Личное дело майора Воскресенского - Екатерина Аверина

— Одногруппница должна была заскочить за конспектами. Вы там машину внизу не видели? — опять перескакиваю с «ты» на официальное «Вы». Помогает еще немного отгородиться от Зарецкого. — «Шестерку» белую?

Голос дрожит. Звучит не особо убедительно. Нет у меня других вариантов. Больше в голову ничего с перепугу не пришло.

— Не видел. Приведи себя в порядок, пожалуйста, — недовольно морщится. А вот Максу понравилось бы! — Поговорим и я поеду отсыпаться.

Послушно иду к себе. Сестра недовольно-язвительно на меня пялится. Сейчас бы сорвать с коробок со свадебным нарядом все ленты, обмотать ими Зарецкого, на горлышке бантик потуже завязать и подарить это «счастье» Дане. Во мне все сильнее разгорается пламя бунтарства и обостряется чувство справедливости.

Поверх топа и шорт накидываю короткий махровый халат, всовываю ноги в тапочки и бреду на кухню.

— Юна, — устало вздыхает мой свернутый на всем идеальном жених. — Я же просил привести себя в надлежащий вид.

— А что, если я в халате, со мной нельзя поговорить? — недовольно складываю на груди руки. — У меня от неправильной одежды слова не оттуда начнут появляться?

— Юна! — это папа. А Влад ржет.

Он сидит и угорает надо мной. Ну хоть какой-то прогресс. Он, оказывается, умеет смеяться.

— Сядь, — Зарецкий машет мне на табуретку. — Я консультировался с хорошим психологом, — мне вдруг становиться не по себе. — Так вышло, что до свадьбы у тебя не будет нормальной возможности ко мне привыкнуть, как я изначально планировал. Мне придется снова уехать. Даю тебе день, чтобы собрать самые необходимые вещи. Завтра вечером я пришлю за тобой машину. Ты переезжаешь в мой дом.

— Что? Зачем? — теряюсь от таких новостей.

— Там мои вещи, мой запах. Да и обстановка в целом пропитана хорошим вкусом, красотой и эстетикой. Туда же будут приходить педагоги, о которых мы с тобой говорили. Согласуем расписание так, чтобы это не мешало твоей основной учебе.

— У меня еще танцы, — напоминаю ему.

— Танцы… танцы… — стучит он пальцами по столешнице. — До свадьбы переживешь без них. А потом, — довольно улыбается. — Тебе будет не до них. Но если все же не перегоришь, я найду для тебя отличного «бальника».

— Но мне не нужен. У меня команда! И танцы другие. И там педагог отличный.

— Я все сказал, — отмахивается от меня. — Иди к себе, мне еще с отцом твоим переговорить надо. И, Юна, — добивает в спину. — Не тащи ко мне все свое барахло. Сожгу! Только самое необходимое. Поняла?

Молча ухожу. Громыхаю дверью нашей с сестрой спальни. Он решил все у меня забрать? Даже танцы?! Ему же понравилось, как я двигаюсь! Это мое! Моя жизнь! А он вот так играючи решил, что мне она больше не подходит.

Хлюпая носом, меряю шагами комнату. Дана ворчит, что я не даю ей спать. Да как можно спать, когда такое происходит?!

В прихожей хлопает дверь. Выскакиваю из комнаты на кухню. Смотрю в окно. Жду, когда отъедет его крутая тачка, а потом еще жду, чтобы все уснули.

Тишина.

Первый порыв — сбежать. Но куда? Охрана Зарецкого найдет меня за пару часов. И во что выльется этот поступок для Даны и отца, я не представляю. Влад совершенно непредсказуем.

Достаю мобильный. Долго пялюсь на фотки Макса, перетягивая их пальцем туда-сюда. В телефонной книге быстро нахожу его номер, пишу сообщение:

«Влад забирает меня. А еще он забирает у меня танцы», — плачущий смайл в конце.

Прочитано. В ответ тишина.

Ты тоже решил меня бросить?

Сворачиваюсь под одеялом обиженным, уязвимым комочком и тихонечко плачу, пока могу, а то вдруг и это мне скоро запретят.

Глава 16

Юна

— Вставай, — трясёт меня за плечо Дана. — Юна! В универ опоздаешь.

— Я не поеду сегодня, — хрипло ответив, отворачиваюсь к стене. — Просто не трогай меня.

Сестра отваливает. Утыкаюсь взглядом в обои. Ничего не хочу. У меня апатия, депрессия и все эти модные диагнозы вместе взятые. Какое право Зарецкий имеет забирать у меня то, что дал не он?

Мама...

Тихо поднимаюсь с кровати. Умываюсь. Надеваю чёрные облегающие брючки, первую попавшуюся футболку. Белую. В коридоре нахожу свои кроссовки, брошенный рюкзак. Снимаю с вешалки куртку.

Отца уже нет. Это хорошо, не будет лишних расспросов. Не сказав сестре ни слова, тихо закрываю за собой входную дверь. Сбегаю по лестнице на улицу, жадно глотая звенящий утренний воздух.

На автобусной остановке нетерпеливо переступаю с ноги на ногу. Холодный ветер треплет распущенные волосы. Они больно хлещут кончиками по щекам.

Автобус битком. Я маленькая. Втискиваюсь между двумя парнями. Они, скорее всего, с автодорожного. На этом маршруте других учебных заведений нет.

Зачем я вообще об этом думаю? Чтобы занять голову и не начать рыдать прямо здесь.

Долгими, тягучими пробками доезжаю до конечной. Ещё немного пешком, и я на месте.

Как всегда, у больших распахнутых ворот женщины разного возраста продают искусственные цветы ядовитых оттенков, венки с чёрными лентами. Мне не нужны такие. Я взглядом ищу одну. Ту, что торгует сезонными живыми цветами.

— Сколько вот этот? — показываю пальцем на один.

— Семьсот, — заявляет она.

— Сколько?! — у меня аж рот приоткрывается от возмущения.

Нет, я все понимаю. Будний день. Холодно. Кушать хочется. Но семьсот рублей за цветы на кладбище?! Вы серьезно?

Ищу в рюкзаке кошелёк. У меня осталось пятьсот и мелочи рублей пятьдесят. Все.

— Вот этот возьми. За триста пятьдесят отдам, — протягивает мне разноцветные астры, стянутые простой чёрной ниткой по стеблю. Обдирает с них подвявшие листья. Мне становится стыдно. Впервые,