжения», а вы можете приказать расстрелять его на будущей неделе.

Линкольн улыбнулся.

— Вот что, старина, я вижу, что вы меня мало знаете. Если вашему сыну не встречаться со смертью до моего особого распоряжения, значит ему жить дольше самого Мафусаила.

Согласно старинному закону пиратов полагалось вешать. Тем не менее Линкольн помиловал пирата Алфреда Рюбери, пойманного в марте 1863 года в Сан-Франциско. Несколько месяцев его продержали в тюрьме, а затем освободили по приказу президента. Обнародованы были две причины для его освобождения. Первая — пират оказался английским подданным. Вторая — Джон Брайт обратился к президенту с просьбой помиловать пирата в порядке личного одолжения. 2 января 1864 года «Лезлиз уикли» писал: «Принимая во внимание выдающиеся заслуги мистера Брайта, президент, не, задумываясь, пошел ему навстречу. Однако странные у мистера Брайта друзья». Эти комментарии были очень снисходительными. Линкольн понимал, что немного будет приобретено повешением в этот серьезный момент английского подданного. Кроме того, он считал, что Джон Брайт имеет право на одно помилование, без обязательства представить для этого основания.

Конгрессмен Келог пришел по делу одного суматошливого парня, прослужившего шесть месяцев в регулярной армии еще до войны. Он дезертировал, вернулся домой, утаил все от отца, остепенился и занялся делом. В самом начале войны он записался добровольцем, помог сформировать полк, его избрали офицером одной из частей полка, он принял участие в атаке моста. На мосту пуля сразила насмерть полковника, шедшего рядом с ним; сам он был ранен. Случайно ветеран-кадровик узнал его и пригрозил, что разоблачит бывшего дезертира. Ему удалось уехать в отпуск; дома он сказал отцу, что предпочитает смерть аресту в качестве дезертира. Линкольн слушал с полным безразличием до момента атаки на мосту.

— Вы утверждаете, что молодой человек был ранен?

— Да, и очень серьезно.

Линкольн задумался.

— Следовательно, он пролил кровь за свою страну. — Лицо его осветилось. — Келог, нет ли в писани и места, где говорится, что «пролитие крови» освобождает от кары за грехи?

— Пожалуй, тут вы близки к истине.

— В этом есть смысл, от него так просто не отделаться.

Президент обмакнул перо и написал безоговорочное помилование.

Конгрессмен Чарльз Денисон из Пенсильвании привел полную тревоги старую женщину. Ее сын, рядовой Джон Рассел, был приговорен к расстрелу. Линкольн их выслушал и затребовал дело. Выяснилось, что во время недавнего кровавого сражения капитан роты Рассела сбежал. После боя капитан собрал свое подразделение; оказалось, что потери достигли 50 процентов. Рассел подошел к капитану с винтовкой наперевес и крикнул: «Капитан, вы ничтожный трус, и вас следует расстрелять!» Капитан схватился за револьвер, и их с трудом разняли. Тогда капитан обвинил солдата в неповиновении и добился смертного приговора военно-полевого суда. Линкольн отменил приговор трибунала, приказал вернуть рядового Рассела с незапятнанной репутацией в его часть.

Журналист и полковник из Огайо после беседы с президентом о торговле на Великих озерах попросили его затем выслушать человека, дожидавшегося в коридоре, — его сына приговорили к расстрелу. Николаи принес визитную карточку старика, наклонился над креслом Линкольна и шепнул ему на ухо несколько слов. Встревоженный, но полный решимости, Линкольн сказал:

— Передайте ему, что я его не приму. Я не могу. Не просите меня больше об этом. Скажите ему, что я проверил все документы полностью, не пропустив ни одного слова. Этот молодец дезертировал трижды, в последний раз он бежал с поста, находясь в карауле в Вашингтоне; его невозможно помиловать. Я не заступлюсь. Его обязаны расстрелять.