Сочинения - Исаак Сирин

4. Есть четыре вида изменения всякой существующей деятельности, <характерные> для всех лиц, какой бы меры <они ни достигли>. [694] Бывает изменение деятельности благодаря похвальной мудрой рассудительности и с богоугодным сознанием, но бывает и из–за искаженного разумения, расслабления и безумного сознания; [695] бывает оно под давлением принуждающих причин и неизбежных обстоятельств; бывает, наконец, и под действием божественного милосердия.

5. Это также <относится> к досточудному иноческому жительству. [696] Всякое изменение, происходящее с человеком в этом образе жизни, может быть признано им как <принадлежащее> к одному из упомянутых мною четырех видов: оно или <происходит> от премудрости любви Божией, когда сознание человека направлено к благочестивой цели; или от искаженного сознания и расслабленности, одерживающей верх над человеком, когда более незначительным служением заменяет он тот похвальный образ жизни, в котором <прежде> преуспевал. Бывает также, что благодаря божественному действию человек испытывает столь сильное духовное наслаждение в Боге, что он, по благодати <Божией>, изменяется, и обычное <для него> делание добродетелей обновляется <и превращается> в нечто более высокое по чину. [697] И <тогда>, благодаря восхитительному вкусу <этого духовного наслаждения> и обретению <более> возвышенного знания, прежний образ служения его отвергается, когда узревает он нечто более усладительное и достославное, чем то, над чем он трудился прежде. И по временам наполняется мысль его молитвенными движениями [698] и от внешнего чувственного служения уходит внутрь, [699] как это свойственно всем подвижникам. [700] Происходит же это в соответствии со степенью, временем и силой подвижничества. Но бывает и <изменение> от сильного нападения <демонов> или от приступов болезней и недомогания.

6. Мы тоже, братья мои, при всяком изменении, которое усматривается в нашем образе жизни, должны тотчас поспешить увидеть причину его и <узнать>, откуда взялся тот измененный обычай и тот новый способ, который не похож на обычный путь иноков и на их общее правило. И благодаря этому или радость наша увеличится, или мы будем смущены, притом по справедливости, когда <окажется, что> действуем мы недолжным образом. [701] И таким образом во всякое время будем мы подвизаться сознательно, [702] возвышаясь над тем пониманием, которое телесным образом смотрит на внешнюю сторону помыслов, [703] на слова и действия; и сразу же, в самом начале, умудримся мы относительно того, чьими детищами являются эти <изменения>.

7. Плохим признаком является появление следующего: когда человек оставляет положенные богослужебные часы [704] без уважительных причин. Но если пренебречь этими часами заставила человека молитва, или если сила продолжительности ее и великое сокрушение [705] заставили его прекратить <исполнение> их, или <если> промедление из–за наслаждения ею побудило его пренебречь часом службы, тогда человек этот совершил отличную сделку [706] благодаря изменению, <произведенному> завидным товаром, который попал в его руки. И межи его прошли по прекрасным местам, как написано. [707] <Все это> — при условии, что не из–за легкомысленного умонастроения [708] и презрительного отношения пренебрег он часом службы, но что, напротив, сладость молитвы и наслаждение ею насильно подчинили его божественной любви, в чем и заключается полнота [709] нашего служения, которое <тогда уже> не подвластно и не подчинено правилу. И если постоянно случаются с человеком такие вещи, которые суть признак дарований и великая дверь к чистой молитве, [710] тотчас поднимается он до уровня совершенных, особенно если сопровождает его благоговейное внешнее <положение тела> и <если> глубокий страх являет он <перед Богом> во время молитвы.

8. Но если кто–либо, не приобретя вторичного, оставляет первичное, тогда ясно, что он обманут демонами и что из–за них может он совершенно отпасть от своего спасения; [711] с этого времени начинает он незаметно скатываться вниз.

9. Должно нам знать также и то, что неуместно для новоначальных стремление к подобным открытиям, [712] даже если они преуспели в обучении, [713] а также для тех, кто без строгого трезвения и сознательного безмолвия [714] хочет узреть эти <вещи> в самих себе. [715]

10. Не бывает собранности разума и чистоты молитвы без огромного трезвения в словах и делах, а также <без> хранения чувств. И знание, которое от благодати, не может появиться, кроме как если в безмолвии приобрел <человек> великую рассудительность.

11. В соответствии с честью, которую оказывает человек Богу в час молитвы как телом, так и разумом, открываются для него врата помощи, ведя к очищению мыслей [716] и озарению в молитве.

12. Великой благодати свыше удостаивается благодаря сокровенному промышлению <Божию> тот человек, который являет благоговейное и почтительное положение <тела> при молитве, простирая руки к небу, <но оставаясь при этом> в скромной позе, или припадая лицом к земле. Кто постоянно украшает молитву свою этими внешними формами, тот немедленно и легко удостаивается действия Святого Духа, ибо велик Господь в глазах его, и показывает он благоговение в жертвах, приносимых <Господу> в те часы, которые отведены для него законом свободы.

13. Вы должны знать, братья мои, что во всем служении нашем Бог весьма желает внешних форм, конкретного почитания и видимых способов <выражения благоговения> — не ради Себя, но ради нас. Он Сам не получает пользы от подобных <вещей> и не теряет ничего, когда ими пренебрегают; но они — из–за немощи естества нашего. Если бы они не требовались, Он Сам не принимал бы этих внешних форм и положений <тела> на Себя во время Своей земной жизни, [717] говоря таким образом с нами в Святых Писаниях. Сам Он ничем не может быть обесчещен, ибо честь принадлежит Ему по естеству Его. Но у нас <складывается> непочтительное отношение к Нему из–за привычной небрежности [718] и дерзкого, неуважительного поведения. И отпадаем мы от благодати по собственной воле, ибо сами <становимся виновниками> отпадения. Подвергаемся мы также непрестанным нападениям и постоянному обольщению <со стороны> демонов <по мере того> как приобретаем естественную склонность к удобству и пороку. [719]

14. Ибо многие пренебрегли всем этим в помыслах своих и вообразили, будто достаточно для Бога одной молитвы сердца; будто когда лежат они на спине или сидят в непочтительной <позе>, тогда, дескать, достаточно лишь внутренней памяти <о Боге>. Не позаботились они об украшении внешней стороны своего служения продолжительными стояниями, соответствующими их телесной силе, или почтительной собранностью чувств. Преклоняя колена к земле, не бывают они подобны приближающимся к огню и не принимают на себя благоговейное положение ни внутренне, ни наружно, и не воздают честь Господу, почитая Его всеми членами <тела> и благоговением на лице. Ибо они не учли силы своего противника, отчего и впали в прелесть и поддались ее действиям, [720] не поняв, что они пока еще смертные и бывают движимы своей душой, которой <свойственно> оступаться, и что они еще не достигли духовного состояния, и что воскресение еще не произошло и они еще не приобрели непоколебимости. [721] Пока живо тело, пока <человеческое> естество нуждается в труде и ежеминутном упражнении в чем–то новом, они <уже> возжелали проводить жизнь в духовном состоянии и отделиться от того, что в мире страстей по необходимости ежедневно происходит. Воображая себя мудрыми, они совершили постыдные дела [722] тем, что признак гордости и презрения по отношению к Богу появился в них. И из–за молитвы, которая есть источник всякой жизни, обрели они погибель, потому что сочли возможным проявить пренебрежение по отношению к тому Всечестному, Который не может быть презираем и Который чтим всякой тварью. [723]

15. Мы не принуждаем больных или немощных подчиняться закону и не говорим, что следует подвергать человека тому, что ему не по силам. Ибо все, что <совершается> со страхом и трепетом, необходимым при <общении с Богом>, [724] пусть даже оно совершается вне обычного закона, бывает для Бога как избранное приношение. [725] И не только не осуждает Он того, кто так поступает, но ничтожные и несущественные вещи, сделанные по доброй воле ради Него, принимает Он наравне с великими и совершенными деяниями. И даже если они предосудительны, они принимаются с состраданием, и прощаются совершители их — без всякого осуждения — Богом, Который знает все, Которому все известно прежде, чем оно происходит, и Который знал о нуждах естества нашего прежде, чем Он создал нас. Ибо Бог благ и милосерден: не в обычае у Него судить слабости естества и дела, <совершенные> по необходимости, даже если они предосудительны; однако Он осуждает <нас>, когда добрыми делами, которые мы могли сделать, мы пренебрегли. Он не осуждает наклонность естества к чему–либо, даже к великому и добровольному греху, но осуждает Он действие и воздает по справедливости, если знает, что за этим <воздаянием> последует сокрушение, страдание разума и хотя бы малый шаг [726] к исправлению, даже если те же самые вещи могут повторяться десятки тысяч раз.