Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

32. Даже Че не всегда мог соответсвовать образу Че.

Чтобы успокоить своих разгневанных кубинских союзников, Советский Союз решил пойти со своего единственного козыря: на Кубу направили члена Политбюро КПСС Анастаса Микояна. 5 ноября 1961 года он встретился с Фиделем и Раулем Кастро, президентом Освальдо Дортикосом, президентом Объединенных революционных организаций Эмилио Араго-несом и руководителем НИАР Карлосом Рафаэлем Родригесом. Во встрече принял участие и советский посол Алексеев - единственный из советских должностных лиц, кого кубинцы, казалось, уважали. Про посла рассказывали, что он плакал от отчаяния, когда узнал об односторонне принятом решении о вывозе ракет. Совершенно очевидно, почему не был приглашен Че. Так или иначе, но на церемонии преобладала прохладная атмосфера, а после нее не было выпущено никакого коммюнике.

На следующий день посланец Кремля еще раз встретился с кубинскими руководителями на приеме в честь годовщины Октябрьской революции в советском посольстве. Лед в отношениях мало-помалу начал таять.

Чтобы еще больше разрядить атмосферу, Микоян произнес несколько очень левых, антиамериканских по духу речей в университете Гаваны, но студенты приняли его довольно критически, а кубинское правительство не оказало ему никакой официальной поддержки.

Ноябрь кубинцы прожили с ощущением, что теперь, когда событиям был дан толчок, остров в своей смертельной конфронтации с Соединенными Штатами будет предоставлен собственной судьбе. Дни шли, и достоинство кубинцев требовало отказа от контроля как со стороны Советов, так и Америки. Президент Кеннеди снял военно-морскую блокаду, а Советский Союз демонтировал ракетные базы.

4 декабря Че дал интервью газете коммунистов Великобритании "Дейли уоркер". Создается впечатление, что перед публикацией интервью было подвергнуто изрядному редактированию, прежде всего для того, чтобы ослабить резкость тона, так как Че гневно возмущался либерализмом Хрущева. Настроение майора Гевары не стало лучше и неделей позже, когда он произвел следующий залп, на сей раз по газете "Революсьон". Газета напечатала дневник, который Че вел во время вторжения в Санта-Клару, причем записи были отредактированы рукой какого-то "очень остроумного господина из Санта-Клары, желавшего приукрасить события, используя непомерное количество прилагательных.

Сомнительная ценность таких добавлений полностью сходит на нет, когда за украшениями забывают о подлинности". В ответ на эту и другие жалобы Че Франки сказал: "Мы надеемся, что когда-нибудь, когда пройдут годы и ты успешно справишься со всеми задачами, поставленными перед тобой революцией, тебя назначат редактором газеты".

Вернувшись к делам индустриализации, Че обнаружил, что за время кризиса производство увеличилось, несмотря на военное положение, прошедшую мобилизацию ополчения и приоритет военных перевозок на транспорте. Этому парадоксу можно было дать только одно объяснение: во время кризиса люди работали более добросовестно, несмотря на добавившиеся проблемы. Политическая напряженность повлекла за собой эффект, которого не могли дать никакие нормы, требования или премии. Это явилось и жизненным уроком для Че: он увидел, насколько сильными могут быть общественное сознание и воля.

Че работал в своем маленьком строгом кабинете на девятом этаже, который был украшен фотографией Камило, грамотой, выданной Че за добровольную работу, рисунком, на котором был изображен шахтер за работой, экономической картой Кубы, двумя кошмарными позолоченными креслами, маленьким телевизором и двумя пепельницами. Именно там, принимая одного из своих новых сотрудников, кубинского экономиста Мигеля Але-хандро Фигераса, которого Че сам выдвинул на должность руководителя группы долгосрочного планирования, он доверительно сказал ему, что будущее за электроникой, тяжелой промышленностью и вычислительной техникой. В то время Че больше ни с кем на Кубе не поделился этими мыслями.

Как обычно, каждый понедельник проводилось заседание коллегии, а сразу же после него, во второй половине дня - обсуждение какого-либо из важнейших вопросов из проблематики министерства. Полемика частенько становилась жаркой, но Че нравилось, когда другие спорили с ним. Он не любил субординации, не затыкал рта оппонентам и не позволял так поступать своим заместителям.

Примерно в то же время Че представил кабинету министров документ под названием "Основные задачи на 1963 год", в котором сделал несколько предложений. Во-первых, Министерство промышленности приступает к закреплению достигнутых успехов и на некоторое время отказывается от каких-либо новых инвестиций (что означало: Куба не должна покупать никаких новых советских фабрик до тех пор, пока не закончит монтаж тех, которые уже закупила в Восточной Европе). Во-вторых, следовало покончить с несоответствием в масштабах заработной платы и объявить войну бюрократизму. В-третьих, министерство настаивает на техническом и профессиональном обучении и начинает сражение за качество продукции.

Кампания производственного обучения, проводимая под руководством министерства, шла своим чередом. Ею было охвачено 34,4 % из 189 514 индустриальных рабочих. Начались также научные исследования, связанные с организацией промышленности. Фигерас вспоминал, что в период 1963-1964 годов было основано десять исследовательских центров Министерства промышленности, несмотря на то что пригодные для научной работы кадры были в то время крайне малочисленными.

Че Гевара оставался все таким же увлекающимся и замкнутым человеком с тяжелым характером; коллегам частенько было нелегко с ним. Энрике Ольтуски вспоминал:

"После многочисленных встреч наши отношения стали ближе, но не переросли в дружбу, а в январе нам несколько раз пришлось скрестить с ним копья. Однажды я положил ему руку на плечо в знак дружеского расположения, а он спросил: "Что за фамильярность?" Так что мне пришлось сразу же убрать руку.

Через несколько дней он сказал мне: "Знаешь, а ты не такой сукин сын, как я думал!"

Мы рассмеялись и стали друзьями".

Возникали все новые и новые анекдоты о своеобразном стиле поведения Че. Например, 21 января, во время заседания коллегии, рядом с Че стоял закрытый термос с кофе. Хаиме Вальдес Гравалоса попросил Че открыть его и налить кофе, но термос так и стоял закрытым. Когда спустя немного времени Гравалоса возмущенно повторил свою просьбу, Че ответил, что "тут недостаточно кофе для всех, так что никто не будет его пить".

Через некоторое время Че сказал своему коллеге Мигелю Алехандро Фигерасу: "Ты знаешь, что я не слишком ценю материальные стимулы, но я буду использовать материальные взыскания. Поскольку в обязанности твоего штата входит посещение двух фабрик в месяц, а вы этого не сделали, то начиная с нынешнего дня никто не получит зарплаты, пока вы не наверстаете упущенное".