Убежище (ЛП) - Хупер Кей

— Да, я продолжаю надеяться, но пока безрезультатно. Мне так и не повезло увидеть или услышать что-то сверхъестественное.

— Не думаю, что ты хотела бы упоминаться в семейных легендах как призрачное присутствие, — сухо ответила Эмма.

— Вряд ли. Я планирую мирно умереть во сне в возрасте ста одного года, выполнив каждый пункт в моем списке дел.

— Ста одного?

— Более века, — усмехнулась Пенни.

— Даже спрашивать не буду, какие дела в твоем списке. — Не давая Пенни возможности ответить, Эмма продолжила: — А что касается наших гостей, возможно, они просто придумывают. Они приехали в гостиницу, населенную духами, а что ум ожидает, воображение воплощает.

— Скорей всего, — согласилась Пенни. — Я посоветую им переехать в другую часть дома, если они пожелают. Топазовая комната сейчас свободна.

Эмма кивнула, но сказала:

— Лучше предупреди их, что все звуки, которые они услышат, скорее всего, издает писатель, который бродит в комнате внизу. Ведь ты разместила его на первом этаже в Гранатовой комнате?

— Да, потому что он постоянно приходит и уходит, и он не хотел беспокоить других постояльцев. Он пообещал, что будет соблюдать тишину. А судя по тому, как он двигается, он не будет врезаться в мебель или что-то подобное. Он больше похож на кота, чем наш Джакс.

— Смотрю, он произвел впечатление, — спокойно сказала Эмма.

— Ну да. Ну же, Эмма, у нас здесь не бродят толпы холостяков. По крайней мере, незнакомцев. Наварро — неизвестный элемент. Ты должна признать, даже его имя звучит… экзотично.

— Он писатель. Писатели останавливались здесь и раньше.

— Но не такие, как он, — усмехнулась Пенни. — Подожди, пока ты встретишься с ним.

— Ага. Просто помни, что он здесь на время. Подобные мужчины не пускают корни в таких городках, как Бэрон — Холлоу.

— А администраторы гостиниц не развлекаются с призраками. Да, я знаю. Не беспокойся, не думаю, что у меня появится шанс поразвлечься. С моим расписанием и его видимой решимостью изучить город и дикую местность вокруг, мне повезет увидеть его хотя бы пару раз, чтобы пофантазировать. В любом случае, это, наверное, все, с чем я могла бы справиться.

— Ты недооцениваешь себя, но когда дело касается гостей, то все правильно.

— Верно, — засмеялась Пенни. — Хорошо. Я пойду и займусь нашими молодоженами.

— Увидимся. — Эмма напомнила себе спросить Джесси, не замечала ли та духов в Топазовой комнате.

Она поняла, что грызет ноготь большого пальца, и заставила себя остановиться. Но беспокойство никуда не делось.

Что бы ни сказала Джесси или о чем бы ни умолчала, Эмма была убеждена, что потребность сестры в открытии старых ран могла привести к последствиям, которые Джесси не рассматривала. Виктор, если предположить, что он замешан в произошедшем, на многое пойдёт, чтобы защитить свою репутацию. Если Джесси столкнется с ним, если задаст неверный вопрос — или же правильный, — если произошедшее много лет назад сможет плохо повлиять на него…

И в первый раз Эмма задумалась, насколько странным было то, что случившееся с Джесси не обсуждалось в городе все эти годы. От таких сплетен городок оживал, и Эмма определенно услышала бы их, особенно после отъезда Джесси. Вернее, после побега, говоря откровенно.

И что-то подсказывало ей — Джесси не проснулась в чужом доме после вечеринки, дезориентированная и растрепанная, вынужденная пройти шаткой походкой мимо остальных и отправиться домой.

Как могло случиться, что она каким-то образом добралась до дома, сама или с помощью, и никто не видел ее или же не заметил ничего необычного?

Неужели кто-то тайком занес ее в дом? Скорее всего, было уже очень поздно, а отец назначал для дочерей строгий комендантский час. Джесси могла проскользнуть в дом после указанного времени, если не была пьяна или чувствовала себя хорошо, но если с ней творилось и то, и другое, как она сумела проникнуть в дом и никого не разбудить?

Только если… это все произошло во время деловой поездки отца, которые случались постоянно и иногда длились достаточно долго. Он привык оставлять дочерей одних, за исключением кухарки среднего возраста — проживающей с ними вдовы, которая проявляла едва видимый интерес к девочкам, да и то лишь формально, а не для того, чтобы оказать хоть какое-то влияние на сестер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И Эмма в который раз задумалась, что с момента отъезда Джесси она должна была задаться множеством вопросов. И еще больше вопросов должно было появиться после ее возвращения.

За прошлое ей не было прощения: почему она не спросила, все ли в порядке, что такого напугало или причинило вред сестре? Эмма лишь помнила, что Джесси неделями вела себя странно — практически пряталась в доме и не выходила из своей комнаты, а затем неожиданно уехала, и в этот раз навсегда. Эмма пусть и была расстроена и даже зла, но сделать ничего не могла.

Зла? Почему она была зла? Потому что Джесси уехала и даже не попрощалась? Потому что убежала и оставила Эмму вести жизнь в маленьком городке без малейших изменений и с еще меньшим удовольствием? Может быть. Но Эмма не знала точно.

Но она была уверена, что теперь не задала больше вопросов Джесси, потому что сестра ясно дала понять: ответов на них не будет. Не только ее сверхъестественные стены были подняты, Джесси еще больше отдалилась от сестры, и было ясно, что она не хочет преодолевать эту бездну.

По какой-то причине.

Эмма поняла, что сменила одну нервозную привычку на другую — она отсутствующе трогала маленький шрам на правом виске. И это признак того, что ее беспокойство усиливалось.

Только она не знала, почему.

Он легко мог обогнать жертву и успеть подготовиться. После многих лет охоты он знал, что делать. И был очень и очень аккуратен, чтобы не наделать ошибок.

Он разместился и стал ждать, а через пятнадцать минут или около того увидел, что она близко. Всего один взгляд дал ему понять, что она немного расслабилась. Было невозможно держать защиту такое длительное время, и он часто этим пользовался.

Она уже сомневалась в себе, не уверенная в своих ощущениях. Убеждала себя, что причин нервничать нет.

Хорошо.

Он так идеально спрятался в кустах рядом с тропой, что она прошла в двух шагах от него и даже не заметила. В последний момент он выпрыгнул, ему показалось, что она ощутила опасность, но было уже слишком поздно.

Он отстегнул пистолет с ее пояса и отбросил его вне зоны досягаемости, а она даже не успела потянутьсяза ним. Он был настолько опытен со своим острым как бритва ножом, что петля, придерживающая баллончик на ее запястье, была разорвана еще до того, как пистолет коснулся земли. Он перерезал ближайшую лямку на ее рюкзаке, и как только его тяжесть обрушилась на нее, он уже держал девушку в своих руках.

Она боролась лишь мгновение, а потом он прижал нож к ее горлу до крови.

И тогда она затихла.

— Издашь малейший звук, — выдохнул он, — и он станет твоим последним. Поняла?

Она едва кивнула. Она дышала короткими вдохами, тесно прижатая к нему, ее тело тряслось.

Он связал ее и заткнул рот клейкой лентой за несколько секунд. И был так натренирован в этом искусстве, что у нее даже не было шанса умолять.

Это придет позже.

Он подобрал пистолет и баллончик, положив их в рюкзак, затем перекинул добычу через плечо, поднял рюкзак и направился через лес, вдаль от тропы.

От нее пахло страхом, и ему это нравилось.

30 июня

Нейтан Наварро неплохо устроился за эти дни. Бэрон-Холлоу сначала показался ему не странней большинства маленьких городков. Несмотря на ожидания, он производил доброжелательное впечатление, хотя объяснить это можно было и легендой его приезда. Его ведь предупреждали: писатели в этих местах приветствуются.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Местные не тратили время понапрасну: он терпеливо отвечал на обычные вопросы о фамилии — да, испанец по происхождению, но несколько поколений назад, имя его достаточно распространено в Америке, и да, он знает, что больше похож на ирландца, нежели на испанца, и эта особенность у него благодаря матери. И очень много вопросов касалось его работы.