Амнезия - Светлана Чехонадская

Ей показалось, что в осиннике кто-то стоит. Марина прищурилась, вглядываясь.

Действительно: там, где начинались деревья, темнело двухголовое пятно.

Ей было видно сквозь стекло, что за кустами неподвижно стоят два человека, они тесно прижались друг к другу, они обнимаются.

Марина вдруг почувствовала странное волнение, голова сильно закружилась, она автоматически схватилась за ручку двери – дверь открылась.

Охранник и водитель, матерясь, толкали упавший ствол.

Марина вышла из машины и двинулась к обочине дороги.

Охранник повернул голову, хотел что-то сказать, но водитель произнес вполголоса: «В туалет хочет, наверное». Она услышала его слова сквозь гудение в собственной голове. Эти обычные слова больно прошили ее изнутри и вышли наружу.

Но внутри остался какой-то шепот. Теперь он пузырился совсем другими словами, она не могла разобрать, какими, она только как-то понимала, что неразгаданные фразы, теснящиеся в голове, имеют отношение к обнимающимся людям. И даже неразгаданные, они ужасны.

Марину сильно тошнило, она успела подумать, что вышла очень вовремя – ее сейчас вырвет. Она наклонилась над канавой, схватившись за какой-то стебель. Он немедленно порезал ей ладонь.

Марина поднесла руку к глазам. Почему-то вид собственной крови привел ее в себя. Она вытерла ладонь о джинсы. Ей было очень страшно смотреть вперед – туда, где стояла парочка.

Но она подняла глаза.

Отсюда стало видно, что она ошиблась. Это были не влюбленные, а всего лишь несколько мертвых стволов. Без листьев, совсем трухлявые, они не смогли упасть, как тот, что перегородил дорогу, – их держали живые соседи. Издалека они действительно напоминали двух обнимающихся людей.

– Поехали, Марина Михайловна! – крикнул водитель.

– Как вы? – тревожно спросил охранник, подходя к ней вплотную. – Порезались? Это же болотная трава, она знаете какая острая! Сейчас обработаем зеленкой, в машине есть аптечка.

– Все нормально. – Марина оперлась на его руку, и они вернулись на дорогу.

Когда выехали из парка, она стала периодически закрывать глаза. Она понимала, что если уж однородный зеленый цвет Лосиного острова произвел на нее такое впечатление, то от вечерней Москвы можно потерять сознание.

Сумерки густели, зажигалась реклама.

Окна машины были плотно закрыты, тихо играла музыка. Но город проникал все равно.

Марина то закрывала, то открывала глаза.

… Сияющие на полнеба буквы казино – и темнота.

… В соседней машине блондинка разговаривает по мобильному – и темнота.

… Огромный дом, похожий на сталинскую высотку, но еще не достроенный – и темнота…

Игра была забавная, и Марина немного успокоилась.

«Что это? – размышляла она. – Это и есть возвращение памяти? Если это будет так, я сойду с ума. Мне показалось, я вижу целующуюся пару на фоне леса – ну и что? Почему моя голова чуть не лопнула? Так и должны возвращаться воспоминания или это страшное воспоминание? Но разве может быть страшным воспоминание о двух целующихся людях? В крайнем случае оно может быть грустным. Я уже вспоминала какую-то больницу с ободранными коридорами, но тогда моя голова не гудела… Чтобы не умереть от разрыва сердца, надо вначале узнать, что я должна вспомнить, и только потом вспомнить».

… Две горящие вишенки, над ними целый каскад света – и темнота.

… В витрине голые манекены, они обвиты лентами, на которых написано «распродажа» – и темнота…

– Приехали! – сказал водитель.

– Я здесь жила? – спросила Марина, оглядываясь.

Дом из желтого кирпича, во всех окнах одинаковые коричневые стеклопакеты, будка охраны, за стеклянной дверью – холл, отделанный мрамором и уставленный фикусами.

– Нет, не жили, – охранник стоял у багажника, доставал сумки с продуктами. – Это совсем новый дом. Его начали строить три года назад. Тогда же ваш отец внес деньги за квартиру.

– Зачем? Он ведь жил за городом.

– Для вас. А когда здесь заканчивался ремонт… Ну, в общем, Михаил Александрович умер. Мебель уже закупали без него.

– Значит, эта мебель ничего о нем не скажет, – почти шепотом произнесла она.

Квартира была двухкомнатная, просторная. Пока охранник раскладывал продукты, Марина ходила по комнатам, трогала новые вещи. Потом вышла на балкон, постояла, глядя на огни. Сейчас ей было хорошо – как-то необычайно легко. Давно она не чувствовала такой легкости.

– Через час придет женщина. Помощница по хозяйству.

– Зачем? Не надо.

– Как не надо? – Охранник покачал головой. – Она будет готовить.

– Пусть завтра приходит. Оставьте мне ее телефон, я сама вызову. Я хочу остаться одна.

– А разве вы помните, как готовить?

– Даже если не помню, я выведу рецепт варки яиц логическим путем, – немного раздраженно сказала Марина. – Вы их много купили?

– Три десятка.

– Этого хватит, чтобы определить, сколько времени нужно варить яйцо.

– А вы правда это забыли?

– Две минуты после того, как закипит. Правильно?

– Чтобы всмятку – да… А что, так бывает: про яйца помните, а про себя – нет?

– Значит, бывает.

– А это можно как-то определить, ну… по анализам?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вот вы говорите, что это помните, а то не помните. А как проверить?

– Что проверить? Говорю ли я правду?

– Ну да.

– Никак этого не проверишь. – Она внимательно посмотрела на него. «Дурак? Или прикидывается?» – А что, я могу врать, что ли?

– Да нет, я просто спросил. – Охранник совсем смутился. – Удивляюсь просто, что в этой области никто ничего не знает. Наука бессильна, получается… Мне в холле лечь? Я купил надувную кровать.

– А вы собираетесь остаться здесь?

– Конечно.

– Нет, – твердо сказала она. – Вы здесь не останетесь.

– Без охраны нельзя.

– Глупости. Я здесь останусь одна. Это даже не обсуждается.

– Марина Михайловна, вы, наверное, не понимаете…

– Я все понимаю. Пять лет назад на меня совершили покушение. Два года назад, возможно, убили моего отца. История закончена. Его бизнес больше не существует. Кто-то своего добился, его можно поздравить. Надеюсь, у него были веские причины ненавидеть нас. А я уже не в этом кругу, я из него вышла… Уходите, я устала.

– Вы не все знаете, Марина Михайловна. История не закончена. Вам пока не хотели рассказывать, но раз уж вы считаете, что опасность больше не угрожает… Короче, пришла информация от испанской полиции. На вилле вашей матери найден труп женщины. Она умерла около месяца назад от укола героина…

– Кто она? – У Марины вдруг пересохло в горле. Она присела на подлокотник кресла, приложила руку к виску. – Почему мне об этом не сказали сразу?

– Полиция нашла труп только недавно, и нельзя было с ходу определить, кто эта женщина. Провели экспертизу по зубам. Оказалось, это ваша мать, она уже несколько лет наблюдалась у местного стоматолога. Да, это точно она. В принципе, ваша мать могла сама не рассчитать дозу, но там обнаружили еще кое-что. Последняя газета, которая была в доме, датирована двадцать восьмым апреля. Еще был заказан обед из соседнего ресторана. Тоже двадцать восьмого. Двадцать седьмого апреля ей последний раз доставили молочные продукты – на них стояли печати с датой выпуска. А вот тридцатого привезли питьевую воду, но она не открыла, и ее телефон не отвечал. Это странно, так как в доме уже не было воды, а ту, что течет из-под крана, местные жители не пьют. В общем, скорее всего, ваша мать умерла двадцать восьмого или двадцать девятого апреля. Двадцать восьмого вечером у нее были гости. Этому есть свидетели. Гости были из России – они разговаривали по-русски. Сейчас проверяются рейсы за те дни. В общем, это могло быть подстроено.

– А что, у нее редко бывали гости?

– Русские вообще не бывали. Никто. Ее второй муж давно живет в США. Он не выезжал оттуда последние семь месяцев, это абсолютно точно. Ваша мать общалась только с испанцами – работниками сферы услуг, так скажем. Шприц от героина лежал в комнате рядом с трупом. На нем есть отпечаток ее пальца, но это не тот палец, вот что интересно.

– Как это не тот?

– Это палец той руки, в которую был сделан укол. Вы можете себе представить, как это осуществить? Проще укусить локоть. Других отпечатков на шприце нет, зато есть следы особой пыли, которую оставляют резиновые изделия, например, одноразовые перчатки. Короче, они склоняются к тому, что вашей матери был сделан укол. И этот человек был в перчатках. Он же потом оставил ее отпечаток на шприце, но перепутал руку.

– Подождите, – сказала Марина. – Она не сопротивлялась?

– Нет. В доме нашли еще кокаин, так что в момент укола она могла быть под кайфом. Но даже под кайфом она вряд ли позволила бы чужому человеку тыкать себе шприцем в вену. Тем более что вены у нее были неплохие – можно сказать, что она пока не увлекалась героином настолько, чтобы забыть обо всем ради дозы.