Литературная Газета 6562 ( № 31 2016) - Литературная Газета

Начало этого рассказа сбивает с толку своей дидактичностью и покровительственной интонацией. На первый взгляд кажется, что автор сообщает нам простые и очевидные вещи, правдивость которых может быть подкреплена для каждого отдельного читателя только личным жизненным опытом. Вводный пассаж сродни родительскому наставлению, с которым дети послушно соглашаются, а потом все равно поступают по-своему. Однако остальные рассказы сборника быстро развеивают это недоумение, а дидактика поэтически преображается богатым жизненным опытом автора.

Главная привлекательность сборника – в персонажах. Герои Барщевского, будь то юрист, предприниматель, врач или покоряющая Москву провинциалка, – крепко стоящие на ногах люди, твёрдо смотрящие на мир и знающие цену себе и окружающим. Самый крупный текст сборника – повесть «Князи в грязи» – открывает перед читателем панораму по-своему сильных характеров. И бизнесмен Андрей, и его молодая любовница Маша, и адвокат Иннокентий, и дочь Андрея Оля – каждый из них не всегда принимает правильные и верные решения, но никогда не теряет ясность жизненных ориентиров и целей. Такие характеры могут показаться лишёнными литературной убедительности, но они, безусловно, притягательны для читателя.

В рассказах «Не судьба», «Его девочки» и в особенности «Один мужчина и две женщины» автор рассуждает о природе любви: не о преходящих и быстротечных страсти и физическом влечении, но о привязанности, основанной на «совместно нажитом капитале» – общих воспоминаниях. Просто и по-сердечному эту истину высказывает Анна Васильевна из рассказа «Один мужчина и две женщины», в котором она говорит любовнице мужа: «Любовь – это то, что формируется годами. <…> К определённому возрасту человеку необходимо не менее, чем дышать, вспоминать. Но не в одиночку, а вместе с теми, с кем их связывают давние события» .

Поэтическим остроумием и изобретательностью выделяется рассказ «Палата № 2», обитатели которой – два пациента раковой больницы – «разыгрывают» перед читателем фаустианскую драму. Набожный и безденежный Андрей преподносит своему соседу Павлу, в прошлом успешному бизнесмену, познавшему вкус больших денег, успех и страсть многих женщин, урок христианской морали. В финале герои меняются местами: Андрей оборачивается Мефистофелем, искушающим Павла-Фауста. Рассказ «Васаби» прочитывается не столько как литературный вымысел, сколько как анекдот из профессиональной жизни автора. И хотя он уверяет нас, что сборник неавтобиографичен, что все персонажи вымышлены, что это «не моя жизнь», тем не менее читателя не покидает ощущение, что перед ним образец мемуарной прозы – столь тонка в нём грань между фигурой автора и его литературными alter ego.

После прочтения книги складывается впечатление, что её создатель руководствовался не литературными целями – рассказать аудитории вымышленные и увлекательные истории, но стремился поделиться накопленным житейским опытом. Этот опыт относителен и не является универсальным, применимым к жизни каждого из читателей, но от этого он, безусловно, не теряет своей ценности.

Артём ЗУБОВ

В ожидании правды

В ожидании правды

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Мягков Андрей

Теги: Джон Масквелл Кутзее , Сцены из провинциальной жизни

Джон Масквелл Кутзее. Сцены из провинциальной жизни. – М.: Издательство «Э», 2015. – 540 с. – 3000 экз.

Джона Кутзее вряд ли нужно представлять – два «Букера», один «Нобель» и практически нулевая вероятность, что вы о нём не слышали. А для тех, кто не слышал: он собственную биографию написал. Книга лауреата больших и малых премий составлена из трёх относительно компактных произведений – «Детство», «Юность» и «Летнее время», – написанных с порядочным разбросом по времени, но объединённых самим автором с помощью подзаголовка «Сцены из провинциальной жизни». В итоге трёхчастное жизнеописание действительно собирается в цельный роман. Ранее на русский язык переводилась лишь «Юность», и нынешнее издание – единственный шанс озна­комиться с исповедальной частью творчества Кутзее во всём её автобиографическом великолепии.

Сам Кутзее много размышлял о жанре – говорил о «правде вымысла», о принципиальной невозможности создания по-настоящему объективной автобиографии. О том же он пишет и в «Сценах»: «Это великолепное первое воспоминание <…> Но правда ли это?» И тут же добавляет: «Есть ещё одно первое воспоминание, такое, которому он больше доверяет» . Позднее окажется, что «первых воспоминаний» и вовсе три – память не только избирательна, но и та ещё фантазерка, так что полагаться на её честность категорически нельзя. Остаётся лишь «желание писателя высказать правду» и невольная убеждённость читателя, что книга, с которой он столкнулся, «зиждется на некоем стандарте правдивости». Вот и всё, чем «личное» повествование отличается от «романного».

Так что перед нами в полном смысле этого слова художественная автобиография, на обычную не похожая совсем. Перспектива от третьего лица, повествование в настоящем времени, ощутимый разлад между взглядом ребёнка, который впускает нас в свой мир, и «взрослым», подчас ироничным авторским языком, которым этот мир написан. События перетекают из одного в другое, зачастую подчиняясь не хронологии, но эмоциональной инерции, а заключительная часть романа и вовсе оказывается фрагментами записных книжек вперемешку с (настоящими?) интервью. Стоит ли упоминать, что никаких предисловий и послесловий, задающих вектор, не предполагается: пропустивший аннотацию читатель может не догадываться, чью жизнь листает, вплоть до середины «Детства», когда Джона таки назовут Джоном…

Тут велик соблазн назвать происходящее обыкновенной художественной литературой, использующей биографию как расходный материал, но тогда затеянная Кутзее игра – сам он называет «Сцены» именно автобиографией – потеряет всякий смысл. Человек, детство проведший в Южной Африке, юность – в Лондоне, а всю последующую жизнь – на литературном олимпе, с неизбывным спокойствием рассказывает о тихих улыбках и не слишком громких слезах. Это по нотам сыгранное спокойствие – та самая «правда вымысла», и нет никаких причин сомневаться, что слёзы настоящие.

Порожний состав

Порожний состав

Книжный ряд / Библиосфера / Литпрозектор

Шатурин Сергей

Теги: Александр Снегирёв , Я намерен хорошо провести этот вечер.

Александр Снегирёв. Я намерен хорошо провести этот вечер. М.: Издательство «Э», 2016. – 288 с. – (Александр Снегирёв: Проза о любви и боли). – 6000 экз.

В своё время мне довелось получить роман этого молодого прозаика «Нефтяная Венера». Книга была сразу прочитана и, хотя большинство перипетий стёрлось из памяти, произвела позитивное впечатление ясным языком, внятным сюжетом, трагической судьбой больного мальчика Вани. Хотел тогда написать об этом, да не сложилось.

Потом имя писателя регулярно встречалось в периодике – как правило, в связи с разнообразными престижными премиями, которые то ли присуждались, то ли почти присуждались А. Снегирёву. Проза его не попадалась. И вот, так сказать, вторая встреча. Интересно было посмотреть на творческую эволюцию перспективного автора, понять траекторию его художественного взросления.

К сожалению, прочтение сборника его рассказов и прозаических миниатюр вызвало скорее разочарование, чем удовлетворение. Особого продвижения вперёд по пути мастерства и значимости задач ощутить не удалось. Нет, своих достоинств Снегирёв не растерял: всё так же чётко и грамотно строится дискурс, находятся нужные детали, экономно расходуются художественные средства.

Но выборка малой прозы, представленная здесь, самым прискорбным образом провисает или проседает по части содержания и материала рассказов. Главный вывод, к которому приходишь в процессе чтения, – писателю остро недостаёт информационных и эмоциональных поводов для сочинительства.

В ситуации фактографического вакуума он, как за соломинку, хватается за малейшие детали или подробности собственного существования, пытаясь нарастить их до необходимого масштаба, но это плохо получается: всё выходит как-то ходульно, незначительные события жизни не приобретают типических свойств, малоинтересные персонажи, поставленные на котурны, выглядят как карлики, пыжащиеся предстать полноценными людьми.

Уже в первом тексте «Выборы», написанном, как и многие другие, от первого лица, обрисовано бдение героя, который зарабатывает на жизнь в роли наблюдателя на избирательном участке. Ход событий предельно примитивен и скучен, а финал огорчительно ничтожен: «Опыт, который я приобрёл, и полученные впечатления обогатили мой внутренний мир, а растворимого кофе и печений «Юбилейное» я поглотил на одну-две жизни вперёд» . Бездной впечатлений обогатился тут и читатель.