Первое дело Матильды - Оливер Шлик

– Шай! – ревёт он. – Не сомневался, что вы здесь когда-нибудь объявитесь, чтобы ставить моим расследованиям палки в колёса.

Рори разворачивается к нему лицом и, побледнев, лепечет:

– Это не входит в мои намерения… Я ни в коем случае не хотел… Я думал, что мы могли бы, вероятно, поддержать друг друга в расследовании и…

– Вам, Шай, тут расследовать нечего, – облаивает его комиссар. – Я и без вас прекрасно справлюсь. Мне не нужны ни вы, ни ваш выводящий из себя лепет. – Ткнув пальцем в нас с Доктором Херкенратом, он бурчит: – А этот детский сад что здесь делает? И этот переносчик блох?

Возможно, Доктор Херкенрат понял, как его только что назвали, или у него просто хорошее чутьё. В любом случае он делает нечто совершенно необычное. Он глухо рычит.

– Мы здесь по личному желанию Шарлотты Шпрудель, – бурно дыша, говорит Рори и багровеет. Трудно сказать – от гнева или от смущения.

Комиссар Фалько противно ухмыляется:

– Так-так. По личному желанию Шарлотты Шпрудель. Если хотите знать, Шай, эта дама – моя главная подозреваемая. И не без оснований. У меня есть улики.

– Так же, как в тот раз? – говорит Рори, выпрямляясь, и выглядит на секунду ни капли не стеснительным. – Когда вы в деле поющего смотрителя маяка чуть не упрятали за решётку невинного человека? Пока я не сумел доказать, что ваши так называемые улики – вовсе не улики.

Комиссар корчит такую гримасу, будто с удовольствием отвесил бы Рори хорошего тумака.

– К сожалению, я не могу препятствовать вашему нахождению здесь, – шипит он сквозь зубы. – Но дело это простое как дважды два. Шарлотта Шпрудель пыталась обмануть страховую компанию. Если хотите доброго совета: не позорьтесь. Идите домой, Шай. – С презрением во взгляде он отворачивается, энергично терзая зубами жвачку, и, набросившись (неизвестно зачем) на какого-то полицейского в форме, буквально смешивает его с грязью.

– Как я уже говорил, – шепчет Рори, когда мы поднимаемся по скрипящим ступеням, – комиссар Фалько немного…

– Скажем прямо, – перебиваю я, – он просто зверюга!

Дворецкий направляется к двустворчатой двери в конце коридора, и она внезапно открывается. В коридор выходит пожилой здоровяк с седыми волосами и, обернувшись, кричит кому-то в комнате:

– Не волнуйся, Шарлотта. У них нет никаких фактов. – Закрыв за собой дверь, он замечает Рори и обрадованно говорит: – А, застенчивый сыщик! Шарлотта сказала мне, что вы придёте. В реальности вы ещё стройнее, чем по телевизору, – он протягивает Рори руку. – Я Геральд Шедель, адвокат семьи Шпрудель. С вами, мой мальчик, мы вытащим Шарлотту из этой ужасной ситуации. Нам нужно только… – Его прерывает телефонный звонок. Вытащив из кармана смартфон, он отвечает: – А, госпожа начальник полиции. Как хорошо, что вы наконец перезвонили мне. Ваши сотрудники ведут себя возмутительно, и я собираюсь подать официальную жалобу… – Он слушает, и на лице у него появляется довольная ухмылка. – Да, я тоже считаю, что прояснить всё в личной беседе хорошая идея. Через полчаса я у вас. – Закончив разговор, Геральд Шедель обращается к Рори: – Ну, вы всё слышали. Я должен идти. Увидимся позже, мой мальчик. Тогда и подумаем, что делать дальше, – и адвокат, приятельски похлопав Рори по плечу, удаляется.

Оса-дворецкий, постучав в дверь, открывает её и гнусавым голосом оповещает:

– Пришёл Рори Шай, госпожа Шпрудель. С сотрудницей. И кокер-спаниелем.

– Спасибо, Торвальд, – благодарит тихий нежный голос, после чего дворецкий с едва заметным поклоном деликатно устраняется.

Я ожидала увидеть обстановку, какую обычно представляешь себе, когда речь идёт о домах миллиардеров: всё забито бесценным антиквариатом или мебелью от модных дизайнеров, безумно дорогими коврами, и всё такое изысканное, что и дышать-то страшно. Но я ошиблась. Комната хоть и размером с зал и с высоченными потолками, но в остальном здесь ничто не говорит о миллиардном наследстве: помещение представляет собой классную смесь ателье художника, спальни, лавки старьёвщика, цирковой арены и хаотичной гостиной с разношёрстной мебелью. На улице так мрачно, что, несмотря на высокие окна, дневного света в комнате недостаточно. Спасают положение мерцающие, капающие воском свечи, воткнутые в расставленные по всей комнате пустые бутылки. В одном углу располагается высокий, окрашенный в разные цвета подиум, на котором лежит широкий матрас. Вокруг этого спального места громоздятся стопки книг. Рядом передвижная стойка для одежды с наброшенными на неё пальто и куртками. Посреди комнаты стоит батут, а перед ним на полу – одноколёсный велосипед. Мой взгляд блуждает по мольбертам, бесчисленным тюбикам с масляной краской и украшающим стены картинам, написанным самой хозяйкой. У всех один сюжет: белые кролики на фоне пестрейшего взрыва красок.

Заметно, что комнату обыскивала полиция: ящики лимонно-жёлтого комода полностью выдвинуты, на полу перед ним валяется одежда. На книжном стеллаже нет ни одной книги – все они раскиданы по полу. Слева от нас стоит низенький стол, перед ним разложены подушки-пуфы, за ними крошечный диван, обивка которого напоминает взрыв красок на картинах. А на этом диванчике, робко глядя на нас, сидит Шарлотта Шпрудель.

Её внешний вид так же мало наводит на мысль о миллиардном состоянии, как и вся комната. Шарлотта Шпрудель примерно ровесница Рори, у неё вьющиеся тёмные волосы, карие глаза, и в одежде она предпочитает небрежный стиль: замшевые сапоги до колен с длинной бахромой она комбинирует с дырявыми чёрными джинсами, бесформенным свитшотом (с принтом «белый кролик»), правое запястье обвито цветными ленточками.

Наследница миллиардного состояния поднимается с диванчика, чтобы поздороваться с нами. Манерой двигаться она напоминает мне косулю, которая опасливо выбирается из зарослей на лесную просеку. А когда она приветливо улыбнулась Доктору Херкенрату, я тут же проникаюсь к ней симпатией.

То, что за этим следует, можно отнести к жанру «фарс для застенчивых»: Рори с Шарлоттой несмело приближаются друг к другу.

– Спасибо, что ты… что ты пришёл, Рори, – почти беззвучно выдыхает она.

– А как… э-э-эм… как же иначе, Шарлотта!

В течение нескольких секунд они молча стоят друг против друга, не в состоянии решить, что делать – протянуть руку или дружески обняться. Наконец оба одновременно пытаются сделать и то, и другое – и с размаху сталкиваются головами.

– О, про… прости меня, – удручённо говорит Рори.

– Нет-нет, я сама виновата, – потирая лоб, шепчет Шарлотта и еле слышно выдыхает: – Я часто думала о том, чтобы позвонить тебе, Рори. Не как детективу, а… просто. Но мне казалось, что это, наверное…

– Я… э-э-эм… тоже давно хотел с тобой созвониться, – робко откликается Рори. – Но опасался, что ты посчитаешь это… неуместным.

Оба, глядя в пол, снова замолкают.

Этому разговору срочно требуется