Чистилище - Захар Петров

Вернувшись в Монастырь, он прошёл мимо встретивших его молчанием монахов, мимо своей кельи и забился в самый дальний угол – за выгребной ямой. Постепенно морок проходил и он с ужасом стал осознавать, какая катастрофа произошла с ним. Просидев день или два в вонючем углу, он услышал какой-то шум из жилой части Монастыря. Неохотно подошёл ближе и в свете факелов увидел пятерых или шестерых крепких мужчин в очередной раз выгонявших монахов и мирян из своих жилищ. Настоятель твёрдо, но без злобы и раздражения, потребовал от незнакомцев отчёта в том, что здесь происходит. Один из мужчин начал выкрикивать бессвязные обвинения по поводу какого-то захваченного поля и устроенной монахами резни в соседнем поселении. Ещё не понимая всего до конца, отец Андрей стал улавливать какую-то связь между тем письмом, которое он относил в это поселение, и приходом карателей из него. И конечно же ему надо было выйти из своего укрытия и сообщить это, но ноги не двигались и его челюсть свело. А каратели уже делали быстрые взмахи мечами, породив отчаянный вопль толпы, бросившейся бежать. Убивали они только монахов, тех, с кем отец Андрей столько лет делил трапезу. Он должен был выйти, должен был принять смерть со всеми, но как и тогда, в Большом Гараже, ужас сковал его тело и он не мог пошевелиться.

Когда Монастырь обезлюдел, он не стал хоронить погибших братьев, не отпел их и даже к ним не подошёл – он бросился бежать из Монастыря, боясь, что эти изверги вернутся и подвернут его одной участи с погибшими.

Гонимый страхом смерти и боли, он бежал по Муосу. Здравые мысли из его головы были вытеснены животным ужасом. Лишь кое-когда изредка он пытался потянуть на себя одеяло спасительной Иисусовой молитвы, но повторив её два-три раза, он снова заменял её бессмысленным подсчётом шпал в туннелях и поворотов в ходах. И в какое поселение он бы не пришёл, везде его встречали насмешки, презрение и даже открытая агрессия. По Муосу прокатилось две волны охлаждения к православным истинам. Первая часть паломников, ушедшая из Монастыря после прилюдного извлечения из кельи монаха голой женщины, разнесла весть о царящем в обители разврате. Другие – бежавшие после нападения дружины из соседнего поселения – об алчности монахов, позарившихся на чужие угодья, и справедливом воздаянии им. Одна частая прихожанка Монастыря – жена администратора поселения, в котором он пытался найти покой и пищу, сунув в его руки две печёные картофелины, озираясь по сторонам, без особой теплоты в голосе, а больше с каким-то пренебрежительным сочувствием, сообщила:

- Вы бы, батюшка, не ходили по поселениям. Инспекторат разыскивает священников по всему Муосу. За то, что там было у вас, всех арестовывают и отправляют на каторгу…

У него не оставалось другого выбора, как вернуться в Монастырь. Благо здесь был скрытый склад продуктов, главным образом сушёного картофеля, который монахи держали на «чёрный день». Учитывая, что потребителем припасов был он один, ему хватило их на долго. Но вскоре Республика попыталась создать на месте Монастыря светское поселение Новая Немига. Отцу Андрею приходилось прятаться от новых обитателей разрытого коллектора в окрестностях поселения, лишь иногда ночью пробираясь к складу, так и не замеченному новыми жильцами, чтобы пополнить свои припасы. Несколько раз новонемиговцы замечали оборванного монаха, быстрой походкой движущегося по их поселению. И это ведение вселяло в них суеверный страх. А через полтора года они ушли, оставив Монастырь пустым. Отец Андрей вернулся в свою обитель и так тут и жил один. Он ел, пил, спал, молился, совершал сам для себя церковные службы, но так и презирал себя за свою трусость. Он решил, что единственным правильным поступком для него будет выйти к людям, заявить что он священник и проповедовать им, не смотря на насмешки, угрозы, побои и возможный арест. И каждый раз всё та же трусость заставляла отложить исполнение этого решения на следующий день.

- Вот, вроде бы как исповедался, и чуть легче стало, - со вздохом завершил свой рассказ отец Андрей. – Видишь, мы с тобой оба убийцы, только ты не знала, поступаешь ли правильно, а я не сомневался, что, спасая свою шкуру, творю зло. Моё зло – осознанное.

Монах говорил правду, ему незачем было врать. Она слушала его не перебивая, но эта исповедь поставила перед нею много вопросов, ответы на которые ей предстоит найти.

Между тем отец Андрей стал собирать вещи в большой мешок с верёвкой через плечо. Вера видела, как он туда бережно клал кадило, чашу, книги, ещё какие-то церковные принадлежности. Увидев немой вопрос на лице Веры, монах произнёс:

- Ты не против, если я пойду с тобою до ближайшего поселения? А то ты уйдёшь, и я опять передумаю делать то, что должен.

- А что вы собираетесь делать?

- Ходить по поселениям, проповедовать слово Божье, расскажу, что на самом деле случилось с Монастырём.

- Вас не будут слушать.

- Я знаю. Но это не значит, что я не должен говорить. А потом, если получится, дойду до своего родного бункера и расскажу тем, кто там остался, о своей трусости в Великом Бое, попрошу у них прощения. Рано или поздно меня арестуют, и быть может я попаду на ту каторгу, про которую ты говорила, или на другую каторгу, где есть священник. Исповедаюсь и буду готовиться к смерти…

8.

Вера осмотрела добротную инспекторскую квартиру, освещённую яркой электрической лампой. Это была достаточно большая комната, в которой между не самой узкой кроватью для двоих, придвинутой к одной стене, и столиком с парой стульев – у другой, оставался немалый проход. В дальнем углу на верёвках под потолком висела люлька, в которой мирно сопел годовалый ребёнок. За столом сидел инспектор, вникая в какие-то бумаги, видимо связанные с его работой. А на кровати полулежала-полусидела его миловидная жена, тоже инспектор. Конечно, только семья из двух инспекторов могла рассчитывать на такие апартаменты. Женщина что-то шила для ребёнка – того, что лежал в люльке или может быть для того, который бойко постукивал в её животе.

- Татьяна, это я, - просто сказала Вера, наблюдая, как меняется в лице её бывшая однокашница.

Танюшин муж удивлённо уставился на вошедшего следователя. Вера попросила его удалиться. Для порядка он посмотрел на Танюшу, как будто у него был вариант не подчиниться требованию следователя. Но когда Танюша повторила «просьбу» следователя, её муж облегчённо вздохнул, встал и быстро вышел из квартиры, стараясь всё таки это сделать с подобием достоинства и даже изобразив на лице недовольную гримасу.

Вера придвинула стул к самой кровати и села на него, нагнувшись к Танюше, как будто пришла проведать в госпитальную палату свою сестру или подругу.