06-Новое платье короля (Сборник) - Сергей Абрамов

— Но мы тоже дали им прикурить! Удары были нанесены почти синхронно — у нас и у них. Говорят, что у них сейчас всё ещё хуже, чем у нас. Да только есть ли смысл сравнивать, где хуже?.. Самое горькое, что пострадал весь наш мир, который был очень красивым и очень богатым. Реки отнесли отраву в моря, там погибло много рыбы, а что не погибло, то начало мутировать. Но жизнь не закончилась, жить-то надо… Эту рыбу ловили и ели, несмотря ни на что, поэтому мутации начались и у людей. То же произошло с птицами, со зверями… Ветер разносил отраву… А смог, что поднялся после Ударов, навсегда затянул небо, темнота теперь даже днём — везде, по всей стране фонарей понатыкали, чтобы не умереть в бессветности… Только над полюсами более-менее чисто. Я не знаю — почему. Говорят, какие-то атмосферные течения, что ли… Но жить на полюсах невозможно, очень холодно. А здесь, наоборот, всё теплее и теплее становится, климат меняется, скоро все изжаримся здесь. — Доктор чему-то вдруг засмеялся. — Сдохнем все! И поделом нам! Нечего было в войну играть! Да! Зажаримся, как на сковородке! Мёртвая планета будет! Мы сами её убили!

Старик начал переходить на крик, покраснел, стал заикаться, к нему поспешили подручные, видимо уже знакомые с такими симптомами, нежно подняли Доктора и унесли в соседнюю комнату. Через закрытую дверь было слышно, как он кричит о бессмысленности войны и отравленном мире. «Дед Щукарь» из местной черни оказался ко всему не слишком здоровым психически. Тоже мутация или ещё что-то?

Чернов сидел и недоумевал: всё происходящее сейчас — экспромт или домашняя, заготовка Большого Шутника и одновременно Ведущего Историка-Прогнозиста? Сущий, похоже, решил устроить Чернову экскурс в по счастью несостоявшееся прошлое родного ПВ: не разрешись Карибский кризис в славных шестидесятых по-мирному, как знать, может, в России и Америке всё было бы именно так, как здесь представлено. От слова «представление»… Неприятно даже думать об этом. Чернов спросил у двух оставшихся в комнате мужчин:

— А когда всё это случилось?.. Ну, о чём он рассказывал?..

— Скоро десять лет как, — тихо ответил один из них.

Десять лет. За десять лет эти люди успели мутировать, утыкать, по выражению Доктора, всю планету фонарями, но даже не удосужились убрать руины, которые эти фонари освещают своим перманентным светом…

Сущий устроил… Ничего никто не устраивал! Если всё, увиденное Черновым на Пути, — реальность (а скорее всего так оно и есть), то Сущий повинен (Сущий повинен?! Экое богохульство!..) лишь в том, что Путь Бегуна проходит по реальным-разреальным ПВ, которые Чернову видятся либо пародией на его Землю, либо уж таким извращением опять же его земной действительности, что кому-то в пору рулить в Кащенко: то ли ему самому, то ли всем до единого персонажам из очередного ПВ. В принципе, сие объяснимо. Объяснение суперпримитивное и, как всякий примитив, доходчивое. Все японцы для русского — на одно лицо. Все белые для японца — близнецы-братья… Да мы просто не умеем с ходу — не привыкнув, не пожив в Ином некий протяжённый срок, — воспринимать это Иное всерьёз. Вот побудь Чернов в мире СКЗТ год или два, всё казалось бы если не родным (это уж вряд ли…), то по меньшей мере понятным и даже привычным.

Кстати, об СКЗТ. Чернов уже отмечал унылое однообразие миров, которые он нанизывал на свой Путь. Везде имеют место плохие и хорошие, сильные и слабые, высшие и низшие, избранные и изгои. И обязательно избранные гнобят изгоев, а те, в свою очередь, всеми возможными способами борются с избранными, пакостят им почём зря. И те, и другие безжалостны к врагам. В недавнем Джексонвилле роль черни исполнял Центр сопротивления виртуальности мира, а «виртуалы» (Чернов не успел узнать их название, если таковое вообще есть…), наоборот, гнобят, как и положено, людей из ЦСВМ. Как здешние деятели СКЗТ преследуют и уничтожают чернь. Или всё же в кавычках — «чернь», всё же — название, а не только определение места в жизни… И эти фантастически неудобные и мёртвые по сути аббревиатуры — везде, Сущий помоги! Какое надругательство над языком!..

Всё это продумал и вовремя сказал себе: стоп. А у тебя на родной сторонке, Чернов, всё иначе, не так ли? И не было у тебя никогда в истории Земли чёткого разделения на избранных и изгоев? И разве всегда изгои оказывались правы? И разве никогда они не менялись местами, изгои становились избранными, а избранные изгоями?.. Всё так же! Во все времена! Во всех странах! Даже в Японии, мать её японскую, которая тебе, Чернов, вся — на одно лицо! Так, видимо, устроена жизнь везде — вне зависимости от положения этой жизни в пространстве-времени. И перестань удивляться и возмущаться по ерунде. Всё равно ты никогда не успеешь понять, как устроено общество, сквозь которое ты проносишься на рысях. Твоё дело понимать одно: есть Путь и есть короткие (хотелось бы!) стоянки на Пути. Как станции на родной тебе «железке»: стоянка поезда пять минут. Если что и успеешь, так только газетку купить или ведро яблок — это если на обратной дороге. Беги и не насилуй и без того не могучий свой интеллект. Ноги есть — ума не надо… Унизил, значит, себя.

Но успел сообразить вдогонку: и аббревиатур в твоём родном земном мире — одним местом ешь. Особенно — в русском языке…

— Можно я вас посмотрю? — спросил тоненький голосок откуда-то сзади.

Чернов обернулся. Девушка. Симпатичная. Лет шестнадцати. Очень худая.

— Посмотришь? Что это значит? — не понял Чернов.

— Не бойся, доверься ей, — улыбнулся мужчина, — она лечит руками.

— Тоже мутация? — спросил Чернов.

— Она самая.

Девушка смело задрала на Чернове рубаху, внимательно рассмотрела неприглядного вида раны. Гной вперемежку с кровью. Чернов сам даже отвернулся. Противно, чёрт возьми. Девушка же не брезговала. Она удалила влажной тряпочкой бурую мягкую корку с ран, аккуратно промыла всё вокруг, затем положила тёплые ладони прямо на раны. Чернов вздрогнул, но не от боли, а от внезапно разлившегося по телу тепла.

— Какой вы грязный! — без обиняков сказала девушка.

— В смысле? — Чернов меньше всего сейчас ожидал такого обвинения, хотя основания для него имелись.

— Грязный, но сильный, — она не отреагировала на вопрос, — выносливый… крепкий… но очень грязный.

— Что она хочет этим сказать? — Чернов обратился к наблюдавшим за действом мужчинам.

— Тс-с! — Оба приложили пальцы к губам: помалкивай, мол.

Не дурак, понял.

— Я такой грязи даже не знала, — продолжала вещать юная фельдшерица, — странная какая-то, не такая, как у нас.

Наша российская грязь — самая грязная грязь в мире, не к месту подумал Чернов. Сам себя поправил: уж сейчас-то на тебе — отнюдь не российская, а вообще неизвестно чья. Грязь Людей Труда, например. Тех, верхних, чистыми уж точно не назовёшь…