Роман Молодой - Сычев К. В.

Когда Роман Брянский с волнением переступил порог уже знакомой ему светлицы, он увидел там старца Сергия, который скромно располагался на небольшой деревянной скамье напротив великого князя, рядом с пустовавшим креслом.

– Здравствуйте, великий князь и святой отец! – сказал князь Роман, склонив перед седобородым стариком голову.

– Благослови тебя Господь, сын мой! – ответил отец Сергий, вставая и крестя голову князя. – Я рад и счастлив видеть тебя живым и здоровым! Но я знаю, что тебе не грозит смерть на поле брани и на московской службе…

– Садись! – великий рязанский князь указал Роману Брянскому на кресло. – Вот мы обсудили со святым человеком вражду с Москвой, и он посоветовал мне отказаться от похода…Что ты на это скажешь, Роман? У тебя есть какое-нибудь предложение?

– Я ничего не могу сказать против слов святого старца! – горячо молвил князь Роман. – Я советую тебе прислушаться к его совету и помириться с Москвой…Слово этого человека – это Божье слово!

– Так нельзя говорить, сын мой! – возразил отец Сергий. – Ни один человек не имеет права говорить от имени Господа! Мы узнаем истину только через молитвы и горячую веру по милости Бога!

– Что ж! – привстал в своем кресле Олег Иванович, краснея от волнения. – Тогда я согласен с твоими словами, святой отец и готов заключить вечный мир с Дмитрием Иванычем! А если он хочет породниться со мной и упрочить наш будущий мир, то пусть выдаст свою дочь за моего сына Федора!

– Значит, ты готов принять московских послов и послать своих сватов в Москву? – спросил, словно улыбаясь своими большими голубыми глазами, Сергий Радонежский. – Ты не передумаешь, сын мой?

– Не передумаю, святой отец! – весело ответил Олег Рязанский. – Если сам святой человек пришел ко мне с просьбой о мире, то зачем мне противиться?

– Ну, тогда я пойду в Москву, сын мой, – сказал Сергий Радонежский, вставая и благословляя великого рязанского князя. – Господь вознаградит тебя! И пусть этот славный князь, Роман Михалыч, отправится со мной! Отпусти же и всех московских пленников!

– Хорошо, отец Сергий! Так и будет! – Олег Рязанский поднял правую руку, прижимая ее к сердцу. – Я знаю о силе и весомости твоих святых слов! Иди же с миром в Москву и передай великому князю Дмитрию мои теплые слова!

ГЛАВА 19

КАРАЗА «СМОЛЕНСКОЕ ЗЛО»

Литовские полки стремительно двигались к Мстиславлю. Шел апрель 1386 года. Было солнечно, но еще местами лежал снег. Зима долго не хотела в этот год сдавать свои суровые права. Но свежий здоровый воздух не препятствовал разгневанным литовцам: еще бы, смоляне, некогда друзья и союзники, напали на их земли! Правда, «коварные литовцы» забывали главное: земли, на которые пришли смоленские войска, были еще недавно в составе Смоленского княжества и достались Литве «обманом» в трудные для Руси времена. Теперь великий князь Святослав Иванович решил восстановить справедливость и отнять у литовцев «исконно смоленскую вотчину». На решимость смолян оказала влияние победа великого рязанского князя Олега над московской ратью. – Рязанцам не понадобилась сторонняя помощь, – решил великий князь Святослав, – и они сами одолели могучего врага! Почему бы и нам с нашими «железными» полками не отнять у литовцев город Мстислав и волости? Сейчас удобное время: в Литве царят беспорядки!

И смоленская рать, ведомая великим князем Святославом, с сыновьями Юрием и Глебом, а также с племянником Иваном Васильевичем, без объявления войны вторглась в пределы Литвы. По пути к Мстиславлю смоляне «учинили много зла», сжигая деревни и села и безжалостно расправляясь с мирными жителями. Их жестокость поразила современников. Смоленские воины врывались в деревни, захватывали в плен несчастных крестьян и чудовищными пытками добивались от них сведений о спрятанных ценностях, а потом, после всех мучений, убивали. Особенно свирепствовали они там, где проживали бедняки: не удовольствовавшись их скудными «пожитками», они загоняли несчастных крестьян в собственные избы, запирали их там, а потом – сжигали живьем, наслаждаясь дикими воплями несчастных. Иногда, поощряемые своими князьями, воины привязывали свои жертвы к стенам изб, а затем поджигали эти избы и со смехом наблюдали, как несчастные пленники мучаются, корчась в огненном мареве. В качестве развлечения смоленские «освободители» подвергали ужасным издевательствам женщин и детей. Они беспощадно, прилюдно, насиловали всех приглянувшихся им «литовских блудниц», а затем их зверски убивали. На глазах у матерей они протыкали младенцев копьями, сажали их на кол, бросали в горящие избы. Слухи об этих ужасах достигли Литвы, и великий князь Скиргайло, собрав войско, немедленно двинулся в поход. По дороге к нему примкнули полки Корибута Ольгердовича, Лугвения Ольгердовича и Витовта Кейстутовича. Тем временем смоленская рать дошла 18 апреля до Мстиславля, в котором «сидел» литовский князь Коригайло Ольгердович и попыталась сходу взять город. Однако литовцы и русские, прослышавшие о зверствах смолян по отношению к мирному населению, не желали испытывать на себе «смоленского зла» и отчаянно сражались. Им удалось отбить первый вражеский приступ, а затем и последующие. Одиннадцать дней простояли у городских стен, теряя людей, смоленские полки, но добиться успеха не могли.

Литовцы же быстро шли вперед, гонимые не только яростью, но и любопытством: они никак не могли поверить слухам, что «добрые смоляне» так жестоко расправлялись со своими соотечественниками, русскими! Однако страшная действительность предстала перед их глазами. Как только Скиргайло со своим полком подошел к некогда большой деревне, где литовцы не раз останавливались во время похода на Москву, литовские воины сразу же почувствовали запах смерти. – Зачем заходить туда, великий князь? – сказал подскакавший к Скиргайло конный разведчик. – Ты увидишь такой ужас! Лучше поедем мимо этой деревни прямо к Мстиславлю и снимем вражескую осаду! Если они узнают о нашем войске, то сразу же убегут!

– Подожди, Менгайло, – возразил великий князь, – мы и так слишком спешим. Надо чтобы мои воины посмотрели на дела смолян и наполнились яростью к этим негодяям! Пусть входят в деревню и увидят все собственными глазами!

И полк Скиргайло двинулся в сторону опустошенной деревни. Сам великий князь брезгливо смотрел на обугленные избы, деревья и быстро скакал вперед. Он только краем глаза видел страшное зрелище. Вот у одной пепельной кучи, оставшейся от жилища, лежал скорчившийся от страданий женский труп с распоротым животом, а рядом с убитой, на колу, торчал окровавленный младенец, воздевший свои обугленные пухлые ручонки к небу, как бы умоляя Бога скорей прекратить его ужасные муки. Неподалеку же в луже крови валялся обезглавленный изуродованный труп крестьянина, облепленный зелеными мухами. Задохнувшись от трупного смрада, Скиргайло схватился рукой за рот и, натянув удила, резко проскочил страшное пепелище. Но тут же он наткнулся на распятый на обгоревшей рябине труп совсем юной девушки, обнаженной и изрезанной так, что из ее живота свисали до земли синие кишки. Лицо несчастной было настолько искажено смертной мукой, что видавший виды литовский полководец перекрестился. – Какой кошмар! – буркнул он, едва сдерживая рвоту. – Зря я не послушал своего разведчика и явился в это адское место!