Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

Николай прошелся по кабинету, затем резко остановился и сказал отрывисто:

— Меня беспокоит состояние здоровья Мордвинова. Не посоветовать ли ему выехать в деревню на свежий воздух?

Дубельт хотел произнести несколько сочувственных фраз в защиту Мордвинова, но воздержался: такого явного лицемерия даже Николай не стерпел бы.

9

Олсуфьев зря промаялся в коридоре до девяти часов: в этот вечер Николай на прогулку не поехал.

На следующий день, как было условлено, Олсуфьев явился в III отделение. Его принял старший адъютант.

— Его высокопревосходительство очень занят, — сказал он, нажимая на слово “очень”.

— Я подожду.

— Не имеет смысла. Его высокопревосходительство не скоро освободится. Очень не скоро.

Олсуфьев понял, что адъютант получил на этот счет указание от Дубельта.

— Могу я поговорить с поручиком Оржевским?

— Вряд ли, — вежливо ответил адъютант, — во всяком случае, не в ближайшие недели.

— Не понимаю.

— Что же тут непонятного? Поручик Оржевский отбыл вчера ночью в Сибирь.

Олсуфьев ошалело посмотрел на адъютанта:

— Что случилось?

— Случилось? Ничего. Просто поручику Оржевскому скучно в Петербурге стало. Вот и попросился в Сибирь.

В словах адъютанта послышалась такая ирония, что Олсуфьеву при всей его взволнованности нетрудно было догадаться: вчера произошло что-то чрезвычайное и это чрезвычайное имеет отношение к нему, Олсуфьеву. Случайности совпали одна с другой неспроста: царь не поехал на обычную ежедневную прогулку, хотя он здоров; Дубельт, назначив ему прием, не желает его принять; поручик Оржевский, который принес во дворец рукопись, скоропалительно сослан в Сибирь…

— Могу я посетить своего родственника, полковника Владиславлева?

— Пожалуйста, — согласился адъютант. Он вызвал ординарца. — Проводите поручика к полковнику Владиславлеву.

Поблагодарив адъютанта, Олсуфьев направился вслед за ординарцем.

Владиславлев обрадовался, увидев его.

— Само провидение тебя направило ко мне! Садись, кури и рассказывай!

— О чем?

— Что ты видел и что слышал вчера на дежурстве? — Он взял со стола список с фамилиями. — Видишь, Николай Олсуфьев под номером седьмым. Я должен и твоей особой, стало быть, заняться! Объясни мне, почему два поручика первой роты, ты и Тимрот, оказались вчера в карауле в составе третьей роты? И почему именно ты? Что тебе — дворцовые караулы полюбились? Зачем ты в эту кашу полез?

— В какую кашу?!

— Несчастный! Дубельт рвет и мечет.

— Владимир Андреевич, — взмолился Олсуфьев, — прошу тебя, скажи, что произошло?

— Произошло то, что государь приказал допросить всех вас с пристрастием! Вот что произошло! Но ты? Зачем пошел ты вчера в караул?

Дальше не имело смысла скрывать. Олсуфьев рассказал Владимиру Андреевичу, почему он вчера оказался в карауле, рассказал подробно обо всем — от беседы за царским ужином до последнего разговора с Дубельтом.

Прошло несколько минут. У Владиславлева был вид человека, оглушенного ударом; он смотрел на Олсуфьева застывшими, слепыми глазами.

— Бедняга Николай, — сказал он наконец, — рукописи нет… украли ее… Дубельт подозревает офицеров караула… И тебя в их числе…

Олсуфьев зажал рукою рот, чтобы не крикнуть.

10

О скандале в Зимнем говорил весь Петербург. Царь неистовствовал. III отделение и дворцовая полиция занимались поисками вора. Арестовали многих. От офицеров, дежуривших во дворце в тот злополучный вечер, Дубельт потребовал письменного заверения, что они “к известному инциденту не причастны”. Из двенадцати офицеров подписку дал один только поручик фон Тимрот — остальные, возмущенные тем, что их подозревают в краже, не только отказались дать подписку, но в тот же день передали командиру полка прошения об отставке.

Пострадал и поручик Кушелев-Безбородко. Именно в нем царь увидел начало всей неприятной истории,

— Убрать из гвардии сопляка!

И если б не граф Адлерберг, укатали бы Григория Безбо-родко в какой-нибудь Белебей или Повенец для “прохождения службы в местном гарнизоне”. Адлербергу удалось убедить Николая, что Безбородко действовал из благородных побуждений: хотел выручить своего друга Олсуфьева.

— Кстати, ваше величество, Олсуфьев приходится близким родственником моей жене…

Этот довод решил дело: “сопляка” оставили в Семеновском полку.

Поручик в опале! Смешно, но и трагично. Двери сановных гостиных закрылись перед ним, и, в первую очередь, захлопнулась дверь во дворец графа Адлерберга. Честолюбивого поручика спихнули с заветной лестницы, с первой ее ступеньки.

Безбородко написал письмо Олсуфьеву, злое и резкое, хотя понимал, что тон письма был вызван не столько пропажей Аристотелевой рукописи, сколько положением, в котором он, Кушелев-Безбородко, очутился. Ведь он лишился надежд на хроменькую Елену и не столько на нее, сколько на ее всесильного отца.

Ответа на это письмо Безбородко не получил. Тогда он написал Тересе, что Олсуфьев поступил с ним “неблагородно”, что Олсуфьев человек ветреный, легкомысленный, а ей, неопытной девушке, нужен серьезный и верный друг.

И на это письмо он не получил ответа.

Прошло около месяца. Безбородко отправился на Охту, а там узнал, что Тереса и освобожденный из-под ареста старик Финоциаро переехали куда-то.

“Конечно, к Олсуфьеву!” — решил Безбородко.

— Подлец! — сказал он вслух. — Мне карьеру сломал, а сам радуется жизни… Это так с рук тебе не сойдет!.. Не сойдет!

Часть вторая

БЛАГОРОДНАЯ СЕМЕЙКА

1

Наконец-то улыбнулось счастье благородной семье фон Тимротов, и глава рода, Христиан, не спал всю ночь, думая, как лучше использовать это счастье. У фон Тимротов имелся на этот счет печальный опыт: дважды могли они разбогатеть и оба раза упустили фортуну. Далекий предок, как гласит семейная хроника, тот, который служил конюшим у какого-то герцога, не сумел надежно спрятать украденный ларец с дукатами и угодил на виселицу. Дед Христиана, управляющий имениями барона Ливена, оказался слишком нетерпеливым: вместо того чтобы по-божески делиться доходами со своим хозяином, брал себе с каждого рубля 90 копеек, и в конце концов Ливен его прогнал. Ни отцу, ни ему, Христиану, не представлялось случая разбогатеть. Отец служил экзекутором и дослужился до тридцатирублевого пенсиона, а он, Христиан, мечтавший о военной карьере, дослужился всего лишь до первой звездочки прапорщика и, раненный под Смоленском, вынужден был выйти в отставку. Единственного сына Вильгельма ему все же удалось устроить в лейб-гвардии Семеновский полк.