Три гроба - Джон Карр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все-таки: что вы о них знаете?
– Оба среднего возраста, состоятельные. У обоих одинаковое пристрастие – тратить попусту время. И почему только они не возьмутся за что-нибудь серьезное?! – всплеснула она руками. – Петтис – лысый и привередливый. Я не хочу сказать, что у него характер старой девы. Мужчины называют его славным парнем. К тому же он умный. Потом… – Посмотрев на Менгена и широко усмехнувшись, она медленно, словно вспомнила о чем-то приятном, продолжила дальше: – Бернаби… Джером, конечно, кое-что сделал. Он довольно известный художник, а кроме того, довольно известен как криминолог. Высокого роста, простоватый, любит поговорить о преступлениях и похвастаться бывшими своими спортивными достижениями. Джером по-своему привлекателен, очень меня любит, а Бойд страшно ревнует.
– Мне он не нравится, – спокойно добавил Менген. – Если откровенно, то я ненавижу его, и мы оба об этом знаем. Но в конце концов в одном Розетта права. Ничего такого он никогда не сделает.
– Так какой у него физический недостаток? – спросил Хедли, оторвав глаза от блокнота.
– Он хромой. И скрыть это невозможно.
– Благодарю, – сказал Хедли, закрывая блокнот. – Пока что все… Я посоветовал бы вам пойти в больницу. У вас нет… э-э… вопросов, Фелл?
– Гм… Лишь один. – Доктор Фелл сделал шаг вперед, склонил набок голову, отмахнул, словно муху, шнурок от очков, и, пристально глядя на девушку, спросил: – Мисс Гримо, почему вы так уверены, что виновен именно мистер Дреймен?
ПУЛЯ
Ответа на свой вопрос доктор Фелл не получил. Не успел Ремпол понять, что случилось, как все было закончено. Имя Дреймена доктор Фелл произнес так небрежно, что Ремпол оставил его без внимания, а на Розетту даже не посмотрел. Ремпол так и не понял, почему живой, разговорчивый и жизнерадостный Менген, которого он хорошо знал, вдруг сделался таким жалким и, пятясь к двери, залепетал, словно шут. Шутом Менген никогда не был. Но теперь…
– Вы дьявол! – крикнула Розетта Гримо.
Ее крик подействовал на Ремпола, будто скрежет ножа по тарелке. Повернувшись, он увидел, что скулы па ее лице еще больше выдались, рот стал широким, глаза погасли. Она мгновенно подхватилась и, махнув полами норковой шубы, выбежала мимо доктора Фелла в зал. Вслед за нею, громыхнув дверью, помчался и Менген. Через минуту он возвратился. Вид у него был почти карикатурный: спина сгорблена, голова опущена, лоб покрылся морщинами, неспокойные темные глаза увеличивались. Вытянув руки вперед ладонями, будто пытаясь успокоить присутствующих, он сказал:
– Э-э… извините! – И снова прикрыл за собой дверь.
– Она – дочь своего отца, Хедли, – хрипло проговорил доктор Фелл и, закрыв глаза, медленно покачал головой. – Гм-гм… Это у нее от нервного напряжения. Теперь она словно порох в патроне, достаточно нажать на спусковой крючок – и… гм… Боюсь, что она просто болезненно подозрительна, но, возможно, считает, что имеет на то основания.
– Наконец, она иностранка. Однако дело не в этом, – неторопливо заметил Хедли. – Мне кажется, вы всегда попадаете в цель, как меткий стрелок, который разбивает сигарету, торчащую изо рта курильщика, не причиняя ему вреда. Кстати, что вы там говорили о Дреймене?
– Минутку, минутку! Какого вы мнения о Розетте, Хедли? А о Менгене? – Доктор Фелл обратился к Ремполу. – В моей голове все немного перепуталось. Из ваших слов у меня сложилось впечатление, что Менген – невозмутимый ирландец из той породы, которую я знаю и которая мне нравится.
– Он был таким, понимаете, – ответил Ремпол.
– Что касается того, какого я мнения о Розетте, – начал Хедли. – Хотя она владеет собой и хладнокровно анализировала жизнь своего отца, у нее, между прочим, дьявольски умная голова! Но, держу пари, в эту минуту она в слезах бежит в больницу, упрекая себя за то, что не всегда была с ним достаточно любезна. В ней сидит дьявол, Фелл. Ей нужен хозяин в полном смысле этого слова, Менген не станет им до тех пор, пока не вдолбит это ей в голову кулаками или не примет ее собственного совета, высказанного во время дискуссии в университете.
– С тех пор как вы стали старшим инспектором, – искоса глядя на Хедли, проговорил доктор Фелл, – у вас появилась какая-то вульгарная самоуверенность, и это меня печалит и удивляет. Неужели вы и в самом деле верите всей этой бессмыслице – будто убийца незаметно проник в дом и, затаившись, ждал, пока перестанет идти снег?
– Эта версия не хуже остальных, поскольку лучшей у нас нет, – широко улыбнулся Хедли. – К тому же свидетели тоже уверены, что мы так считаем. Наконец, я верю тому, что они рассказали. Кстати, нас интересует, есть ли следы от ног на крыше, так? Но к этому мы еще возвратимся. Так что вы там говорили о Дреймене?
– Начнем с того, что я вспомнил странное замечание мадам Дюмон. У нее как-то вырвалось, что она не понимает, зачем убийце было надевать раскрашенную маску, как это делает Дреймен в ноябрьскую карнавальную ночь. Я запомнил этот странный намек на чучело Гая Фокса и все удивлялся, что бы это значило. Со временем я совсем случайно, спрашивая у Менгена про Петтиса, употребил слова: «…одет, словно чучело Гая Фокса пятого ноября». Вы заметили тогда выражение ее лица, Хедли? Мое упоминание об одежде посетителя было для нее настолько же странным, насколько неприятным. Девушка промолчала. Она ненавидела того, о ком подумала в ту минуту. Кого?
– Припоминаю, – ответил Хедли, потирая лоб. – Видно было, что она кого-то подозревает или желает, чтоб его заподозрили. Вот почему я и спросил у нее об этом откровенно. Она, по сути, подвела меня к мысли, что убийца кто-то из жильцов дома. Правду говоря, на какое-то мгновение показалось, будто она намекает на свою мать.
– Намекала она меж тем на Дреймена. Вспомните: «Вы не разговаривали с Энни и с мистером Дрейменом тоже». – Доктор Фелл обошел вокруг столика с пишущей машинкой, Внимательно рассматривая стакан с молоком. – Мы должны увидеть Дреймена. Меня заинтересовал этот дармоед и старый приятель профессора Гримо, который принимает снотворные таблетки и пятого ноября надевает маску. Какие у него обязанности? Что он вообще делает в этом доме?
– Вы имеете в виду… шантаж?
– Нелепость, мой друг. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы школьный учитель кого-то шантажировал? Нет, нет! Учителя слишком чувствительны к тому, что о них подумают люди. Профессия учителя имеет свои недостатки, я это по себе знаю, но учитель никогда не займется шантажом. Наверное, Гримо взял его по собственной доброте, но… – Доктор Фелл замолчал.
В противоположном углу комнаты открылась и закрылась дверь, за которой была лестница на чердак. От порыва холодного воздуха плащ у доктора Фелла надулся. В комнате появился закутанный большим шерстяным шарфом, с посиневшими от холода губами, довольный Миллз. Откинув голову назад, как это делают шпагоглотатели, он выпил молоко из стакана, протянул руки к огню в камине и сказал:
– Через люк на крышу я наблюдал за вашим детективом, джентльмены. Он несколько раз сползал, но… Извините, у вас есть для меня какие-нибудь поручения? Мне очень хочется вам помочь, но боюсь, я забыл…
– Разбудите мистера Дреймена, если даже придется облить его холодной водой, – нетерпеливо сказал старший инспектор. – А если мистер Петтис еще тут, то скажите, что я хочу его видеть. Что там нашел сержант Бейтс?
Ответил сам сержант Бейтс. Вид у него был такой, словно он только что вылез из сугроба. Тяжело дыша, он потопал ногами, сбивая снег, отряхнул одежду и, шатаясь, подошел к камину.
– Сэр, – начал он, – я могу присягнуть, что на крыше нет даже птичьих следов. Там вообще нет никаких следов. Я обследовал каждый фут. Я привязывал веревку к каждой дымоходной трубе и проползал вдоль всего водосточного желоба. Никаких следов ни там, ни около труб. Если кто-то и вылезал на эту крышу сегодня вечером, то он должен был быть легче воздуха. А теперь я пойду вниз и осмотрю задний двор…
– Но все же… – вырвалось у Хедли.
– Хорошо, – одобрительно сказал доктор Фелл. – А мы лучше пойдем и посмотрим, что там делают детективы в комнате профессора Гримо. Если Престон…
Стремительно открыв дверь, появился, словно по вызову, сержант Престон. Он перевел взгляд с Бейтса на Хедли и, немного волнуясь, доложил:
– Я задержался. Надо было отодвинуть и поставить на место все книжные шкафы. Ничего! Никакого тайного хода. Дымоход прочный, без каких-либо секретов. Дымоход идет под углом и имеет лишь два-три дюйма в разрезе… Что-нибудь еще, сэр? Парни работу закончили.
– Отпечатки пальцев?
– Отпечатков много, но… Вы открывали окно, сэр? На стекле отпечатки ваших пальцев. Я их знаю, сэр.
– Вообще я стараюсь своих отпечатков не оставлять, – прервал его Хедли. – Что дальше?
– Других отпечатков на стекле нет. А рамы и подоконники покрыты лаком. На них остались бы не только отпечатки пальцев, но и перчаток. Если бы кто-то не хотел оставлять следов, ему пришлось бы разогнаться и, ни к чему не прикасаясь, нырнуть из окна вперед головой.