Линкольн - Карл Сэндберг

Читенден рассказал о том, как полковника Бэйкера поймали на подлоге. «Нисколько не смутившись, даже не порозовев, этот субъект улыбнулся и, глядя мне прямо в глаза, сказал: «На этот раз уловка не удалась, а?»

У Бэйкера было обыкновение говорить и писать как доверительное лицо президента: «Меня послал мистер Линкольн», или: «Меня пригласили для личного доклада мистеру Линкольну». Однако нет никакого подтверждения, что президент был связан с Бэйкером или интересовался им.

Линкольну хорошо было известно, что два человека, недавно назначенные им на теплые местечки, поносили его. Лэймон спросил Линкольна, почему он не смещает их.

— Не могу же я управлять этой лавочкой, — сказал Линкольн, — исходя из предположения, что каждый чиновник обязан считать меня величайшим человеком в стране.

Однажды Линкольн отказался принять старого близкого личного друга, потому что он был одним из кандидатов на освободившуюся должность. Художник Карпентер слышал высказанное президентом сожаление:

— Если бы я был более толстокожим в этом отношении, мне легче жилось бы.

В другом случае он вынужден был отказать в назначении на должность маркитанта солдату, достойно прослужившему три года в армии, потому что Стентон заявил, что эту должность должен получить солдат, потерявший руку или ногу.

— Я ежедневно рассматриваю сотни таких заявлений, — сказал президент, — но мы не можем удовлетворить всех просителей…

В одном штате две партийные группы^выдвигали своих людей на высокий, пост. Президент игнорировал притязания обеих групп и назначил человека, против которого никто из них не мог возразить, — толкового офицера, потерявшего ногу на войне.

Вдова губернатора штата Висконсин миссис Луис Гарвей несколько дней подряд беседовала с президентом. Ее описание этих бесед говорит о чертах характера человека, истерзанного сомнениями, изворотливого, уклончивого, с неожиданными и непонятными прихотями, маскирующего свои мысли словесной пикировкой.

Миссис Гарвей просила нового губернатора Висконсина Эдварда Саломона разрешить ей в качестве представителя штата посетить госпитали главной армейской квартиры запада. Она посетила многие госпитали на Миссисипи и видела парней с Севера, чахнувших от жары субтропического лета. Зловоние и заразные болезни приводили к очень высокой смертности; многие умирали просто из-за тяжелых климатических и антисанитарных условий.

Когда она пришла к президенту, он сидел один «в своем кресле, сложившись как бы гармошкой». В руках он держал ее письмо; Линкольн сделал вид, что собирается встать, и смотрел на нее исподлобья.

— Мадам Гарвей?

Пожав ее руку, он «выразил надежду, что она в хорошем здравии», но приветливой улыбки не было. Она изучала его суровое, в глубоких морщинах, лицо. Он указал ей на стул. Закончив чтение письма, он вскинул на нее глаза и поворошил пальцами слегка посеребренные темно-каштановые волосы.

— Мадам, предложение об организации госпиталей на севере уже много раз обсуждалось… Что вы имеете сказать по этому поводу?

— Всего лишь то, — сказала она, — что многие больные солдаты западной армии в районе Миссисипи должны получить возможность дышать воздухом севера, иначе они умрут. На правительстве лежит ответственность за тысячи могил на берегах Миссисипи и Язу. Несомненно, правительство просто этого не знает, но оно не может больше оставаться в неведении. Если вы разрешите перевезти этих больных на север, у вас через год будет десятеро здоровых вместо одного выздоравливающего теперь.

Линкольн пожал плечами и улыбнулся.

— Не понимаю, как посылка одного больного на север даст нам десять здоровых.

Она. Я надеюсь, вы меня правильно поняли.

Он. Да, да. Конечно. Но если их отправить на север, они станут дезертирами, — какая же разница?

Она. Мертвецы, во всяком случае, воевать не способны, а эти не обязательно должны дезертировать.

— Хорошенький способ опустошить ряды армии! — воскликнул президент. — Ни один из них не вернется… ни один, ни один.

— Простите, — сказала дама, — но, мне кажется, вы ошибаетесь. Вы не знаете нашего народа. Они верны правительству и лояльны, так же как и вы. Самые лояльные в армии — рядовые, а они главные страдальцы.

— Это ваше личное мнение! — с трудноскрываемым раздражением сказал Линкольн.

Не была ли эта раздражительность признаком того, что президент понял — его позиции подорваны.

— Миссис Гарвей, — сказал он серьезным тоном, — как вы думаете, сколько человек в потомакской армии правительство оплачивало согласно платежным ведомостям во время битвы под Антьетамом?…

Он неловко повернулся в кресле, перебросил ногу через ручку кресла и медленно произнес:

— Если бы каждый солдат был тогда на своем месте, война теперь была бы уже закончена… А ведь вы знаете, что последствия этой битвы чуть не привели нас к катастрофе.

Президент замолчал. Миссис Гарвей сказала:

— Это печальная история; но вряд ли преступников нужно искать в госпиталях севера…

Президент. Так, так; вот что, пойдите к военному министру и послушайте, что он вам скажет.

Он взял ее письмо и на обороте его написал: «Немедленно пропустите миссис Гарвей… Она дама разумная и говорит дело. А. Линкольн».

— Можно ли мне снова прийти к вам после этого визита, мистер Линкольн? — спросила она.

— Конечно, — тихо сказал он. — Я сам сегодня вечером повидаю министра; а вы приходите утром.

Он с ней простился, как она отметила, «самым сердечным и любезным образом».

Утром она снова пришла. Президент пожелал ей доброго утра и ткнул пальцем в кресло. Его что-то явно беспокоило, и он ждал, чтобы она первая заговорила, а она ждала его.

— Итак? — спросил он после минутного молчания.

— Итак? — спросила посетительница.

Он взглянул на нее, насупив брови, несколько удивленный.

— Неужели вам нечего сказать? — спросил он.

— Нечего, — ответила она, — до тех пор, пока я не узнаю вашего решения. Вы что-нибудь решили?

— Нет, у меня нет решения; и я уверен, что весь этот проект об организации госпиталей на севере — чистый вздор, и мне надоело этим заниматься.

Он явно поддался чувству раздражения. Она сочла это признаком слабости и пожалела его.

— Я бы не хотела добавить хоть каплю к вашим огромным заботам и ответственности. Лучше бы мне не приезжать сюда.

— Я тоже так думаю, — сказал он с едва уловимой улыбкой.

— Мистер Линкольн, я верю, что вы еще будете мне благодарны за этот визит… Я молю о жизни тех, кто первым поспешил поддержать наше правительство, кто помог вам занять кресло президента, — я защищаю людей, которые сделали все, что могли; даже теперь, когда они потеряли здоровье, нервы, силы, они все же молятся за сохранность вашей жизни, за существование республики. Они даже не просят того, что прошу я. Они надеются отдать жизнь за свою страну. И я знаю, что если бы они поправились, обрели снова силу, они просто остались бы в живых — по крайней мере большинство из них.